Лисье золото - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 1

Татьяна Корсакова

Лисье золото

Глава 1

Фарфоровая ваза династии Минь весьма гармонично смотрелась на столике в стиле Людовика Четырнадцатого. Антикварное на винтажном. Бесценное на дорогом. На этом гармония заканчивалась и начинался когнитивный диссонанс. Если не у всех присутствующих, то уж точно у большинства.

Алекс Уваров не стал занимать отведенное ему место в мизансцене, предпочёл остаться молчаливым наблюдателем. По крайней мере до тех пор, пока не уляжется буря и созданный ею хаос.

Позиция у французского окна, за которым виднелся нещадно поливаемый ливнем парк, его полностью устраивала. Сюда не дотягивался ни свет от светильников, ни отсветы зажженного в камине огня. Здесь Алекс мог оставаться если не в безопасности, то по крайней мере в тени. Страшно хотелось курить. Он бросил курить три года назад, бросил легко, без физических и душевных терзаний, но сейчас остро завидовал Акулине, в чьих тонких и цепких пальчиках нервно подрагивала вставленная в мундштук папироска.

На самом деле Акулина не курила, а переводила продукт, вгрызаясь в мундштук мелкими, крепкими зубками. Было в этом её нервическом порыве что-то хищное, то ли собачье, то ли и вовсе акулье. Не зря, наверное, за глаза Акулину и называли акулой. Исключительно за глаза и исключительно в благородной и почти безопасной связке «акула пера». Акулина Славинская, высокая, худая, злоязыкая стерва, была блогером. И не какой-нибудь малолетней тиктокершей с миллионной аудиторией таких же малолетних подписчиков. Она была блогером государственного масштаба, всего лишь одним своим постом способным разрушить империю, стереть в порошок репутацию, поставить под сомнение непогрешимость. Наверное, у таланта Акулины имелась и светлая сторона, но за долгие годы знакомства Алекс её ни разу не видел. Акулина, словно настоящая акула, всегда плыла на запах крови и всегда пребывала в движении, которое постороннему наблюдателю могло показаться истерично-хаотичным. Вот и сейчас она меряла шагами просторную гостиную, то и дело цепляясь носками туфелек за края винтажного персидского ковра. Не было никакого смысла пытаться её поддержать или остановить. Разумнее всего было просто оставаться вне траектории её движения.

– Хватит моросить! Сядь ты уже, ради бога!

Этот голос оставался сладко-медовым даже несмотря на резкость тона. Пение райских птичек и кошачье мурлыкание в одном флаконе. Этот голос принадлежал Элене, пышнотелой, белокурой диве, вызывающую сексуальность которой не могло приглушить даже строгое черное платье.

– Кто это в борделе вспомнил бога?!

Акулина замерла, обернулась так резко, что чуть не упала. Она умела производить впечатление человека, одновременно неловкого и стремительного. Вот только неловкости в ней было куда меньше, чем стремительности. Её взгляд, такой же острый, как и зубы, впился в бюст Элены. И не потому, что бюст оказался как раз на линии огня, а потому, что смотреть в лицо Элене Акулина отказывалась с самого первого дня их знакомства. Впрочем, как и называть по имени.

– Сядь, – промурлыкала Элена одновременно ласково и требовательно. – Не нужно создавать дополнительное… – Она задумалась, воздев к потолку густо подведенные глаза. – Напряжение.

– Напряжение? – Акулина растянула тонкие губы в хищной улыбке, снова вгрызлась в мундштук. – По-твоему, вот это все! – От взмаха руки с папироски прямо на персидский ковер осыпался столбик пепла. – Вот это все, по-твоему, всего лишь напряжение?!

Её голос, и без того резкий, стал похож на звук бензопилы. Элена страдальчески вздохнула. Выдающийся бюст колыхнулся. За окном громыхнуло с такой силой, что задрожали стекла.

– Написала маменька, она не сможет прилететь! – стараясь перекричать гром, рявкнул Тихон и, как фонариком, помахал перед лицом айфоном.

– Кто бы сомневался! – фыркнула Элена.

– А чего уже лететь? – Акулина шаркнула туфлей по ковру, втирая пепел в шелковые волокна. – Дело сделано, Тиша! Обошлись без неё!

– Впрочем, как и всегда, – поддержала её Элена.

Иногда они с Акулиной создавали кратковременную коалицию, чтобы нападать на остальных членов клана Славинских. Маменька Тихона являлась для них постоянным триггером, от ежечасных нападок её спасало лишь расстояние. Таисия Славинская, урожденная Васютина, предпочитала пользоваться благами, дарованными семьей, находясь на максимальном удалении от этой самой семьи. На взгляд Алекса, она заняла самую удачную из всех возможных позиций. Постоянные ретриты и рехабы, поиски себя и смысла жизни предавали Тасе, как с презрением называла её Акулина, ореол блаженности и легкой придурковатости. И блаженностью, и придурковатостью Таисия Славинская прикрывалась мастерски.

Давным-давно, лет сорок назад, Тасю привёл в семью Григорий Лукич. Как гласила семейная легенда, Григорий Славинский, тогда ещё молодой, подающий надежды археолог, познакомился с ней во время Хорезмской экспедиции. В те времена Тася представлялась художником-символистом, натурой возвышенной и тонкой, настолько тонкой, что умудрилась просочиться в семью и занять в ней пусть не знаковое, но все же довольно теплое место. А с рождением сыновей Тася утвердилась на этом месте основательно. Повинуясь душевным порывам, она организовала галерею современного искусства, которую назвала «Таис». То ли в честь знаменитой гетеры и любовницы Александра Македонского. То ли, что более вероятно, в честь собственной удачной реинкарнации из грязи в князи.

В галерее имени себя и гетеры Тася-Таис выставляла не только собственные весьма посредственные картины, но и такие же посредственные картины своих учеников. Не нужно было быть ни искусствоведом, ни ценителем, чтобы понять очевидное. Тася-Таис была бездарна. Бездарна, но предприимчива! Злоязыкая Акулина быстро раскопала подноготную тетушки и даже нашла очевидцев той приснопамятной Хорезмской экспедиции, в которую Тася попала, будучи студенткой заштатного пединститута. Сейчас это назвали бы волонтерством, а в те далекие времена для одних экспедиция была прекрасной возможностью прикоснуться к истории, а для других устроиться в жизни. Тася оказалась не промах и очень быстро из провинциальной училки превратилась в загадочную Таис.

Золотой век Таси начался после трагической гибели в автокатастрофе её супруга Григория Лукича, который на тот момент был вторым в клановой иерархии. Нет, Тася не заняла место Григория. Её вполне устраивала роль скорбящей вдовы и матери инфантов. Роль эта добавляла Тасе ещё больше загадочности и ещё больше надрыва. По крайней мере, ей самой так казалось.

На самом деле серьезно к Тасе не относился никто. Ни всемогущий тесть, Лука Демьянович Славинский, ни супруг, ни остальные родственники. Даже сыновья отказывались воспринимать маменьку всерьез и, кажется, немного стеснялись. Особенно в свете многочисленных историй о её многочисленных весьма молодых последователях.

– Даже сейчас наша Таис умудрилась увильнуть. – Этот бархатный, чуть хрипловатый голос доносился из дальнего угла гостиной. Ни электрический свет, ни отблески от камина не могли разогнать сгустившуюся там тьму.

– Да и вы, тетушка, не шибко напрягались! – огрызнулся Тихон, одной рукой пряча айфон в карман дорогого итальянского пиджака, а другой стирая капельки пота с высокого, с залысинами лба.

– Однако, я тут, Тиша. – В темноте вспыхнул огонек зажигалки, освещая поразительно красивое женское лицо.

Мириам Славинская была второй, младшей невесткой Луки Демьяновича. Ей хотелось думать, что младшей и любимой, но Алекс был почти уверен, что старик не любил вообще никого, даже родных детей и внуков. Что уж говорить про невесток!

– Что тут, что не тут – один хрен! – сказала Элена и потянулась за бокалом с коньяком. – Ты бухаешь уже третий день, Мира! Толку с тебя?

– Мириам! Меня зовут Мириам! – Огонек перескочил с зажигалки на кончик сигареты, снова погружая лицо во тьму. – Я же не называю тебя твоим исконно-посконным именем Ленка, – раздалось из темноты. – Я называю тебя так, как ты попросила называть тебя в самый первый день нашего знакомства.