Подлинные мемуары поручика Ржевского - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 21

— Да ты чего, Марьянку душить? — с сомнением покачал головой Василий. — Не стоит. Конечно, недостатки у нее имеются, но в целом дивчина неплохая, жалко по пустякам переводить. Может, еще кому-нибудь сгодится.

— А куда ж ее девать, раз уже поймали? — удивилась Никита Афанасьевна. — Да и не нравится она мне. То льстить пробует, то грубит. И ко всему прочему — явная обманщица, сам посмотри.

Она поднесла факел поближе, и Хряков невольно расхохотался. То, что он принял в полутьме за белое бикини, на самом деле оказалось незагорелым следом от бикини на коричневой коже. А полустершиеся рисунки домиков и паровозов, подновленные кем-то еще более неумело, чем в оригинале, сразу притягивали взгляд к этой контрастной белизне.

— Марьяна, ты что же, обжаривалась под негритянку в купальнике?

— А як же? Я ж стесняюсь. Я ж порядочна дивчина, а не твои бесстыдни индуски, шоб голышом скакаты тай колокольцы на сиськи чипляты!

— Вот видишь, опять грубит, — укоризненно нахмурилась Никита Афанасьевна. — Прямо и не знаю, что делать…

— Ай-яй-яй! — попенял Хряков разведчице. — Марьяночка, я, помнится, уже начинал тебе давать некоторые профессиональные уроки. Так вот, урок четвертый — грубить нехорошо. Потому что еще пара твоих комплиментов, и боюсь, спасти тебя уже не смогу. Впрочем, если ты предпочитаешь посверкать своими паровозами на алтаре, в горячих объятиях симпатичных душителей, то как знаешь.

Марьяна сосредоточенно ушла в себя, напряженно порылась в сознании, перебирая наличные мысли и идеи, и наконец, выбрала самую подходящую:

— Ни. Я бильше не буду.

— Ну вот, она уже исправляется. Так что можно взять ее на поруки.

— У тебя настоящая русская душа! — восхитилась жрица. — Она тебе погибель готовила, а ты всеми силами ее выручаешь! Ты великодушен, как сам Афанасий Никитин! Но неужели ты хочешь взять эту подозрительную девку с собой?

— Нет, конечно. Душа-то у меня русская, но не до такой же степени дурная. Будет лучше, если вы пока оставите ее у себя в храме.

— Служанкой? Вообще-то для девки-чернавки вид у нее подходящий, и мне в самом деле требуются служанки для ухода за священными змеями. Но ведь змеи ласку любят, а она такая грубая… А что еще она умеет?

— О, многое. Умеет исцелять и от запора, и от отравления. Знает очень любопытные способы косметики — она, между прочим, для красоты сметаной мажется. А можно ее храмовой проституткой назначить, у нее для этого тоже все задатки есть. Думаю, классная баядерка получится.

— Шо? Шо ты казав, москальска морда? Яка така балядерка?! — задохнулась от гнева Марьяна, а Никита Афанасьевна, уже не обращая на нее внимания, терпеливо разъяснила:

— У нас нет проституток. А баядерки, выполняющие такую обязанность — это храмовые танцовщицы. Но они сначала проходят очень трудную и длительную подготовку, священным танцам учатся лет по десять.

— Именно то, что надо! — с радостью подхватил Василий, — У нее к танцам тоже талант исключительный! Видела бы ты, как гопака отплясывает, когда поднапьется и запоет “Купыла мамо мени коня”! Так что глядишь, даже в пять лет сумеет уложиться.

— Пъять рокив? Здеся? А як же мое задание? Опъять обманув, ирод! — взорвалась ошеломленная Марьяна, норовя через решетку брыкнуть его связанными ногами. А он, со всем вниманием наблюдая за ее яростными телодвижениями, авторитетно кивнул Никите Афанасьевне:

— Кстати, и к вашей основной работе способности неплохие — видишь, сколько злости? Со временем из нее хорошая душительница выйдет.

— Та жаль, шо я тебе ще в поезди не прыдушила! — выкрикнула вдогонку Марьяна, когда Хряков и Никита Афанасьевна пожелали ей спокойной ночи и приятных сновидений.

* * *

Поднимаясь из подвала, жрица упруго коснулась Хрякова горячим бедром. Прошептала: «Я должна тебе показать еще одну нашу достопримечательность».

Повела вдоль стен, зажигая развешанные светильники, и перед Василием предстали многочисленные барельефы и скульптурные группы откровенно порнографического содержания. Во всех мыслимых и немыслимых вариациях пышногрудые женщины совокуплялись с круглозадыми мужчинами, мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами, и те и другие с козами, лошадьми, слонами, черепахами, жуками, цветами, булыжниками, тряпками, утюгами и чайными сервизами на двенадцать персон.

— Ничего не скажешь, хорошо кто-то развлекся, — укоризненно констатировал майор. — Кто же это вам так храм разукрасил?

— Не знаю, это очень древние изображения, двенадцатый век.

— Ага, — понимающе посочувствовал Хряков, — такое и у нас порой еще бывает. Помню, под Новгородом видел развалины церквушки — тоже, кстати, двенадцатый век, а на стенах такое намалевано — еще и похлеще, чем здесь!

— Ну правильно, я же говорила, что наши культуры имеют общие корни. А вот эта стена поновее, пятнадцатый век…

Тут изображения немножко отличались. Один и тот же бородатый мужик в расшитой рубахе занимался различными видами секса с одной, двумя, тремя и четырьмя пышногрудыми и круглозадыми красотками, точными копиями его спутницы, если без сарафана.

— Афанасий Никитин! — благоговейно пояснила жрица. Лицо ее разрумянилось, дыхание стало глубоким и прерывистым, а сердце колотилось так сильно, что удары прокатывались по всему телу металлическим лязгал украшений:

— Ты когда уезжаешь?

— Чем раньше, тем лучше. Желательно, утром.

— Значит, у нас впереди еще целая ночь! — Никита Афанасьевна прильнула к нему, и он даже сквозь одежду ощутил возбужденную твердость ее колокольчиков и подвесок. Кивнул:

— Ну что ж, это можно.

— Надеюсь, твоя жена-богиня не разгневается за одну ночь, подаренную ее скромной служительнице?

— Конечно, нет. Откуда ж она узнает?

— Возьми это кольцо, — жрица стащила с пальчика один из золотых перстней с миниатюрным изображением многорукой богини. — Это вручается каждому моему избраннику. Бери-бери, не стесняйся, у меня в запасе еще целый сундук.

На сброшенные лапти с кокошником полетел сарафан, и освобожденные колокольчики весело зазвенели в такт вибрациям бюста. А Никита Афанасьевна, лихо запрыгнув на камень алтаря, потопала ножками и прислушалась, проверяя настройку навешанного на ней оркестра. Объяснила:

— Только я все-таки жрица, поэтому сначала должна исполнить для тебя священный танец.

— А долго это? — зевнул Хряков.

— Да, это один из самых древних и сложных танцев, он длится часа три-четыре…

— Ладно, валяй, — благосклонно согласился майор. Он прикинул, что как раз успеет выспаться.

Глава 6

АХ, КАЛЬКУТТА, ЖЕМЧУЖИНА У МОРЯ!

Назвался грузом — полезай в кузов! Русская народная мудрость

К священной реке Ганге, где нетрезвые хмыри, монополизировавшие берег спекулировали по бешеным ценам местами для погребальных костров, дровами и прочими ритуальными услугами, четверо жилистых индусов с одинаково выбитыми челюстями притащили очередные носилки с крупным широкоплечим мужчиной. Как обычно, в предвкушении лакомого зрелища тут же устремились с разных сторон группы туристов, щелкающих фотоаппаратами, стервятников, щелкающих клювами, а также плакальщиц и крокодилов, умильно размазывающих по щекам слезы.

Но похоронная мафия и прочие заинтересованные особи остались в этот раз ни с чем. Покойник вдруг открыл глаза, сбросил свое богатое покрывало, шумно высморкавшись в него, и встал, потягиваясь и разминая затекшие от неподвижности ноги. Разинувшим рты туристам небрежно пояснил:

— Больно уж тут на Ганге воздух здоровый! Прямо-таки живительный! — а разинувшим рты крокодилам показал кукиш. Индусам, принесшим его, он в виде благодарности вставил на место челюсти четырьмя точными ударами слева, и они, почтительно поклонившись и подхватив пышные носилки, со всех ног припустили обратно.