Азимут между пламенем и порчей - Корнев Павел Николаевич - Страница 4

Я нехотя вздохнул и спросил:

– Что именно – всё?

– Если дом Синей птицы перестанет существовать, то утратят силу и дарованные им привилегии, – заявил священник столь спокойно, словно речь шла об уничтожении какой-нибудь банды лиходеев.

На какое-то время я попросту утратил дар речи, затем недоверчиво уточнил:

– Вы собираетесь вырезать весь дом?

– Во-первых, не я, – покачал указательным пальцем отец Шалый. – Во-вторых, в подобном размахе нет ровным счётом никакой нужды. Достаточно устранить старших тайнознатцев, чтобы дом перестал быть домом и лишился большей части своих прав. В нашем случае – достаточно убить одного-единственного асессора.

– В вашем случае, – поправил я собеседника. – Вам надо, вам и карты в руки!

Священник меня словно не услышал.

– Но, конечно, лучше бы сразу избавиться и от наследника. Он лишь недавно прорвался в аспиранты, но всё же может стать проблемой, если затребует время для вступления в права наследования и подтверждения статуса асессора. Младший сын главы дома только пиковый аколит, опасности нашим планам он не представляет. – Шалый задумался и покачал головой. – С другой стороны, он ничем не лучше родичей, да и кровь – не вода. Эта троица должна умереть, судьбу же остальных домочадцев препоручим Царю небесному.

– Не собираюсь никого убивать! – отрезал я. – И уж тем более не собираюсь связываться с асессором!

– Со стареньким дряхлым асессором, который так помешался на силе родословной, что озаботился рождением наследников лишь в самых преклонных годах. Да и от родни он по той же причине избавился. Там весь дом…

– Два с половиной тайнознатца, – сказал я, припомнив высказывание брата Резкого.

– Именно! – улыбнулся Шалый. – И раз уж у нас нет никакой возможности добиться справедливости на земле, тебе придётся отправить этих грешников на суд Царя небесного.

– Придётся? Вот уж нет!

– Придётся-придётся, – уверил меня священник. – Да и чего ты артачишься? Пять тысяч целковых на кону стоит!

– Это мои деньги! Я ничего не потеряю, но ничего и не приобрету!

– Ну вот ты уже и торгуешься! – благодушно рассмеялся Шалый, но глаза его остались холодными, а взгляд острым. – Пойми, ты уже подговорил соучеников напасть сегодняшней ночью на дворянскую обитель, дабы избежать наказания за похищение ребёнка!

У меня поначалу едва челюсть от изумления не отвисла, а после накатило бешенство.

– Вы всерьёз собираетесь натравить аколита и пятёрку адептов на полноценного асессора?! Да это чистое самоубийство!

– На старого дряхлого асессора и парочку его недалёких отпрысков, которых куда больше возвышения интересуют юные сиротки, – поправил меня Шалый. – И не одного аколита и пятёрку адептов, а трёх аколитов и четырёх адептов, у каждого из которых за плечами такой боевой опыт, который никому из дома Синей птицы и не снился! И уж поверь, я слишком долго возился с твоими соучениками, чтобы просто взять и послать их на верную смерть! У вас есть все шансы справиться!

Я скрестил на груди руки и отрезал:

– Чем совать голову в петлю, проще податься в бега!

– В бега податься ты всегда успеешь, – заявил явно начавший терять терпение священник. Он подошёл к столу и достал из планшета стопку листов. – Почитай-ка, что нам удалось нарыть! После самому тех нелюдей прикончить руки зачешутся!

Ничего мне читать не хотелось, а руки чесались выставить Шалого за дверь, но с ним подобный номер точно бы не прошёл, так что присоединился к священнику. Взялся проглядывать листы – те оказались протоколами опроса немногочисленных воспитанников сиротской общины, которых удалось разыскать церковным дознавателям. Упоминалось там всякое. Попались и показания Плаксы – и пусть девчонка мало что видела и слышала, именно они произвели наиболее сильное впечатление. Остальным особой веры не было, а эта малолетняя простушка ещё по дороге в город что-то такое пищала. И вправду захотелось извести дом Синей птицы до последнего человека.

Насилие, растление, истязания, убийства. И всё это – на протяжении нескольких лет. И до всего этого никому не было никакого дела. А как самих задели за живое, так и засуетились, будто скипидаром одно место смазали!

От злости стало трудно дышать. Но хоть и возникло настоятельное желание поквитаться за босяков, идти на поводу у священника я не собирался. Нацепил на лицо маску Лучезара, кинул листки на стол и с невозмутимым видом заявил:

– Будет чрезвычайно прискорбно, если эти изуверы сумеют уйти от наказания. Но этот груз ляжет отнюдь не на мою душу!

Пустое! Отец Шалый был слишком хорошим картёжником, чтобы получилось его обмануть.

– Выправлю тебе церковную подорожную, – пообещал он, сочтя возможным повысить ставки. – Метка с духа рано или поздно слетит, а с подорожной всё Поднебесье объехать можно! И учти – если затея с домом Синей птицы провалится, меня в сторонку отодвинут, и тобой совсем другие люди займутся. Так не лучше ли соученикам подсобить, чтобы они уже точно дров не наломали?

До чёртиков не хотелось плясать под чужую дудку, вот я и буркнул:

– Нешто вам больше задействовать некого?

– Нет! – отрезал Шалый. – Мне ещё налёт на сиротскую общину устраивать!

Я вздохнул и сдался, правда, виду не подал и сказал:

– Подорожная – это хорошо, но мало.

Священник разом напрягся.

– Не люблю, когда пытаются залезть мне в карман!

– Не в карман, а в епископскую казну!

Отец Шалый покачал головой.

– Я действую на свой страх и риск и не получу из казны ни гроша даже в случае успеха! – отрезал он. – И хватит уже торговаться – не на базаре!

Но я набычился.

– Да и чёрт бы с деньгами! А как насчёт знаниями поделиться? Аркан какой подкинуть или подсказать, какие книжники трактатами о магии из-под полы торгуют?

Шалый так и скривился.

– Самодеятельность в тайном искусстве могут позволить себе лишь гении! – отрезал он, но тут же осёкся, наморщил лоб и спросил: – Головы на Диком поле ты ведь неспроста отрезал, так? В Черноводск намылился?

С ответом я торопиться не стал и для начала убрал стеклянные ёмкости в новенький кожаный саквояж.

– Допустим, – буркнул, рассовывая меж их стеклянными боками исподнее. – И что с того?

– Дам тебе рекомендательное письмо к одному своему знакомцу, он замолвит словечко перед школой Чернопламенных терний. Аспект для тебя не самый подходящий, но раз уж отказался принимать багряный аргумент, лучшего варианта в нашей глуши не сыскать.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок! – выдал я и спешно отступил на шаг назад. – Но-но! Это народная мудрость!

Священник недобро зыркнул и потребовал:

– За языком следи!

Я чуток расслабился и уточнил:

– Что за аспект у тайнознатцев дома Синей птицы?

– Ледяной, – подсказал Шалый и потребовал: – Собирайся!

– Не самые удобные противники для огневиков, – отметил я, начав складывать в стопку валявшиеся на столе листы.

– Верно и обратное, – отметил священник и посоветовал: – Всё с собой забирай, не стоит больше сюда возвращаться. Раз уж тебя установили, наверняка и наблюдение организовать не преминули.

Я озадаченно хмыкнул и спросил:

– А как быть с судебным заседанием?

Отец Шалый пожал плечами.

– Сделаете всё как надо, и оно просто не состоится. Ну а если судья заартачится… – Он вытащил из планшета и продемонстрировал мне документы о передаче Плаксы и Мелкой в церковный приют южноморской епархии. – Вот это снимет решительно все вопросы.

– Чужое брать нехорошо, – нахмурился я и уже с нескрываемой угрозой добавил: – И даже чревато…

Священник беспечно рассмеялся.

– Не забывай, кто избавил тебя от тюремной баланды, сын мой!

– Да уж не забуду, отчим!

15-4

Гостиницу мы покинули через чёрный ход. В заднем проезде нас дожидалась карета – погрузились в неё и покатили прочь. Ехали молча. Разговор не клеился, да и говорить мне с Шалым было особо не о чем. К тому же я был зол и зол просто безмерно. И на него, и на себя самого. Если раньше из-за долгов под чужую дудку плясал, то сейчас попросту через колено сломали. Ясно и понятно, что плетью обуха не перешибёшь, но даже обещанное вознаграждение настроения нисколько не улучшило.