Право крови - Кнаак Ричард Аллен - Страница 72

«А может, партанцев лучше тоже взять с собой, в Храм? Пусть сами убедятся, в чем правда».

Ульдиссиан поморщился. До чего же он докатился, если хоть на минуту всерьез задумывается о столь возмутительной подлости! Сын Диомеда помотал головой, гоня прочь ненужные мысли. Как быть с самим собой – дело одно, но снова обманывать жителей Парты он не станет… и в Церковь Трех их уж точно не поведет.

Однако… если уж рвать все связи с приверженцами, это следовало сделать как можно скорей. Но как только он вернется в лагерь, его не оставят одного ни днем ни ночью. «Пожалуй, – подумал Ульдиссиан, – туда лучше всего вовсе не возвращаться».

Вовсе не возвращаться… А что, возможно, на этот раз и получится!

Ноги понесли его вперед сами собой, еще до того, как крестьянин это заметил. Раздвигая густые ветви, Ульдиссиан ринулся в заросли напролом. Он понимал: с одной стороны, сегодняшнее скоропалительное бегство еще безрассуднее, чем тайный отъезд из Парты, однако с другой – окажется для всех неожиданным. Им и невдомек будет, где его искать. Здесь, в гуще джунглей, он обведет вокруг пальца лучших их следопытов, включая сюда и Ахилия.

Однако, торя себе путь во мраке ночи, Ульдиссиан призадумался: а далеко ли он сможет уйти без коня? Верхом, по меньшей мере, сквозь джунгли проламываться куда проще, а впереди наверняка отыщутся не столь заросшие тропы, где всадник сможет пришпорить коня. Если б он только догадался прихватить с собой одного…

Увы, теперь на это не стоило даже надеяться. Не в силах предпринять чего-либо иного, чувствуя, что сейчас все зависит лишь от того, чтоб бежать и бежать, пока не откажут ноги, Ульдиссиан слепо, наугад несся сквозь ночные джунгли. Каждую минуту ему казалось, будто за спиной вот-вот поднимется крик, за ним устремятся в погоню…

Вдруг в зарослях впереди замаячило, зашевелилось нечто живое… и при том изрядной величины.

Ульдиссиан замедлил шаг, но, поскользнувшись на мягкой, сырой земле, потерял равновесие, споткнулся и рухнул ничком, носом в грязь.

Над головой звучно фыркнули. Морда зверя мягко ткнулась в плечо. Наскоро протерев залепленные грязью глаза, Ульдиссиан увидел перед собою огромного белого скакуна. Под мощной шеей коня покачивались поводья. Вдобавок, конь был оседлан. Что ж, дело ясное: конь – один из партанских, потерявшийся по дороге сквозь джунгли.

Схватив поводья, Ульдиссиан негромко забормотал, уверяя коня, что не сделает ему ничего дурного. Казалось, конь появлению человека был только рад: очевидно, в незнакомых местах ему сделалось не по себе.

Возблагодарив удачу, Ульдиссиан приготовился усесться в седло…

– Не вздумай! Отойди от него!

Испуганный неожиданным окликом, Ульдиссиан вздрогнул, и нога его соскользнула со стремени. Конь буйно всхрапнул, словно бы разъяренный чужим вмешательством, и двинулся от кричавшего прочь, потащив за собой крепко вцепившегося в поводья Ульдиссиана.

– Тихо! Тихо!

Заставив коня остановиться, Ульдиссиан повернулся к нежданному гостю.

Лицо кричавшего оказалось столь бледным, что его удалось разглядеть даже во мраке ночных джунглей. Шагал он торопливо, но ровно, гладко, будто привык к джунглям с самого детства.

– Мендельн?!

Неизвестно, отчего, однако Ульдиссиан сомневался, что перед ним действительно брат. Да, это был Мендельн… но вроде бы и не он.

– Ульдиссиан…

Голос Мендельна звучал негромко и так размеренно, что старший из братьев снова засомневался, явь перед ним, или морок.

– Ульдиссиан… оставь эту тварь, отойди. Она – не то, чем кажется с виду…

Единственной «тварью» поблизости был белый конь, и на вид, и на ощупь вполне настоящий… а вот о приближавшемся Ульдиссиан, положа руку на сердце, сказать того же самого не мог. В памяти вновь всплыли гнусные проделки Малика.

– Не подходи! – крикнул он Мендельну. – Не подходи!

– Ульдиссиан… это я.

– А я в этом не уверен…

В голове загудело. «Не может быть! Не может быть, это не Мендельн! Еще один демон, наверняка! Поближе его подпустить, а как подойдет – ножом, ножом…»

– Не слушай его, – негромко сказал, может, Мендельн, а может, и нет. – Не понимаю, о чем он тебе толкует, но знаю: дурному учит.

Ульдиссиан сдвинул брови. Болезненный гул в голове набирал силу с каждым ударом сердца.

– Кто «он»? О ком ты говоришь?

– Да, ты же не можешь видеть его таким, каков он на самом деле. А он склонился к твоему плечу, нашептывает, точно влюбленный, но внушает тебе одну только ненависть. А еще он, по-моему, с нею знаком: сходство во внешности чувствуется.

«С нею…» Для Ульдиссиана это могло означать только одну особу.

– С Лилией?

– Верно, ты звал ее именно так, а помнишь ли, какой в итоге увидел?

Еще недавно Ульдиссиан полагал, будто истинного облика Лилии не забудет до самой смерти, но теперь, как ни старался, припомнить его не смог.

– Я… нет… не подходи!

– Ульдиссиан… это действительно я. Твой брат, Мендельн. Приглядись внимательнее. В глаза мне взгляни. Вспомни все, что мы с тобой вместе пережили. Вспомни боль и страдания отца, матери, братьев, сестер, сожранных ненасытной чумой…

Тон говорящего переменился. Голос звучал по-прежнему негромко, размеренно, однако теперь в нем слышались нотки нестерпимой муки, тоски, как две капли воды похожей на ту, что таилась и в сердце Ульдиссиана.

Теперь Диомедов сын понял: да, это и вправду брат, а не какой-нибудь демон, наряженный в кожу Мендельна.

Это заставило бросить поводья… вернее, сказать, Ульдиссиан хотел было выпустить их, но пальцы не разжимались. Скорее, наоборот – вопреки его воле, стиснули поводья еще крепче.

Белый скакун всхрапнул и возобновил старания, потянул крестьянина прочь от Мендельна.

Брат произнес нечто неразборчивое. Конь разом взбрыкнул, встал на дыбы, завизжал, как не могло бы визжать ни одно из животных на свете. Все тело его изогнулось так, будто хребет вот-вот переломится надвое, однако от боли конь не страдал – скорее, пришел в ярость.

– Давай же, Ульдиссиан! Навались, натяни повод, всю волю вложи в рывок!

Ульдиссиан без раздумий повиновался. Рука сжимала поводья по-прежнему, хотя взбесившийся конь на глазах утрачивал прежние формы, расплывался, точно вылепленный из сырого сдобного теста. Глаза его, лишившись зрачков, вспыхнули алым огнем, грива, ниспадавшая с шеи на плечи, обрела жесткость и остроту терновых колючек. Несмотря на массивность сложения, жеребец поднялся на дыбы, будто ходить таким образом ему гораздо привычнее.

Однако пальцы никак не разжимались, хотя Ульдиссиан тянул и тянул, тянул к себе руку, что было сил.

И тут ему вновь вспомнились слова Мендельна. Вложи в рывок всю волю… «волю», не «силу», а ведь в выражениях Мендельн с детства был исключительно точен…

Слегка ослабив натяг, Ульдиссиан сосредоточился на желании выпустить поводья, на настоятельной необходимости совладать с собственными же пальцами.

Ладонь разжалась. Ульдиссиан немедля развернулся кругом, так что поводья выскользнули из кулака.

Стоило ему освободиться, тварь возле него утратила всякое сходство с конем, приняла новый облик, слегка убавила в величине. Кое-какие изменения претерпела и ее схожесть с демоном: шипы обернулись волосами, тело сделалось более похожим на человеческое.

Теперь перед Ульдиссианом стоял некто высокого роста, лучащийся добротой, в волнистых, пышных сединах, с безупречно остриженной бородой. Улыбнувшись, он простер руки навстречу Ульдиссиану.

– Ты оказался человеком весьма достойным, сын мой. Иди же ко мне, позволь благословить твою стойкость!

– Кто… кто ты такой?

– Я? Разумеется, Примас, кто же еще, – отвечал незнакомец, улыбнувшись лучезарнее прежнего. – Однако ты можешь называть меня Люционом.

– Примас?! Люцион?! – в ужасе выдохнул Ульдиссиан.

– Да, Люцион, – кивнул незнакомец, – и, вижу, демонесса Лилит распускает обо мне лживые слухи.

– Лилит? То есть, Лилия?