Дух экстаза (СИ) - "Greko" - Страница 49

Еще он надеялся на внезапность, натиск и дерзость налета. На панику гражданских, среди которых можно затеряться.

— Я живым не сдамся! — решительно заявил самый молодой в группе экспроприатор «Ленька». На его безусом, не знакомым еще с бритвой лице ярко горел здоровый юношеский румянец.

— Вы все должны понимать, — сурово добавил товарищ Сергей, — что в случае поимки каждому грозит виселица по приговору уже введенных в Петербурге военно-полевых судов. Кто испугался, не поздно отказаться.

— Согласен.

— Готов.

— Не отступлю.

Каждый из собравшихся на даче выразил желание участвовать в налете. И каждый мысленно себе пообещал патронов не жалеть. Факт присутствия на месте будущих событий большого числа обычных горожан никого не привел в замешательство. Об этом просто не упоминали. Молодости свойственно игнорировать даже очевидные последствия. И как задуматься о смерти, когда за окном качаются золотостволые финские сосны, а на столе тебя дожидается копченая с укропом розовая морская форель, купленная у местных рыбаков?

Наступило 14-е октября. Вся группа была на месте. Сидевшие в портерной молодые люди шутили, грызли соленые сушки и пили пиво. Никто из посетителей не мог себе даже представить, что под пальто у весельчаков готовые к бою маузеры и в карманах снаряженные бомбы.

В 11–27 показалась наемная карета, запряженная двумя лошадьми, с кучером из числа служащих таможни. Ее окружал отряд из шестерых конных жандармов. Внутри кареты сидели помощник казначея таможни и двое инкассаторов, охранявших четыре мешка из верблюжьей кожи, скрепленные сургучной печатью. В них лежала огромная сумма, 600 000 рублей.

Привычный гул большого города неожиданно разорвал грохот. Под лошадьми бабахнула бомба, брошенная кем-то со стороны пешеходного моста. Одну лошадь разорвало на части. Ее кишки вывалились на мостовую, и прогуливавшиеся дамы завопили от ужаса. Вторая рухнула на бок и забилась в луже крови. Из кареты выскочили окровавленные, контуженные инкассаторы и вместе с легкораненым кучером бросились наутек. Опешившие жандармы замерли на месте. Прохожие разбегались или попрятались в подворотнях.

Открылось окно на втором этаже в доме напротив. Оттуда полетели новые бомбы. Они разметали всадников. Их лошади понесли кого куда. Карету опрокинуло набок. Сила взрыва была такова, что в окрестных квартирах не только вышибло окна, но даже остановились настенные часы в часовом магазине.

Кое-как справившись с лошадьми, жандармы попытались вернуться обратно. Их встретили пистолетные залпы группы, выскочившей на улицу из пивной, в которой повылетали все стекла и с которой сорвало вывеску. Пули частым свинцовым градом полетели во все стороны. Трое жандармов получили ранения и выбыли из боя. Отовсюду неслись крики перепуганных и посечённых осколками жильцов и раненых случайных прохожих. Вдали разливались свистки городовых. Революция, словно птица Феникс восстав из пепла, ворвалась на улицы мирной столицы, никого не жалея. Питер уже успел позабыть кровавое воскресенье. Его миновала судьба Москвы с ее декабрьским безумством. «Рано расслабились! Ничто еще не закончилось!» — сообщили столице максималисты с помощью бомб и пистолетных хлопков.

Командовал боевой группой человек в белой шапке. По его приказу двое подскочили к карете и забрали три из четырех мешков. Один впопыхах просто не заметили.

— Отходим! — громко крикнул товарищ Сергей и бросил еще одну бомбу.

Под прикрытием дыма, давя стеклянные осколки, основная группа, выскочившая ранее из портерной, бросилась наутек в сторону Офицерской улицы по Фонарному переулку. Один, с двумя баулами в руках, слегка приотстал. Вскоре он бросился вдогонку за товарищами, но уже с пустыми руками. Догнал их, когда они уже свернули на Офицерскую.

Другой, в синей студенческой шинели, тот, кто схватил третий мешок, почему-то побежал прямо, в Максимилиановский переулок. Ему не повезло больше всех. У него из кармана выпала бомба. Ее разрыв тяжело ранил как налетчика, так и дворника с проходившей мимо крестьянкой.

Оставшиеся в строю жандармы, открыв огонь из винтовок, видели перед собой безусых юнцов, а не серьезных противников. Рука сама отводила ствол в сторону, и вместо уничтожения террористов выходил огонь на подавление. Дорого обошлась служивым их мягкотелость. Очень быстро еще двое из спешившихся жандармов были ранены, так и не сумев оказать должный отпор или предотвратить кражу из кареты засургученных мешков. Единственный оставшийся непострадавшим жандарм бросился за одним из налетчиков на пешеходный мост, когда основная группа нападавших преспокойно скрылась. Этот замешкавшийся террорист решил отступить через канал. Ему навстречу выбежал дежуривший за мостом городовой. Завязалась схватка. Сцепившиеся противники повалились на дощатый настил. Горе-экспроприатор пытался вытащить у полицейского револьвер из кобуры, и ему это удалось. Подбежавший жандарм выбил из руки бандита оружие и помог городовому его скрутить.

Отход остальных налетчиков развивался куда более трагически. Группа товарища Сергея напоролась на смельчака. Один бесстрашный дворник бросился в одиночку на четверку улепетывавших бандитов и ударами кулаков сбил двоих с ног. Ему на помощь прибежал брат, опрокинувший оставшихся двоих. Растерявшиеся налетчики ворочались на земле. Их спасло появление того, кто отстал ранее с баулами.Он сразу открыл огонь из пистолета. С земли его поддержал очнувшийся от ступора товарищ Сергей. Шесть пуль достались одному стражу подворотни, четыре — его брату. Окровавленные герои рухнули на брусчатку.

Но им на помощь бежал очередной дворник. За ним поспешал офицер Нейшлотского полка и два солдата лейб-гвардии Стрелкового полка. Теперь стрельба пошла не в одни ворота — ранения получили как дворник, так и один из террористов. Гвардеец ударом штыка распорол еще одному налетчику щеку, а потом прикладом размозжил ему голову. Подоспевшие полицейские схватили еще одного. На него бросилась толпа и начала избивать. Лишь парочке максималистов удалось ускользнуть. Их преследовали. Выстрел из винтовки разнес вдребезги стеклянную витрину магазина типографии Алексеева. Это неудачно пальнул часовой Стрелкового полка со своего поста. Тогда в бой вступил городовой, успевший расстрелять барабан своего револьвера. Двигаясь зигзагами, он сблизился с террористом и шашкой разрубил ему голову. Лишь одному из боевой пятерки удалось скрыться с места событий.

Те из террористов, кто был занят в прикрытии, засуетились и выдали себя. За ними погнались рассвирепевшие горожане, проходившие мимо офицеры и подоспевшие полицейские. Схватили троицу, притворявшихся «газетчиками». Леньку в приметной велосипедной кепке настигли у Синего моста. Он бешено отстреливался, а когда понял, что ему не уйти, бросил на землю браунинг с пустым магазином, сунул руку в карман и выстрелил через одежду себе в сердце из второго пистолета.

Военно-полевой суд приговорил к повешению восемь из одиннадцати задержанных. Казнь свершилась в Кронштадте через четыре дня после нападения.

… Адель замолчала.

Я встал и налил себе коньяку. После такого рассказа требовалось немедленно выпить. Все произошло в точности так, как я предсказывал. Кровавая бойня. Два десятка пострадавших, включая троих погибших налетчиков. Почему полицейские их не остановили, несмотря на мое предупреждение?[1]

— Хочешь? — кивнул на столик с напитками. — Есть ликер, вермут…

Девушка покачала головой.

— Что случилось с тобой?

Адель вздохнула. Рассказывала она безэмоциональным тоном, словно репортер. Всех подробностей она знать не могла, но откуда-то знала. Выходит, внимательно следила за газетными сообщениями и смогла составить картину произошедшего, дополнив ее личными впечатлениями. Или с ней кто-то поделился из выживших.

— Я сидела в ресторане, когда вбежал Соломон с мешками. «Взрыв»! — крикнул он на весь зал. В поднявшейся панике я выскочила на улицу, забрала мешки, села в наши дрожки и уехала вместе с Кишкелем. Соломон побежал вслед за товарищами. Потом он погиб.