Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич - Страница 76

***

Совет вождей и старейшин молча слушал Тапура.

— Вот так было, — закончил Тапур свой рассказ. — С нами гелоны, будины и савроматы. Они уже кричат боевые кличи своих родов.

— А остальные наши соседи? — хмуро спросил Иданфирс. — Ударят нам в спину или вмешиваться в нашу войну с персами не будут?

— Постановили не вмешиваться.

— Я этого и ожидал, — вздохнул Иданфирс. — Жаль, не удался наш замысел.

— Они убеждены, что персы пришли только к нам, скифам, — сказал Тапур. — В конце концов, они боятся не столько персов, сколько нас. Сильные скифы опаснее персов, — так они говорили. Персы пришли и уйдут, а скифы, то есть мы, всегда в этих степях.

— Управившись с персами, возьмемся и за них! — зашумели вожди. — Они еще нас вспомнят!

Иданфирс повел бровью, и вожди умолкли.

— Хорошо, — сказал владыка. — Савроматы, гелоны и будины — надежные союзники. Используем их и пустим первыми. Пусть их немного помнут персы, да и сами ослабнут, а тогда уже ударим и мы. Посему сейчас мы должны все вместе договориться, как нам встречать персов. Больше десяти кругов лет на нас никто не нападал. Пламя войны испепеляло чужие земли, теперь оно перекинулось и к нам.

Он помолчал, и его загорелое лицо было непроницаемо.

— Собираться скифу на бой — что птице в полет. Птица махнула крыльями и полетела, скиф вскочил в седло и помчался как ветер. Все мужи Скифии уже готовы к бою. Я спрашиваю вас, мудрые мои вожди и старейшины, как мы будем встречать своих гостей?

— А так, владыка, чтобы белыми костьми легли те гости в ковыле! — под одобрительный шум присутствующих воскликнул вождь Скопасис. — Надо спешно идти на запад, навстречу персам, и разбить их где-нибудь у Борисфена! И там всласть напоить наших воинов персидской кровью.

Иданфирс долго молчал, покачивая головой в такт своим мыслям, а потом спросил Скопасиса:

— Моя Правая рука полагает, что у нас хватит сил, чтобы вдребезги разбить всемогущую Персиду? Даже с помощью савроматов, гелонов и будинов?

— Не разобьем, так сами костьми ляжем! — пылко воскликнул Скопасис. — Но встретим смерть, как и подобает: в битве!

— В искренности твоих слов никто не сомневается. И в мужестве твоем — тоже, — сказал Иданфирс. — Но костьми лечь — дело нехитрое. А хитрость в том, чтобы уничтожить Дария. Но сил у нас маловато. Дарий привел столько войска, что одолеть его в битве невозможно. Мы и вправду ляжем костьми.

Вожди в один голос воскликнули:

— Лучше смерть в бою, чем позорное бегство!

— Да, — кивнул Иданфирс бородой. — Лучше погибнуть львом, чем бежать зайцем. Только вот что… Не всегда бегство — это позор. Есть такая вещь, как военная хитрость… Поляжем в битве, а враги? Разбив нас, они захватят наших жен, детей, наши табуны. И будут пить вино на наших трупах. И погонят в рабство наших жен и детей. Нет, нам нужна победа. А как она добыта — неважно. Вот почему мы не будем гоняться за своей погибелью. Пусть сперва за ней погоняется Дарий. А степи наши велики, они проглотят не одну такую орду, как у Персиды.

— Я тоже так думаю, владыка, — отозвался Тапур, как только Иданфирс умолк. — Персидские кони перешли Борисфен. Персы ищут нас. Они хотят битвы. В битве для них спасение, ибо их больше, чем нас. И пока у них свежи силы, пока они не растеряли их в степях, они хотят сразиться с нами. Они хотят навалиться на нас и раздавить, растолочь, стереть с лица земли. И они это сделают!

Старейшины гневно зашумели, загудели:

— К чему Тапур нас призывает? Уж не сдаваться ли на милость Дария?

— Нет! — крикнул Тапур, возбужденно сверкая глазами. — Не сдаваться я призываю вас, мудрейшие из мудрых, а перехитрить персов. А потом уже и разбить их. Прогнать прочь. Когда персы выдохнутся, блуждая по нашим степям, когда они растеряют в наших степях свои силы и веру в победу, вот тогда можно и дать бой. Прадеды нас учили: скиф и конь — одно целое. Когда враг велик и силен — конь и скиф делают вид, что бегут. А убегая, заманивают за собой врага. Поводив и измотав его, выбирают удобный миг и нападают. Засыпают врага стрелами и снова исчезают. И так делать до тех пор, пока не обескровится враг, пока не потеряет он веру в свою победу. Тогда и дать решающий бой.

Тапур закончил и сел, тяжело дыша от возбуждения.

Иданфирс обвел внимательным взглядом вождей.

— Правду говорит Тапур: не всякое бегство — позор. Мы должны заманивать персов вглубь степей, в те края, где нет воды. А пастбища будем уничтожать. И — изматывать, изматывать персов до последней капли силы. Осиное гнездо Скифии везде и повсюду будет жалить чужеземцев, а само оставаться недосягаемым для их мечей.

Вожди и старейшины в знак согласия с владыкой склонили головы.

— Со времен родоначальника скифского люда Таргитая, — воскликнул владыка, — со времен первого царя Скифии Партатуа скиф никогда не ходил в ярме раба. Так я говорю, мудрые мои люди?

— Так! — воскликнули вожди и старейшины. — Не ходил и не будет ходить. Пока сияет в небе Колаксай и течет Арпоксай, до тех пор скиф волен, как птица в небе!

— Будем заманивать персов на восток, — поднялся владыка. — Все. Ступайте, вожди, к своим войскам!

Глава четвертая

Милена, голубка моя сизая…

Не думала она возвращаться к Тапуру, не гадала, а вот как обернулось… А может, и думала, да сама себе не признавалась, гнала от себя эти мысли, а сердцем рвалась к нему. А может, такова ее доля — сколько от скифов ни беги, а никуда не убежишь, как нельзя убежать от самой себя…

Ее встретили лазутчики Иданфирса, когда она, мокрая, стуча зубами от холодной утренней воды, выбралась из Истра на скифский берег. И надо же было ей, рассказав лазутчикам все, что она знала о персах и их намерениях, мчаться на юг, к морю, к отчему дому. Сколько там оставалось той дороги? Дня три-четыре?.. И была бы она сейчас дома, у родного очага, и радовалась бы, что все невзгоды остались позади… Так нет же, она спросила тогда у лазутчиков, где сейчас вождь Тапур… Спросила просто так, спросила, потому что ничего с собой поделать не могла… Лазутчики сказали ей, что Тапур совсем недалеко отсюда, что он со своим войском идет по южному краю навстречу персидской орде… И высказали желание проводить ее к Тапуру. И она сказала тогда сама себе: хорошо, я поеду к нему, хоть и не собиралась возвращаться к Тапуру. Но вернусь не навсегда, а только на день… нет, на полдня… нет, лишь на миг… Да, да, лишь на миг, чтобы сказать, что нет больше Ликты… Сказать, посмотреть на Тапура и… И вернуться домой. А Тапур пусть ищет себе другую жену, которая сумеет родить ему сына… А она… она вернется к отцу, к своим согражданам.

Она отвела беду от своего города и теперь может вернуться домой.

Вот так она думала, пока ехала с царскими лазутчиками к войску Тапура. Видят боги, не думала она возвращаться к Тапуру, так уж вышло… Когда встретили войско Тапура, что двигалось навстречу персам, вождя на месте не было. Предводитель Анахарис сказал ей, что вождь умчался на совет к владыке Иданфирсу и вернется через несколько дней. А еще предводитель Анахарис сказал, что Тапур искал ее по всем усюдам, до самого Борисфена его люди доходили, но ее нигде не нашли. А еще сказал ей Анахарис, что вождь каждый день думает о ней и очень гневается на себя за то, что так тогда поступил с нею… И еще предводитель Анахарис сказал ей, что она должна немедля возвращаться в кочевье Тапура, ибо она — хозяйка всех его людей, и вместе с женщинами и детьми отойдет на север, куда отходят сейчас все, кто не может держать оружия в руках. И она… она согласилась… Не понимала, что с ней творится, но почему-то вдруг ее потянуло в край Тапура сильнее, чем домой…

Предводитель Анахарис выделил для нее два десятка всадников, чтобы с ней ничего не случилось в дороге, и велел воинам беречь жену Тапура как зеницу ока.

И они поехали.

***

И — странно, когда добрались до кочевья Тапура, Ольвия разволновалась. Невесть почему разволновалась. Было у нее такое чувство, будто после долгой-долгой разлуки вернулась она наконец в родной дом. Совсем недавно, глухой ночью, охваченная страхом, бросилась она в отчаянии в черную и незнакомую ей степь, бросилась почти на верную гибель, но с надеждой, что назад она никогда-никогда не вернется. Не вернется, даже если это будет стоить ей жизни. И вот… возвращается. Даже обрадовалась, когда заприметила в долине знакомое кочевье… Словно век его не видела…