Однажды я станцую для тебя - Мартен-Люган Аньес - Страница 28

– Я тут кое о чем подумал, – сказал Матье. – Ты здесь на два месяца?

– Да, а что?

– Сейчас пасхальные каникулы, приезжают парижане, а потом еще в мае будут длинные выходные. Почему бы тебе не открыть гостевые комнаты? Сможешь малость подзаработать.

Это предложение нелепым не назовешь, однако…

– Уже слишком поздно.

– Всегда найдутся те, кто тянул до последней минуты. Попробуй!

– Не самая удачная идея, мне кажется, – сухо прервала мужа Кати.

Так, сейчас мы огребем…

– Почему? – растерянно спросил Матье.

– Сам подумай: Ортанс приехала, чтобы отдохнуть.

– Хватит тебе изображать из себя мамашу-наседку, дай ей спокойно вздохнуть! Со всеми ты пытаешься вести себя как клуша!

– Если тебя это раздражает, могу перестать заботиться о тебе, интересно, как это тебе понравится?!

Он что-то проворчал, а я едва сдержала ухмылку. Без Кати Матье бы просто пропал. Он сразу умолк, а Кати повернулась ко мне:

– Не перегружай себя, если хочешь быстро вернуться к танцам.

– Ты, конечно, права, но, чтобы застелить постели, чуть-чуть прибрать и приготовить простенький завтрак, много сил не нужно, а все остальное время я буду вести себя благоразумно.

На самом деле я так не считала, помня о прошлых летних месяцах, когда я бывала совершенно измотана.

– Удивлюсь, если туристы начнут штурмовать ворота.

– Ты права, – вынуждена была признать Кати. – Но потерпи до встречи с реабилитологом, а потом уже принимай решение. Мне будет спокойнее…

– Так и сделаем.

Матье расстроился из-за недостатка пыла, с которым было встречено его предложение, и из-за того, что жена поставила его на место. Он поднялся из-за стола и одним глотком допил свое вино.

– Если честно, вы цепляетесь к мелочам! Пойду закончу с бассейном, сможешь написать в объявлении, что он с подогревом!

Наблюдая за ним, удаляющимся решительным шагом и что-то бурчащим себе под нос, мы окончательно расслабились и расхохотались.

На следующий день я вышла с сеанса реабилитации обладательницей волшебного ключа, открывающего “Бастиду” туристам. Пока я здесь, буду ходить на процедуры дважды в неделю. Через две недели смогу окончательно избавиться от лонгетки. Реабилитолог заявил, что никаких осложнений нет. Мне стало спокойнее. Но как же безответственно я себя вела, снимая лонгетку только для того, чтобы произвести впечатление на Эмерика. Боль тогда снова вернулась, и я нервничала вплоть до сегодняшнего визита, опасаясь, что окончательно все испортила. Впрочем, все было не так уж благостно, поскольку врач повторил запрет безумного профессора: никакой физической нагрузки, кроме ходьбы. Не бегать, не делать зарядку, не танцевать… если я хочу вернуться к танцам. Мне оставалось лишь в точности следовать рекомендациям и решить, открывать ли гостевые комнаты в ближайшие недели.

Матье нажал на нужную кнопку. Как только мне дали зеленый свет, я загорелась его идеей. Я сама буду управлять своим маленьким бизнесом. И пусть отношения между хозяйкой и гостями весьма поверхностны, новые лица в моей сегодняшней ситуации – это хорошо. С того момента, как я потеряла подвижность, меня угнетало чувство собственной никчемности, а теперь у меня найдется занятие на весь день, причем хлопоты будут полезными. Я забрала с маленькой парковки свою машину – старую бирюзовую “панду” с внутренней обивкой в пурпурную клетку, – ее аккумулятор Матье зарядил накануне, в конце выходных. Я купила ее, когда мне было двадцать пять лет, на последние сценические гонорары, чтобы оставлять ее здесь и чувствовать себя независимой, когда приезжала повидать родителей. Она никогда не покидала “Бастиду” и окрестности. Естественно, я не требовала от нее невозможного – она обеспечивала мне необходимой минимум безопасности, но превышение на ней семидесяти километров в час могло плохо кончиться. И все-таки она позволяла мне ездить за покупками, перемещаться из одной деревни в другую, если, конечно, они находились на небольшом расстоянии друг от друга. Так, я никогда не отваживалась пересекать на ней лощину, и если мне хотелось съездить на южную сторону Люберона, приходилось искать добрую душу, которая меня подбросит или одолжит свой автомобиль.

Когда я наконец-то вернулась домой, было больше семи вечера. Смогу полюбоваться закатом. Я включила музыку – альбом Love & Hate Майкла Кивануки – и устроилась в глубоком кресле напротив моей горы с бокалом розового вина. Я сделала большой глоток, и тут зазвонил лежащий рядом телефон. Я вздрогнула от неожиданности. Это была Кати.

– Ку-ку! Что врач сказал?

– Обрадую тебя, голеностоп плавно восстанавливается.

– Прекрасная новость! Когда снова к нему?

– Через два дня.

– Что ты решила насчет комнат?

– Да, я сделаю это! Сегодня вечером займусь объявлением и посмотрю, что из этого выйдет…

– Но только будь осторожна, ладно?! Мы с Матье тоже оповестим знакомых. Никогда не знаешь, что сработает!

– Спасибо за рекламу.

– Не за что. Скажи, забежишь завтра на кофе?

Вдали раздалось “мама!”.

– Что он еще сотворил?! – заворчала Кати.

Я четко представила себе Макса, который опять набедокурил, и расстроенное лицо его матери, и меня разобрал смех. Сейчас она небось готова задать парню хорошую трепку, но стоит ей увидеть его хитрую рожицу, и она тут же оттает.

– Беги к сыну, пока он не разобрал дом по кирпичику.

– Он меня достал, честное слово. Встречаемся завтра?

– Да, целую.

Я сделала еще глоток вина и вернулась к созерцанию своего мобильного телефона. В последние дни я отодвинула его в сторону и не ждала от него ничего особенного. Однако, когда я взяла его сегодня утром, мне не удалось подавить надежду хоть на какой-то знак от Эмерика. Между прочим, он даже не поинтересовался ни как я доехала, ни как я себя чувствую. Все это время я тем не менее чего-то ждала.

В выходные я держалась, не желая показать свою слабость друзьям. Я скучала по Эмерику, моему телу его не хватало, я тосковала по нему, по его рукам, шуткам, его перепадам настроения и капризам, однако не имела права даже позвонить, чтобы получить свою кроху, кроху его присутствия. Мне бы так хотелось рассказать ему о доме и о моих планах. Внутреннее напряжение от постоянного ожидания звонка сводило меня с ума. Я сознательно уехала от него подальше, потому что чувствовала, что он от меня ускользает, не любит больше так, как должен был бы или, точнее, как я это себе представляла. Но запретить себе ждать я не могла. Когда речь заходила об Эмерике, я становилась такой слабой… У меня в ушах все еще звучали обидные, но справедливые слова Бертий: “Ты становишься глухой и слепой”. Она права. Но что я могу сделать?

Я легла спать ближе к полуночи, довольная, что выложила объявление. “Бастида” и раньше была на всех сайтах, мне оставалось лишь обновить сведения о свободных комнатах. Единственная серьезная правка касалась танцевального зала, который я не могла открыть гостям из-за его жалкого состояния. После всех уточнений мне оставалось только ждать. Я уже засыпала, когда телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть на постели. Я была удивлена, но не решалась поверить, что Эмерик наконец-то прорезался.

– Алло…

Я тут же разозлилась на себя за жалкие, просящие интонации.

– М-м-м… как у тебя дела?

Я села на кровати.

– Все отлично, – заговорила я более твердым голосом. – Твоя командировка проходит по плану?

Сохраняй спокойствие.

– Я мотался целый день, только вернулся в отель, чуть живой. Но все складывается удачно, я доволен.

Судя по его голосу, он действительно устал, но был удовлетворен сделанным.

– Прекрасно, теперь тебе будет легче.

– Ну да, а как ты? Греешься на солнышке?

– Конечно, здесь прекрасная погода, и мы с Матье даже наполнили бассейн.