Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий - Страница 23

— Готовы посоревноваться? — улыбнулся Наполеон. — Только помните: это не скоропись, а книга. Каллиграфия прежде всего!

— Я 14 лет переписываю книги, господин, — заявил монах-«конкурсант», совершенно позабыв о должном смирении. — У меня вы не найдете ни одной помарки, а каждая строчка будет идти идеально ровно.

— Пусть твоя работа тебя хвалит, чернец, — осадил Наполеон писаря, понимая, что вот этот точно примет книгопечатание в штыки. Но такие ему и не нужны.

Схватка началась. Монах уселся за конторку, положил образец — и, действительно, на диво скоро и гладко принялся выводить слово за словом. Наборщики сразу начали отставать. Их было двое — и были это те самые мастера Вана, что собрали станок по смутным описаниям «сиятельного». Вернее, те, кто еще и грамотой хорошо владел. Неспешно, они собирали строчку за строчкой, сверяясь с образцом. Несколько раз перекладывали (видимо, допускали ошибки). Монах уверенно завершал страницу, а литеры заполнили рамку только наполовину.

— У нас первая! — радостно помахал исписанным листом Кошон. Он, конечно, болел за своего. Хвастливый монах, расслабился и уже неспешно положил перед собой следующий.

Наполеон только усмехнулся.

— Смотри, Пьер! — поманил он главу писарской бригады к станку.

Набор как раз закончился. Старший наборщик взял валик, макнул его в непривычно густые чернила, выровнял слой краски парой круговых движений, а потом жестко провел валиком по литерам: рраз! два! три! Второй мастер накрыл текст листом бумаги и опустил сверху плоскую доску. Станину на катках пододвинули под пресс, повернули ручку. Буквально, четверть круга — и винт опустил пресс на станину (ручка соединялась с винтом зубчатой передачей, которая увеличивала вращательный момент). Рабочие для верности приложили усилие (чтобы сильнее прижало), а потом вернули всё в исходное состояние. Второй рабочий достал лист с оттиском….

Это был печатный текст! В нескольких местах краска, конечно, поползла. Надо еще поработать над составом чернил и чистотой нанесения. Но это первая страница книги!

Пока Наполеон изучал образец, рабочие о нем уже и думать забыли, взяли свежий лист — и повторили операцию. Потом еще… Когда у монаха была готова вторая страница, печатники сделали уже четыре оттиска. Когда он завершил третью — оттисков было уже больше двадцати. Парни только набирали скорость, тогда как писец работал всё медленнее. Хотя, последний старался изо всех сил.

— Думаю, достаточно, — объявил Наполеон, показывая на гирлянды бумажек, висевших на натянутой бечёвке. — Пьер, я хочу, чтобы ты занялся управлением нашей первой типографии. Отбери из своего секретарского цеха дюжину писарей пограмотнее. И без особых амбиций. Эти мастера обучат их работать со станком. Думаю, благодаря своим знаниям, они с набором литер справятся получше. Пока это самый трудоемкий этап работы… Ну, а с тобой буду заниматься я. Надо научить тебя макетированию книги. Это, дружище, самый ответственный этап… Но только давай завтра!

Завтра он время найдет. А сегодня у него заседание Совета Нормандии. Причем, очень важное. Разумеется, это был не тот Совет, который существовал при герцоге Бедфорде. Тот вообще на треть состоял из англичан, а остальные, хоть, и местные, были верными союзниками британцев. Но Нормандия привыкла к этому органу, так что Наполеон решил не менять название. Однако не состав и функции. За пару недель удалось набрать пяток местных церковных иерархов, несколько нормандских баронов, принявших смену власти — чтобы хоть кем-то наполнить Совет. Однако, если раньше в него входило полтора десятка представителей местной элиты, то теперь генерал увеличил состав почти до сорока! Просто добавив в него влиятельных горожан. Для XV века это нонсенс, но сейчас Нормандия не готова к роптанию. Третье сословие скромно присело подле нобилей, однако уже через пару дней бурно включилась в работу Совета.

Пока новый орган занимался базовыми юридическими вопросами (кому и по каким законам служить), Наполеон пытался разобраться в административном устройстве герцогства. Нормандия делилась на бальяжи — судебные округа, подчиненные разным бальи; на виконтства — что-то вроде административно-полицейских округов. Они нередко могли не совпадать в границах и даже расходились по общему числу. Но это не всё! Внутри герцогства находилось несколько графств и куча мелких баронств, которые существовали на особых правах. Причем, какие-то феодалы были вассалами герцога, какие-то — напрямую короля… А поскольку, существовала еще и путаница с королями, это давало нобилям широкий простор для «выбора». Всё это только усугубляло ситуацию. Не стоит забывать, что за 12 лет владычества Англии сюда активно проникло еще и островное законодательство…

Дичь выходила знатная. Наполеон невольно с восхищением вспомнил реформу департаментов, которую ввело революционное правительство в его родном времени. Как это было бы удобно сейчас! Разделить Нормандию на 15–20 департаментов. В каждом сидит свой виконт, подчиненный Совету; бальи, работающий на суд Шахматной Доски; какой-нибудь фискал, представляющий Счётную палату. И всё это замыкается на условном «герцоге».

Но нет. Это просто невозможно сделать. Поднимется такой вой, что Армии придется воевать уже с Нормандией.

А воевать не хотелось. Все-таки за эти несколько недель (после разгрома в Шербуре) многие бальи, виконты уже либо написали письма с выражением полного принятия власти французского короля, либо даже сами явились. Все, как один уверяли, что были самыми активными участниками несостоявшегося в 1429 году восстания против англичан. Наполеон «верил» всем, благодаря чему практически вся Правобережная Нормандия (кроме графства Э), Эврё, Лизьё, Кан с Левобережья — были уже под контролем новой власти. И всё-таки Мэй-Полукровка тщательно собирал сведения о каждом чиновнике.

Управление провинцией налаживалось неспешно. Гораздо активнее строилась крепость к западу от Руана, куда вливались все силы и средства. Внезапно здесь новообращенные Пресвитерианцы-христиане вознамерились строить церковь. Дело в том, что их «крестителя» — декана Жиля Дешана — из аббатства Сент-Уэн… «попросили». Вакансий не было, а делиться доходами никто не хотел. Вот для него неистовый Токеток со своей братией начал возводить новый храм — за пределами стен, между Сеной и будущей крпостью. Наполеон видел задел — кажется, это будет самый экзотический христианский храм на Земле.

Мастерские тоже работали. Производился порох, бумага, началось шитье обмундирования. Золотой Флот так славно грабил англичан в Ла-Манше, что запасов шерсти у Армии теперь было в избытке. Мастера Монтвилье и других деревень делали толстое шинельное сукно, а в крепости уже почти достроили большую швейную мастерскую. Работники туда тоже нашлись: нищие подмастерья с радостью бросали своих хозяев и уходили из Руана.

Из Парижа тоже шли спокойные и почти приятные новости.

'Мой генерал, — тщательно и явно неспешно выводя буквы, писал ему Гванук. — Под Парижем мы страдаем от скуки и безделья. Я разрушил несколько участков стены, но, помня твой приказ, в город не вхожу. С удивлением обнаружил обилие бомбард и кулеврин на их башнях. Эти убогие пукалки, конечно, не спасут парижан, но шкуру попортить могут.

Увы, англичане и бургундцы не выходят наружу, чтобы нас покарать; так что эта часть плана полностью провалена. Я до сих пор имею слабые представления об их силах; предполагается, что с парижским ополчением там гораздо более десяти тысяч вооружённых людей.

Блокада у нас выходит отвратительная. По-настоящему мы контролируем только пять ворот на севере и северо-западе: от Сент-Оноре до дю Тампля. Восток изредка патрулируем, а всё, что за рекой — даже не пытаемся. Армия бездействует и потихоньку разлагается. Я — тоже. Дева злится и ругает меня.

Да! Вот кто здесь полон жизни, так это Жанна д’Арк. Я поражен тому, сколько в этом теле собрано силы и энергии. А еще больше — тому, как эти французы легко подчиняются женщине. Даже с радостью. Хотя, не все! Парижане отчего-то не любят Деву и ее войско и не спешат перебегать на нашу сторону. Неоднократно я слышал, как со стен ее обзывают ведьмой. Жанна только улыбается в ответ. Хотя, в ней чувствуется некая боль.