О бедном мажоре замолвите слово (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 4

А, нет. Нормально зашло.

В таком случае не будем затягивать общение. А то ещё на чём-нибудь спалюсь. Эх, к такому внедрению меня не готовили!

— Я же сказал, расслабься, — поправив сумку на плече, я неожиданно подмигнул ему. — Но, если прижмёт — сразу к тебе, даже не сомневайся! Только сопли не развози, хорошо? А то я щас тоже дурниной развоюсь. И это… не провожай, малой. Потом наберу, как в себя приду.

— Конечно, брат! — слезу Данила всё же пустил, но тут же торопливо стёр её тыльной стороной ладони. — Буду ждать.

— Ага, — с тем я его и оставил.

Похоже, у этих двоих подобной сцены не было уже давно. Со школы, если быть точным. Да, непростая жизнь в этом княжеском семействе. Проще уж обычным человеком быть, чем находиться в постоянном напряжении в этом террариуме.

Выйдя на улицу, облегчённо перевёл дух. Ну, кажется, свободен.

Рядом нет родичей, которые могут опознать в Михаиле подменыша, и самое время попытаться осмыслить события последних нескольких часов. Задача не из простых, так-то. Сплошная метафизика, будь она неладна!

Воткнувшись глазами в серое рассветное небо, я замер. Сеня (грёбаный ублюдок и предатель, гореть ему в аду, если таковой существует!) называл подобное состояние «зависнуть».

«Ты, как старый комп, Андрей Саныч! — смеясь, часто говорил ученик и напарник. — Наверное, паспорт тебе ещё на бересте давали?».

А я, старый дурак, хоть и хранил серьёзное лицо, внутренне посмеивался над младшим опером. И радовался, что рядом есть этот молодой и зубастый щенок. Которого намеревался выдрессировать в настоящего волкодава. Каким являлся и сам.

Ладно, лирику сторону. Пройдёмся по фактам.

До настоящего момента у меня не было и лишней минуты, чтобы осознать и разложить по полочкам всё, что со мной случилось. Сперва пробуждение в ночнике, реанимационные мероприятия, разговор с отцом, в котором я и половины не понял — и это с учётом того, что память Михаила Шувалова была мне, в общем-то, доступна.

Отключка, юрист, впопыхах инициированная князем процедура лишения статуса наследника, беседа с младшим. И всё это в ночь под утро, невзирая на густой шлейф алкогольной и наркотической интоксикации в молодом организме.

Сейчас же время появилось. Никто над душой не стоит, не ругает, не плачет, каверзных вопросов не задаёт. А значит, надо понять, что, нахрен, происходит, и как, мать вашу, мне быть дальше?

Для начала стоит принять происходящее за реальность. Странную, но существующую. В противном случае придётся признать, что всё это какой-то бред, который крутит моё угасающее сознание, в то время как умирающее тело валяется в госпитале, подключённое к аппарату жизнеобеспечения. И тогда стоит уповать на то, что смерть смилостивится надо мной и заберёт в свои объятия без мучений. Потому что смотреть такие картинки у меня нет никакого желания.

Лучше сразу сдохнуть.

Но если не бред, то есть, как говорится, варианты.

Переселение душ, надо же! Никогда в эту хрень не верил! Считал, что гадалки да кришнанутые на всю голову наркоши зря принимают это своей реальностью. А уж чтобы подобное со мной случилось? Да ещё и так!

У оперов склад ума наглухо материалистичный. Издержки профессии. Верить можно только в то, что ручками пощупал, да в заключении патологоанатома, которое прочёл. Лично. Да и то, даже вскрытие не всегда показывает истинное положение вещей.

Сейчас же, с тактильными ощущениями всё нормально. Вот, стою на улице, смотрю на небо. Землю под ногами чувствую. Ветерок прохладный на лице. Сырость рассветную. За спиной шикарнейший особняк, точнее даже комплекс из особняков — поместье. Я про такие не слышал даже. Перед глазами дорогущая машина неизвестной марки, но по обводам видно, что спортивная. Моя. Точнее — Михаила Шувалова. Который теперь я.

В памяти всё ещё царил жуткий сумбур.

В одном фрагменте я с Сеней собираюсь на арест Кургина, в другом — я же, но другой! — танцую под неоновыми вспышками в окружении едва одетых красоток. Ночной Питер мешается со здешними Владимирскими городскими пейзажами. Разговор с напарником — с горячим шёпотом одной из девушек, что изгибается у меня на коленях.

И всё это воспринимается, как собственные воспоминания. Абсолютно личные, из глаз, так сказать.

Вот только первые принадлежат майору полиции питерского УБОПа — Андрею Дроздову, а другие — двадцатилетнему аристократу, бесцельно прожигающему жизнь в вечеринках.

Его зовут Михаил Шувалов, и он не просто наследник огромного состояния, но ещё и сын одного из влиятельнейших людей страны, которая — сюрприз, мазафака! — вовсе даже и не Российская Федерация, а вполне себе Российская Империя.

Я-Дроздов вёл к завершению дело Кургина, одного из крупных питерских авторитетов, к которому подбирался полтора года. И сегодня ночью намеревался закрыть гештальт, а ещё лучше пристрелить мерзавца при попытке сопротивления сотрудникам внутренних дел, для чего и выехал с напарником на встречу с информатором, который мог дать информацию на «мусорного» короля.

Я-Шувалов никаких далеко идущих планов на жизнь не имел и довольствовался настоящим — шикарным и безоблачным. Немного напрягался по поводу угроз отца, утомлённого таким поведением старшего сына. Но с лёгкостью топил страхи в коллекционном шампанском.

Опер Дроздов погиб от выстрела в спину от руки своего напарника. Двуличный щенок продался Кургину, разменяв офицерскую честь на хрустящие банкноты.

Мажор Шувалов сдох от передоза в ночном клубе. Ещё и парочку своих приятелей на тот свет захватил. Таких же молодых и ничего из себя не представляющих.

И в сухом остатке — кто я, если помню, как свои, обе эти жизни? Дроздов? Шувалов? Опер? Мажор? Или кто-то новый, собранный из кусочков двух личностей?

«Херню несёшь! — цыкнул я на расшалившееся подсознание. — Что значит, кто я? Жизнь Шувалова я помню, она мне в довесок к телу досталась в виде разбитых и порой не связанных между собой воспоминаний. А свою — знаю. Я — Андрей Дроздов. Сорок два года. Майор полиции. Придурок, который так и не научился в присутствии начальства держать рот на замке. Один из лучших оперов управы, несмотря на невысокое звание. Разведён. Характер твёрдый, нордический. Постоянно замечался в порочащих его связях».

Да. Я — Андрей Дроздов, который после смерти по непонятным причинам, оказался в теле Михаила Шувалова. В другом мире. В момент его смерти. Совпадение прям, ага. Верю-верю!

Но мы на это пока отвлекаться не будем — непродуктивно. Не проводить же мне оперативно-разыскные мероприятия среди богов и демонов? Или кто меня сюда закинул? Так-то я не против, но где этих крылатых и рогатых искать?

А вот чем стоит заняться прямо сейчас, так это свалить, наконец, от порога, резко переставшего быть гостеприимным, родительского поместья.

Куда?

У Михаила есть своя квартира, он взрослый мальчик, и уже год живёт отдельно от родителей. Ага, на полном отцовском пансионе. Роскошная, полностью упакованная «трёшка» в двух уровнях с небольшим патио на крыше. Ключи выданы, так чего же мы ждём?

И вот там, в тишине и покое, наконец, решу, что делать дальше. И не буду здесь торчать, как три тополя из одноимённого фильма.

Машина марки «Даймлер» заводилась с кнопки, в которую ещё и датчик отпечатков пальцев был встроен. Удобство я оценил. Не стопроцентная защита от угонов, но серьёзное препятствие на пути непрофессионалов.

Принципиально же от автомобилей моего мира авто не отличалось.

Солидно заурчал движок, скрипнули шины, и премиальная «ласточка» рванула с места так, будто я на пожар опаздывал!

— Воу-воу! — непонятно кому, себе или машине, сказал я. — Полегче, мустанг! Я же легонько тапку придавил!

— Активировать голосовое управление? — тут же осведомился приятный женский голос, среагировав на мою речь.

— Активировать, — согласился я.

Адрес квартиры я знал, но выудить маршрут из памяти моего предшественника оказалось не так и просто. Он там был, но разбитый на отдельные фрагменты. В таком, примерно, стиле — после этого красного дома повернуть во двор и сразу под арочку. Понятно, что по такому навигатору доехать будет проблематично.