Царство Сибирское (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 31

Безусловно, меня не оставили грустить в этой армейской палатке. Как только бывшая прислуга Ванды привела ее бывшее жилище в относительный порядок, меня посадили на походный трон и с почетом перенесли в экипаж, а потом и в здание, в мои новые покои. Якобы переносили меня дюжие и проверенные ветераны не оттого, что ноги мои отнялись, а от великого почета к князю- победителю. Ну, а когда Гюлер покинула меня, чтобы представлять наш дом на званном ужине, посвященном отличившимся офицерам и солдатам, тут меня и накрыла черная тоска. Хотя жена и уверяла меня, что не все так страшно, что главное, что все, что выше колен прекрасно работает и ее все устраивает, в те моменты, когда она считала, что я на нее не смотрю, в отражении оконных стекол или полированных поверхностей, я видел ее глаза, переполненные отчаянием и болью.

Около часа я пытался рисовать приспособления, которые могут заменить мне ноги, от ходунков, до экзоскелетов, но все это было не то. С мыслью, что вариант прострелить себе башку — тоже неплохой вариант выхода из этой непростой ситуации, я уснул.

Во сне я оказался в своей бывшей квартире, из моего родного мира, сидящим за столом на кухне, напротив Макоши. Богиня не стала тянуть быка за рога, сразу заявив мне:

— Ну не знаю я в чем там дело, не наша эта магия, никогда я таким не сталкивалась…

Глава 16

Глава шестнадцатая.

Потому, что Макоша очень быстро выпихнула меня из сна, я понял, что она находиться в полнейшем смущении от невозможности помочь мне. Ну хоть во сне я успел походить своими ногами по своей бывшей кухне, прежде чем вновь оказался в иномирном Омске, погрузившись в обычную за последние дни бездну отчаянья.

После бегства Ванды прошло три месяца. В Сибири все было хорошо. Лето в этом году было благоприятно для сельского хозяйства — по ночам шли дожди, а днем в голубом небе висел желтый диск солнца, что давало надежду на выполнение осеннего плана сдачи сельхозпродукции в закрома Родины. В остальном все было плохо.

Промышленность империи никак не могла перестроиться на военные рельсы, зато в столице и прочих губернских городах почти ежедневно плодились различные общества «патриотической» направленности, а десятки газет взахлеб печатали статьи о том, кто виноват и что надо делать для скорейшей победы над супостатом внешним. Градус общественного недовольства, отсутствием каких-либо успехов постепенно нарастал, а генеральное наступление на Юге, которое должно было смести турецкие и им союзные войска и сбросить их в Черное море, дабы освободить Императорскую гвардию и иные лучшие соединения империи, для переброски их на Западный фронт все время откладывалось по причине нехватки пушек и снарядов. Имперские эмиссары метались по всему миру, чтобы организовать закупки необходимого военного снаряжения, но пока сообщений о заключении миллионных контрактов российская пресса не сообщала.

Резиденция князей Строгановых.

— Ваша светлость, вам письмо от губернатора.

На край стола лег конверт казенного вида и лакей, стараясь не встречаться со мной глазами, тихонько выскользнул за дверь кабинета. Я и сам прекрасно видел, насколько я стал раздражительным и тяжелым в общении. Никаких подвижек или благоприятных прогнозов относительно моих ног не было. Инженерное бюро металлургического завода обещало прислать какой-то эрзац-протез, с которым я смогу хоть как-то, но передвигаться самостоятельно, но уже третий раз срывали сроки поставки, отчего мне каждый раз хотелось кого-нибудь убить.

Я почти не ел и не пил, чтобы моему вестовому реже приходилось таскать меня в туалет, что также не прибавляло мне настроения, а ведь я участвовал в традиционных посиделках с офицерами гарнизона, отчего в обеденный зал меня притаскивали раньше всех, а уносили оттуда самым последним. Как результат пошли слухи, колеблющиеся заколебались, а сомневающиеся засомневались.

— Государь, у нас заговор…- на пороге кабинета появился мой начальник контрразведки, который, повинуясь моему жесту подошел к столу и сел в кресло напротив меня.

— Просаживайтесь, Аскольд Трифонович. — кивнул я поручику Бородаеву: — Рассказывайте, что у нас опять произошло.

Ну, а дальше я, в течение десяти минут, только зубами скрипел от бессильной злобы.

Разогнав банду магов, что входили в «литературное сообщество» княгини Строгановой, я, чтобы два раза не нагибаться, прибрал к рукам и запасной батальон Омского полка, вернее, его остатки. По городу и окрестным деревням частым гребнем прошлись мои контрразведчики при поддержке кавалерии, с заданием поставить под ружье всех лиц, не занятых в производстве, транспорте или сельском хозяйстве. Тех, кто не успел смыться, поставили в строй, побрили, отмыли, одели в военную форму, а набралось таких лиц неопределенного рода деятельности, ни много, ни мало, а полторы тысячи человек. И вот почти сотня моих старослужащих, срочным образом переведенных в унтер-офицеры, гоняли эти пятнадцать рот человеческого материала, от восхода и до заката, а вот с господами офицерами вышла закавыка. Имперская военная наука считала, что господин офицер, кроме добродетелей, присущих дворянину, как-то умение писать стихи, музицировать, изящно танцевать, поддерживать беседу и «Et cetera», должен, в нужный час прошагать впереди шеренги или цепи атакующих солдат и умереть с честью. Исходя из этого все эти поручики и прапорщики военного времени военному делу учиться не хотели, проводили время в праздности, готовясь в «нужный час сложить голову за Отечество и Государя». Попытки организовать занятия среди господ офицеров, чтобы немного подтянуть до уровня умений командиров Великого княжества Семиречья не задались и на этих господ с эполетами махнули рукой. Тем более, что использовать этот, по численности, полк, отдельным подразделением никто не собирался — живая сила запасного батальона рассматривалась как пополнение моим линейным частям, а с задачей довести маршевую роту до точки сбора эти господа бы справились.

Тем не менее, эти три десятка мужчин в мундирах, считались полноценными офицерами, а, следовательно, имели доступ в мою резиденцию, на традиционные обеды и ужины, а мое жалкое положение сейчас не мог не заметить лишь только слепой.

Есть хорошая пословица — «Любой беды одно начало…». Так вот, господа офицеры, в отличие от своих подчиненных не обремененные особыми заботами, заскучали и вообразили себя новыми преторианцами, которые, руководствуясь высшими интересами государства, меняли на троне всяких там императоров и королей.

— Господа офицеры решили…- не глядя мне в глаза, докладывал начальник контрразведки: — Что ваше ранение является препятствием для осуществлении вами ваших обязанностей, как правителя, а вот если вас заменить на Лиходеева Антона Велемировича, который, по мнению господ офицеров, является любовником вашей жены, то это пойдет во благо государства и народа… Господа офицеры попытались составить разговор с поручиком Лиходеевым, разговаривая намеками, но Антон Велемирович их даже не понял, поэтому его решили больше не беспокоить, а, так сказать, поставить перед фактом, после того, как вы будете не способны исполнить свои обязанности.

— А с моей женой они не пытались договорится? — я скривил губы в горькой усмешке.

— Никак нет ваша светлость, не пытались. У Гюлер Бакровны очень своеобразная репутация, а винтовка всегда под рукой.

Ну да, так и есть. Моя жена старалась всегда иметь в пределах досягаемости, как нашего сына Искандера, так и любимую рычажную винтовку. Ее служанки и няньки постоянно таскали за ней и то, и другое. В верности Гюлер я не сомневался, но слушать все это было больно. Да и мой любимый летчик, Антон Лиходеев, великий разгильдяй, умеющий положить авиабомбу туда, куда надо, человек, принявший в промороженной зимней степи моего новорожденного сына, когда моей беременной жене втемяшилось в голову ехать за тысячи верст, по бездорожью, без ориентиров, к мужу в далекий Омск, человек, который вывел аэросани туда, куда было нужно… В его чести и верности я тоже не сомневался.