Однажды я станцую для тебя - Мартен-Люган Аньес - Страница 32

Около трех часов дня я по звуку двигателя узнала свою “панду” и невольно испытала облегчение. Он ее возвращал, и она была на ходу. Я надеялась, что он все разузнал насчет своего автомобиля. Ради него прежде всего, я же не законченная эгоистка, но и ради себя тоже, потому что хотела знать, сколько держать за ним комнату. Я встретила его на террасе, он шел к дому, опустив голову, с большой сумкой через плечо.

– Какие новости?

– Не такие плохие, как я предполагал. Нужно всего лишь поменять радиатор и выправить вмятины на кузове. Благодаря вашему другу весь ремонт сделают в срочном порядке. Вы были правы, хватило его имени, чтобы они зашевелились.

Меня его ответ позабавил! Наверняка Матье позвонил в мастерскую и своим суровым голосом потребовал, чтобы они не канителились.

– Что ж, тем лучше! Когда вы ее забираете?

– Если все будет хорошо, в среду. Могу я оставить за собой комнату до утра четверга или ее уже забронировали?

– Нет, все нормально. Можете оставаться.

– Спасибо.

Он протянул мне ключи, и я сжала их в кулаке как драгоценность. Мы с моей “пандой”… Я просто-напросто смешна.

– Я залил полный бак.

Его предупредительность потрясла меня.

– Ой… спасибо вам, но не стоило. Если хотите поездить по окрестностям в выходные, можете еще раз взять ее.

– Нет, спасибо, не хочу злоупотреблять вашей любезностью. Могу пройтись пешком.

Его ответ прозвучал вежливо, но твердо: решение было бесповоротным.

– Вы откажетесь, даже если я буду вас уговаривать?

Он промолчал, а поскольку я мешала ему пройти, он обогнул меня и вошел в дом. Я услышала его тяжелые шаги на лестнице. Потом – полная тишина. Я бы предпочла, чтобы он принял мою помощь, не собирается же он торчать дома все четыре дня?! Не хотелось бы, чтобы этот человек путался у меня под ногами, даже если он совсем ненавязчивый. Преимущество гостевых комнат заключалось в том, что, как правило, в течение дня дом был в моем распоряжении. Некоторые клиенты с утра задерживались, чтобы поплавать в бассейне, на час или два, но редко дольше. Если он будет сидеть дома, неделя окажется длинной, ведь пешком он далеко не уйдет, как ни крути. Когда он через полчаса спустился, держа в руках большую бутылку воды, я была на террасе и решила выложить свой последний козырь.

– Элиас!

Он с удивлением обернулся, не ожидая, что я позову его по имени, как если бы мы были давно знакомы, и настороженно нахмурился:

– Да?

– А как насчет старого велосипеда, согласитесь взять его для прогулки? С моей ногой я вряд ли смогу им пользоваться в ближайшее время! – добавила я, показывая ногу в лонгетке.

Он очень внимательно и серьезно посмотрел на мою щиколотку:

– Что с вами случилось?

– Разрыв двух связок.

Он сделал шаг по направлению ко мне, но резко затормозил. На несколько мгновений он погрузился в свои мысли и даже прикрыл веки. Потом провел рукой по лицу, чтобы прийти в себя, и снова встретил мой взгляд. Он спустился с небес на землю, но выглядел еще более мрачным, чем раньше. Я ничего не понимала!

– Ну так как, – настаивала я. – Согласны?

– Почему бы и нет.

Просто море энтузиазма!

Я поманила его за собой и пошла к гаражу. Мы проникли в папины владения, и я показала ему угол, где были сложены велосипеды.

– Можете выбирать, сами проверьте, в каком состоянии шины. Здесь где-то есть насосы и заплатки. Пороетесь и найдете, если что.

Я протянула ему ключ.

– У меня есть дубликат, – уточнила я. – Только не забудьте вечером закрыть, не ровен час, какой-нибудь незваный гость заявится. Хорошего вечера.

Я уже почти вышла на улицу, когда он остановил меня.

– Ортанс?

Я оглянулась на него через плечо и увидела уже знакомое мне выражение печальной благодарности.

– Спасибо. Хорошего вечера.

Два дня кряду я была очень занята. Но не из-за пресловутого Элиаса, который объявлялся лишь изредка, проносясь как порыв ветра. С ним как раз все было просто: выпив последний глоток кофе, он уезжал с рюкзаком за спиной и снова был здесь только вечером, после того как стемнеет. И напротив, приходы и уходы остальных гостей, уборка, завтраки, советы по туризму – все вместе не оставляло времени на раздумья, и это меня вполне устраивало. Я могла выбросить из головы Эмерика, которого мне не хватало, который терзал меня и, возможно, прямо сейчас уходил из моей жизни, бросал меня. Стоило потерять бдительность, и в воображении всплывали довольно реалистичные сцены его отпуска с семьей, не имевшей для меня лиц. Я чувствовала себя несчастной и одинокой в своем большом доме, полном незнакомцев, приехавших, чтобы отдохнуть в пасхальные каникулы под ласковым небом Прованса. Страшный удар, хуже, чем если бы меня стукнули кулаком, обрушился на меня, когда мама из только что заселившейся семьи подошла ко мне субботним вечером. Я сидела на террасе, закутавшись в плед, и пыталась утопить одиночество в бокале вина.

– Я могу чем-то помочь? – спросила я, собираясь встать.

– Нет, вовсе нет, все прекрасно. Я только хотела спросить, не разрешите ли нам с мальчиками устроить завтра охоту за пасхальными яйцами?

Я растроганно улыбнулась:

– Конечно, с удовольствием, играйте, сколько хотите, чего-чего, а места здесь хватит.

Я очень плохо спала. Впрочем, не я одна – Элиас опять надолго уходил из дому посреди ночи.

На следующий день меня добил вид двух мальчишек, которые как сумасшедшие носились по “Бастиде”, выискивая шоколадные яйца под подросшей лавандой и под деревьями. Реальная жизнь настигла меня. У всех моих знакомых – кроме Сандро, который, если честно, не мог служить ориентиром, – были семьи, их собственные семьи, а не только те, что у ближайших друзей. Все они – и Эмерик первый – создали семейный очаг. Он никогда не останется в одиночестве. Даже если его жена вдруг узнает о нашей связи и решит бросить его, у него все равно будут его дочки. А у меня детей не будет. Никогда. Мне вот-вот исполнится сорок лет, я упустила свой шанс и никогда не увижу, как мои собственные дети носятся по саду покойных бабушки и дедушки или прыгают в их бассейн. Я отказывалась замечать уходящее время, не следила за тем, как оно утекает сквозь пальцы, и вот что я сегодня имею. Я всегда буду всего лишь крестной, лишенной собственной семьи. Я казалась себе жалкой, потому что пришла к такому финалу.

Назавтра я отказалась проводить день в тоске, как накануне. Поэтому, как только дом с утра опустел и у меня появилась минута передышки, я позвонила Кати и пригласила всех троих к себе на обед.

Семья в полном сборе объявилась в полдень: Макс с плавательными очками на макушке, Кати с вишневым пирогом в руках и Матье с ящиком розового вина под мышкой. День, проведенный с ними, порадует меня и избавит от грустных мыслей, к тому же мы с Кати заключили тайный договор: никаких вопросов об Эмерике, пока я сама не затрону эту тему – чего я совершенно не собиралась делать. Вчерашняя хандра прошла, я чувствовала себя в форме. Беззаботный отдых в их компании и с соломенной шляпкой на голове станет для меня глотком кислорода. Я подумала, что, по крайней мере, в этом мне повезло: у меня есть они. Они – мой фундамент, надежный якорь, порт приписки. У этого дня будет вкус каникул. Как я и ожидала, “Бастида” опустела, Элиас уехал еще на рассвете, и можно было надеяться, что до позднего вечера или хотя бы до захода солнца он не вернется. Итак, сегодня буду бездельничать.

За обедом у всех было прекрасное настроение, мы много веселились. Матье готовил мясо на гриле, которое мы сопроводили помидорами с моцареллой и печеной картошкой – спасибо папе, что догадался соорудить мангал на сухой каменной кладке, можно было не опасаться пожаров, – и все это с литрами вина. Я чувствовала легкое блаженное опьянение, мне было хорошо, я задышала глубже. Макс проглотил десерт в мгновение ока, чтобы поскорее вернуться в воду. Я посмеялась над безуспешными попытками Кати удержать его, пока переварится обед. После заведомо проигранных переговоров она в конце концов сдалась.