Редаманс (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 47

— Только некоторых, — отвечает он.

Я моргаю.

Только некоторых.

— Только некоторых, — повторяю я.

Как будто я попросила его подсчитать количество картофельных чипсов, которые он съел из пакета, а не конкретное количество человеческих жизней.

Его взгляд становится острым, как нож.

— Я должен был оставить их в живых? Зная, что они видели тебя? Касались тебя?

Собственничество, грубое и нефильтрованное, светится в его глазах - и я игнорирую мгновенный приступ жара в моем животе.

Нет, это не заводит.

Это полный пиздец.

Это безумие.

Это...

Я делаю шаг назад. Провожу пальцами по волосам.

И я делаю пару глубоких вдохов, пока не убеждаюсь, что лучше справляюсь со своим самообладанием, прежде чем задать следующий вопрос.

— Правда или ложь? В течение последних нескольких недель, и явно дольше, все наши встречи были ложью. Каждое твое безобидное оправдание по поводу переезда в Нью-Йорк по работе, все случаи, когда ты просто «случайно» оказывался в тех же местах, что и я, - все это было уловкой, призванной заманить меня, чтобы я ослабила бдительность.

Я думаю, это правда.

— Ложь, — говорит он. — Да, я солгал, но это было не только для того, чтобы заманить тебя. — Выражение его лица смягчается от искренности. — Те моменты связи, уязвимости, которые у нас были друг с другом, - это не я придумал.

Выражение моего лица разглаживается.

— Ну, от этого я чувствую себя намного лучше, — саркастически протягиваю я. — Я собираюсь по-настоящему дорожить всеми теми «моментами связи», которые, казалось, произошли прямо перед тем, как ты украл или подбросил улики, чтобы обвинить меня в убийстве. Мне будет о чем подумать, пока я буду в тюрьме.

Адриан закатывает глаза.

— Ну, теперь ты просто драматизируешь.

У меня отвисает челюсть.

— Я же...

— Очевидно, — вставляет он. — Я не собираюсь на самом деле отправлять тебя в тюрьму.

Замешательство вспыхивает раньше, чем приходит какое-либо облегчение, и мои брови взлетают к линии роста волос.

— Что ты имеешь в виду, очевидно? — Я делаю еще шаг назад, скрестив руки на груди. — Разве это не финал? — Я наклоняю подбородок в сторону стальных прутьев. — Своего рода последнее наказание за то, что я бросила тебя столько лет назад? Ты ждешь целое десятилетие, чтобы заставить меня думать, что ты двигаешься дальше - только для того, чтобы ворваться в последний момент и забрать все это? — Я расхаживаю по камере.

— Нет. — Он не двигается с места, но его взгляд следит за моими движениями. — Вовсе нет. Я подставлял тебя не для того, чтобы наказать за то, что ты бросила меня. — Пауза. — Это было к лучшему, что ты сделала. Вот почему я вообще тебя отпустил.

Это останавливает меня на полпути.

— Что?

— Не пойми меня неправильно, — продолжает он. — Мое сердце было разбито, когда ты ни с того ни с сего ушла. Я бы никогда…— Он делает паузу, его лицо дергается, как будто он попробовал что-то горькое. — Я не знал, что могу испытывать такие чувства.

— Какие?

Его глаза находят мои.

— Чувство одиночества и покинутости.

Что-то шевелится у меня в груди, и я переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно.

— Знаешь, я же не пряталась. Я была в одном и том же месте все эти годы.

— Поверь мне, — он улыбается, но в его улыбке есть нотка цинизма. — Меня удерживало от этого не отсутствие желания.

Я ничего не могу с собой поделать - мое предательское сердце сжимается.

Если не желание, то...?

К сожалению, его ответ удручающе расплывчат.

— Были ... другие факторы. А именно, моя семья, которая наверняка использовала бы такую уязвимость, как ты, против меня, — говорит он мне. — Просто незаконченные дела, от которых я думал, что смогу избавиться до того, как верну тебя в свою жизнь, но из этого ничего не вышло. — Следует вспышка разочарования, но затем оно трансформируется во что-то более легкое. Мягче. — Но я устал ждать.

Мой мозг цепляется только за последнюю часть этого предложения - дом.

Я настороженно смотрю на него.

— А где дом?

— Со мной, конечно, — отвечает он, как будто это очевидный вывод.

— С тобой… в твоей квартире в Верхнем Ист-Сайде?

— Пока, — кивает он. — Но мы можем жить где угодно. Мы могли бы снять особняк в Бруклине. Или где-нибудь на Парк-авеню. Или в Челси, где ты сможешь быть поближе к художественным галереям. Или где-нибудь за городом - решать тебе, любовь моя.

Я бросаю на него скептический взгляд.

— Ты это несерьезно.

— Я очень серьезен. — Он подходит ко мне, сложив руки перед собой, и выражение его лица все еще необычно теплое при резком освещении.

Я фыркаю.

— Что? Вот так просто? Я ухожу отсюда с тобой, и мы...налаживаем нашу совместную жизнь, как будто ничего этого никогда не было?

— Такой и должна быть наша жизнь, — бормочет он, протягивая руку, чтобы обхватить мое лицо. — Ты понимаешь, как тяжело было последние десять лет? Знать, что ты где-то там, существуешь, но не со мной? Не иметь контроля? Знать только то, что существует снаружи и на бумаге - и ничего больше? — Он смотрит на меня сверху вниз, выражение его лица искажено тревогой. — Вот почему я так усердно посвятил себя учебе и карьере. Я боялся, что совершу что-нибудь отчаянное, если буду предоставлен самому себе.

Он не уточняет, кто пострадает от этого решительного поступка - я, мир или, может быть, он сам, - но мое сердце все равно замирает.

— Я больше никогда не хочу расставаться с тобой. — Его большой палец касается моей щеки. — Пойдем со мной домой.

Я наклоняюсь навстречу его прикосновениям, наслаждаясь приятным теплом, которое разливается по мне. Его большой палец продолжает водить кругами по моей щеке, и я знаю, что могла бы оставаться такой вечно, но…

— Нет.

Его рука замирает.

Мои глаза встречаются с его.

— Я не поеду с тобой домой.

Выражение его лица не меняется, но его пальцы слегка сжимаются на моей челюсти.

— Тебе больше некуда идти. Твоя соседка по комнате и ее парень думают, что ты убийца.

Я слабо улыбаюсь.

— Ну, мне не нужно никуда идти.

Его глаза сужаются, а затем слегка расширяются от осознания.

— Ты бы предпочла остаться здесь? В этой кишащей бактериями камере на всю ночь, чем пойти ко мне домой?

Я невозмутимо моргаю, глядя на него.

— Ну, это не так плохо, не так ли? У меня тут все в полном распоряжении - за вычетом тараканов, - а твердые поверхности ведь полезны для спины, верно?

Выражение его лица становится раздраженным.

— Ты не это имеешь в виду. Ты просто пытаешься вывести меня из себя.

— Это не так, — отрицаю я, а затем склоняю голову набок. — Я убийца, помнишь? Мое место здесь. У меня даже утром слушание по предъявлению обвинения.

Его большой палец проводит по моей щеке, мимо подбородка и задерживается прямо над точкой пульса.

— Ты здесь не останешься.

Я стою на своем.

— Ты не можешь заставить меня уйти. Я нахожусь под следствием за убийство. Я нахожусь под присмотром полиции Нью-Йорка.

— Пока, — поправляет он. — Но я сделаю один звонок, и эти обвинения исчезнут. У них не будет ничего, за что тебя можно было бы удерживать.

Я мычу в знак согласия, а затем улыбаюсь.

— Если только я просто не признаюсь в этом.

Я наслаждаюсь вспышкой неуверенности в его глазах.

— Ты не собираешься признаваться в убийстве, которого не совершала.

— Почему бы и нет? Ты обвинил меня в том, чего я не совершала, — парирую я.

Его глаза сузились.

— Подстроенное обвинение, которое я могу отменить, когда захочу. Ты не можешь всерьез стоять здесь и говорить мне, что предпочла бы провести свои дни в тюрьме, чем со мной.

— Предпочесть? Нет. — Я качаю головой, в моем голосе слышится неподдельное разочарование. — Но все, что ты делал в течение нескольких недель, - это давал мне понять, что твоими мотивами в Нью-Йорке было одно - просто чтобы ты мог выбить почву у меня из-под ног, когда тебе это будет удобно. Я должна доверять тебе после этого? Поверить тебе на слово? — Я делаю шаг назад, и его рука убирается. — В тюрьме, по крайней мере, есть охрана.