Шурик 1970 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 27

Я остановился у первого встреченного гастронома, зашел, увидел очередь в кондитерский отдел, спросил: «За чем стоим?» Оказалось, за тортом «Киевский». Знатное лакомство! И не каждый день «выбрасывают». Сегодня, видимо — в честь праздника.

Встал, отстоял, купил. С каким-то мужиком интеллигентного вида на пару. Мужик тоже торопился, я поставил его в очередь, сам встал в кассу. Пробил два торта, когда подошел с чеком, очередь к источнику тортов была совсем близко. Существенно сэкономил время. Когда уже собрался уходить, заметил в рыбном отделе какие-то бумажные стаканчики. Что это? Оказалось, черная икра. Четыре рубля за сто грамм в стаканчике из-под мороженного. Что, так просто? И никакой очереди? Я купил и поехал домой.

Бабок у подъезда стало, кажется, больше. Теперь они заняли обе лавки и говорили… про кабачок и какую-то пани Монику. Блин, прямо наваждение какое-то. Завидев меня, бабки мне приветливо закивали и заулыбались.

Дома я выгрузил железяки на стол, торт спрятал в холодильник, сок и икру поставил туда же, охлаждаться. Машинку я решил поставить у овощного павильона. Под присмотром оно как-то надежнее. Да и цветы надо куда-то пристроить.

На двери овощного магазина висело написанное от руки объявление: «Седня, в суботу овощи-фрукты работают до семи часов. Администрацыя». Ага, короткий день получается. В честь праздника?

В магазине, несмотря на послеобеденное время, покупателей не было. Продавщицы мне обрадовались, сразу принялись искать банки под цветы. Угостили обеденными сырничками со сметаной. Очень вкусными. Тюльпаны они разделили на букеты и расставили в литровых банках по полкам.

— А чего, у вас сегодня короткий день? — поинтересовался я, вспомнив про бумажку на двери. — В честь праздника?

— А то, — сказала Настюха. — Сегодня ж — кабачок в восемь! Пока доедем, пока то-се. Спасибо, Егорыч — добрая душа, согласился на час раньше выйти.

Ну вот, опять этот кабачок. Это что, веская причина нарушить трудовое законодательство? Ладно, сегодня я сам с ним разберусь. Так сказать, визуально. В двадцать ноль-ноль значит, посмотрим.

Я сунул руку в карман, достал полученный от Шпака рубль. Положил его на прилавок.

— Вот, Егорычу передайте от меня. И с праздником поздравьте. День Победы все-таки.

Продавщицы рассмотрели монету, переглянулись.

— Вот мы дуры! — сказала за обеих Оксанка. — Забыли про праздник. И что у нас Егорыч — герой, ветеран. А мы его на час раньше на работу. Насть, что Егорычу дарить будем?

— Коньячку купим?

— Так он не пьет.

— Сам не пьет, друзей угостит. Или в шкаф поставит для красоты. Только надо красивый купить. В красивой коробке.

Я пожелал дамам удачи, привычно открыл щиток, подсоединил провода к зарядке под капотом. Убедился, что все работает, двинулся до дому. Помыл руки, сел за стол, рассмотрел привезенную с гаража добычу. Все не так просто. Одно дело загнать в новый корпус старый пылесос, совсем другое — сочинить конструкцию заново из разобщенных узлов. И хорошо бы сделать его свободным от электрошнура. Батарейку бы мне хотя бы одну такую, как стоит на «Букашке». Только где взять? И чем порадовать жену на ужин. Ну, бутеры с икрой — это точно. На горячее? Котлеты домашние, купленные вместе с люляками. Вот их и подадим!

Я пошел готовить бутерброды, открыл хлебницу. Ну да, разбежался. Чтобы делать бутерброды, нужно не только бутер, но и брод. То есть — хлеб. А его в хлебнице не было. Забыл купить. Снова одеваться.

Я прихватил авоську и двинулся за хлебом. Бабки на лавках посмотрели на меня уже подозрительно. Уж слишком часто я туда-сюда мотаюсь. Наверняка донесут Буншу. Или Буншихе.

«Булочная» располагалась примерно в километре от нас, в старом доме красного кирпича. Я зашел в магазин. Ароматы! Хлебом пахнет. Настоящим! Полки с выпечкой. К полкам привязаны ложки. Для проверки мягкости. Я взял белый батон, половинку «Бородинского» и два кекса «Столичных», присыпанных сахарной пудрой. Подошел к кассе. Продавщица булочной обсуждала с покупательницей достоинства пана Спортсмена. Это тоже из кабачка? Точно — наваждение!

Мимо бабок у подъезда я прошел, стараясь всячески засветить покупки. Человек с хлебом в авоське все-таки вызывает доверие.

В подъезде мне встретился Шпак, тоже ждал лифта. От него пахло праздником и дорогим коньяком. В руках он держал букет красных тюльпанов. Как я понял, тех самых, что выросли в нашей теплице, и которые я таскал в ведрах.

— Александр Сергеевич! Рад вас снова видеть, — сказал он, пропуская меня в кабинку.

— Как прошла встреча? — улыбнулся я.

— Просто замечательно! Пришли почти все… кто дожил. Юбилей все-таки! Встретились, чуть слезу не пустил. Пионеры для нас концерт устроили, фронтовые песни пели. Вот, цветы нам дарили. Такие славные ребята. Потом… Джафаров столик в «Арагви» забронировал, так славно посидели! Остались бы до ночи, но… кабачок. Звал всех к себе смотреть, но поехали к Джафарову. У него телевизор цветной, японский. «Сони». Здоровый такой, на полкомнаты.

— А вы чего не поехали?

— Но я же обещал вашей очаровательной супруге, что ее программу на магнитофон запишу обязательно. На новой пленке производства ГДР, между прочим. «Орво», слышали?

Я не слышал, но кивнул.

— Но… Они как услышали, что моя соседка — сама пани Катарина, чуть с зависти не полопались, — продолжил Шпак. — Просили познакомить. Но я мужественно отказал и похвалился вашим пылесосом. Хочу сообщить, что ваш пылесос работает просто замечательно! Выше всех похвал! Прямо смотрю и радуюсь. Только я не понял, куда из него пыль девается. Джафаров аж посерел от зависти. Завтра, у кого билеты домой не заказаны, приедут ко мне на это чудо техники смотреть.

Лифт приехал на наш седьмой этаж, двери открылись.

— Вы извините, но я ваш юбилейный рубль подарил, — вдруг вспомнил я.

— Кому же? — нахмурился Шпак.

— Тут в овощном сторож работает. Ветеран войны, без ноги. Я подумал, что ему будет приятно.

— Очень правильно сделали, — Шпак переложил цветы в левую руку, а правой быстро залез в карман, достал что-то и сунул мне в ладонь.

— Вот, последний. Как нарочно для вас остался. Приятного вечера, — сказал Шпак на прощание, направляясь к своей двери.

Я посмотрел себе на ладонь. Юбилейный рубль, на нем советский солдат прижимает к груди немецкую девочку. В кошелек класть не стал, спрятал в нагрудный карман.

Дома я быстренько настрогал батон, намазал маслом, поверх намазал икры тонким слоем. Еще на каждый бутер положил по листочку петрушки. Чуть подвяла, но сойдет. Разложил все это красиво на большом блюде. Один бутер слопал сам под полтосик вискаря. Не удержался. Вкуснотища-то какая! Почему на всех этих фуршетах после презентаций я никогда не ел бутеров с икрой? Нет, пару раз пробовал, и с черной икрой, и с красной, но ни разу не доел. Может, потому что икра другая? Или я другой?

Зина явилась в половине восьмого. Почему-то без цветов. Дверь открыла сама, чмокнула меня в щечку, сообщила, что ключи нашлись. «Валялись в ящике стола в гримерке, а я сто раз там смотрела». Зина быстро приняла душ, переоделась в легкомысленный халатик. Зашла на кухню, увидела икру, округлила глаза. Но поборола искушение, взяла все блюдо и унесла в комнату, поставила на столик. И до начала передачи ни одного бутерброда так и не тронула. А я вышел на балкон перекурить и вдруг заметил, что народу на улицах почти нет. А те, что были, куда-то очень спешили. И машины по дороге ездили с явным превышением скорости, и трамвай как подъехал, так пассажиры с него чуть ли не бегом к дому рванули. Все на кабачок? Сумасшествие какое-то! Впрочем, батя рассказывал, что в его молодости, когда по телику показывали «Место встречи изменить нельзя» с Жигловым — Высоцким и Горбатым — Джигарханяном народ так же с улиц исчезал. Все у телика собирались. И еще когда наши с канадцами в хоккей играли — тоже. Даже квартирные кражи прекращались.