Легенды и сказания кельтов - Джекобс Джозеф - Страница 4

Таким образом, историю Коннлы можно считать самой ранней народной сказкой современной Европы. Помимо ее значения как литературного памятника, она также содержит первое упоминание об одной из ключевых кельтских концепций — о рае земном, острове юности, или Тир на н-Ог[18]. Этот образ глубоко запечатлелся в европейском воображении; в легендах о короле Артуре он трансформировался в долину Авалона, а в целом — стал важной частью кельтских представлений о загробной жизни, что впоследствии оказало влияние на формирование литературных сюжетов, включая «Божественную комедию» Данте. Я также полагаю, что гомеровские Геспериды и острова Блаженных у древних могли иметь кельтское происхождение (как хорошо известно, ранние топонимы Европы восходят именно к кельтским корням). Кажется, я нашел упоминание об этой концепции в одном из ранних классических отрывков, посвященных друидам. Марк Анней Лукан в своей «Фарсалии» обращается к ним с такими выражениями глубокого почтения:

Мне кажется, этот пассаж достаточно открыто выражает иную концепцию, нежели обычные классические представления о загробной жизни призраков на мрачных равнинах Эреба, и хорошо согласуется с концепцией продолжения юности (idem spiritus) в Тир на н-Оге (orbe alio).

Святой Патрик. Иллюстрация из «Нюрнбергской хроники» Хартмана Шеделя, 1493 г.

The Rijksmuseum

Одной из самых трогательных, прекрасных и типичных сцен в ирландском эпосе является возвращение Оссиана из Тир на н-Ога и его беседа со святым Патриком. Старая и новая веры, ушедший порядок и пришедшая ему на смену эпоха сходятся в двух знаковых фигурах ирландской легенды, причем Патрик здесь так же легендарен, как и сам Оссиан.

Оссиан отправился в Тир на н-Ог с феей Ниам почти при таких же обстоятельствах, как и Кондла Руад; в стране вечной юности время летит со страшной скоростью, и, когда Оссиан, думая, что отсутствовал всего год, возвращается обратно, оказывается, что в реальном мире минуло три века. Святой Патрик уже ввел новую веру. Контраст между Прошлым и Настоящим никогда не был представлен более ярко и красиво.

Коннла Красный был сыном Конна Ста Битв. Однажды, стоя рядом со своим отцом на вершине холма Уснех[20], он увидел приближающуюся к нему девушку, одетую в странные одежды.

«Откуда ты пришла, дева?» — спросил Коннла.

«Я пришла с равнин вечноживущих, — сказала она, — оттуда, где нет ни смерти, ни греха. Там у нас царит вечный праздник, и мы, пребывая в нашей радости, не нуждаемся в чьей-либо помощи и ни с кем не враждуем. И поскольку нашими домами являются круглые зеленые холмы, нас называют народом холмов».

Король и все, кто был с ним, очень удивились, услышав ее голос, ведь они ее не видели. Никто не видел эту фею, кроме Коннлы.

«С кем ты разговариваешь, сын мой?» — спросил король Конн.

Но ответил не он, а та юная дева:

Друиды старой Англии. Иллюстрация из книги «Картины английской истории: от древнейших времен до наших дней» Джозефа Мартина Кронхайма, 1868 г.

Kronheim, Joseph Martin. Pictures of English history: from the earliest times to the present period. George Routledge and Sons, 1868

«Коннла говорит с молодой прекрасной девушкой, которая не подвластна ни смерти, ни старости. Я люблю Коннлу и зову его пойти в Медвяные луга, в Мои Мелл, где вечно правит Боадаг, и эта земля не знала ни печалей, ни жалоб с тех пор, как он стал там королем. О, пойдем со мной, Коннла Красный, как рассвет, румяный с твоей смуглой кожей. Тебя ждет волшебная корона, чтобы украсить твое прекрасное лицо и королевское тело. Пойдем туда, где никогда не померкнут ни твоя красота, ни твоя юность — до последнего дня, до Страшного суда».

Испугавшись этих слов девы, которые он услышал, хотя и не мог видеть ее саму, король громким голосом позвал своего друида по имени Коран.

Он сказал:

«О Коран, подвластны тебе множество заклинаний и искусство магии, я взываю к твоей помощи. Передо мной стоит задача, слишком трудная для всех моих сил и моего ума, более великая, чем любая другая, которая была на меня возложена с тех пор, как я обрел королевский сан. Невидимая дева встретилась нам, она своей волшебной силой хочет отнять у меня моего дорогого, моего прекрасного сына. Если ты не поможешь, он будет похищен у твоего короля с помощью женских уловок и колдовства».

Тогда друид Коран вышел вперед и пропел свои заклинания, направляя их в то место, откуда доносился голос девушки. И после этого никто больше не услышал ее голоса, а Коннла не видел ее больше. Но перед тем как исчезнуть, повинуясь могущественному заклинанию друида, она бросила Коннле яблоко.

Целый месяц с того дня Коннла ничего не пил, не ел, кроме одного этого яблока. Но оно всегда оставалось целым: когда он его съедал, оно вновь становилось целым. И все это время росли в Коннле томление и могучая тоска по увиденной им в тот день деве.

Но когда настал последний день месяца ожидания, Коннла — на равнине Аркомин — встал рядом со своим отцом-королем и увидел, как к нему подходит та девушка. И она снова заговорила с ним:

«Это воистину славное место, которого Коннла держится, находясь среди преходящих смертных, живущих в ожидании дня своей смерти. Теперь же народ жизни, живущие вечно, умоляют и приглашают тебя прибыть в Мои Мелл, на равнину наслаждений, ибо они научились узнавать тебя, видя тебя в твоем доме среди твоих близких».

Король Конн, услышав голос той девы, снова обратился к своим людям:

«Призовите скорее ко мне моего друида Корана, ибо я вижу, что сегодня она снова обрела дар речи, которая есть ее сила».

Тогда дева сказала:

«О могучий Конн, воин, прошедший через сотню битв, друид силен, но его силу не почитают в могучей стране, где живет столь много благочестивых праведников. Когда наступит царство высшего закона, то с магическими заклинаниями, исходящими из уст лживого черного демона-друида, будет покончено».

Тогда король Конн вспомнил, что с тех пор, как Коннлу явилась дева, его сын не отвечал на обращения тех, кто пытался с ним заговорить. И Конн Ста Битв спросил сына:

«По душе ли тебе то, что говорит эта женщина, сын мой?»

«Тяжко мне, — ответил Коннла. — Я люблю свой народ больше всего на свете, но и тоска по этой девушке все же захватывает меня всего».

Когда дева услышала эти слова, она сказала:

«Сам океан не так силен, как волны твоей тоски. Пойдем же со мной по морю в моем куррахе[21], в сверкающем и свободно скользящем по водам хрустальном челне. Тогда мы скоро сможем достичь царства Боадага. Я вижу, как садится ясное солнце, но, как бы далеко это царство ни было, мы можем достичь его еще до наступления темноты. Есть и другая земля, достойная того, чтобы ты к ней отправился, — место радости для всех тех, кто ее ищет. Там живут только жены и девушки. Если ты возжелаешь, мы можем отыскать ее и зажить там в радости вместе».