Право крови - Кнаак Ричард Аллен - Страница 30

Взбодрившийся, Ульдиссиан еще крепче сомкнул пальцы на клюве первого демона. Однако на сей раз он намеревался не просто отвести клюв в сторону.

Стоило ему разок поднажать, клюв чудовища треснул. Демон, забулькав горлом, принялся вырываться. Темно-зеленый гной, брызнувший из трещин, обдал Ульдиссиана с головы до ног, но жжение, причиняемое каждой из тошнотворных брызг, затмил собою азарт, неодолимое желание испытать, на что он еще способен. Новая сила бурлила в нем, точно река, вышедшая из берегов, питала его непрестанно. Казалось, тело растет, прибавляет в величине. В сравнении с врагами он стал исполином, титаном.

Да что там «титаном» – богом…

Уже не впервые почуяв неладное, Малик озабоченно сдвинул брови. Вначале, едва демоны материализовались, деревенщина нанес удар практически моментально. Столь легкая победа Ульдиссиана над пирио, обладателем бритвенно-острых шипов, самым грозным из слуг, предоставленных ему в услужение господином, ошеломила верховного жреца куда сильнее, чем могло показаться со стороны. Все завершилось настолько быстро, что Малик даже не почувствовал всколыхнувшейся в крестьянине мощи.

Но два оставшихся демона взялись за дело согласно его желаниям и, судя по всему, были вполне готовы живо разделаться с жертвой. Дабы они наверняка не увлеклись – обычно демоны к этому склонны – и не погубили Ульдиссиана, Малик пустил в дело всю остроту чувств, следил за каждым их движением. Говоря откровенно, верховный жрец участвовал в этой схватке, как будто бился с крестьянином собственноручно… и потому тоже заметил нежданный, невероятной мощи ток силы, струящийся сквозь того, кто мгновение ока назад выглядел всего-навсего жалким, беспомощным фигляром.

Заметил… и не сумел постичь, как это могло произойти. Казалось, Ульдиссиан черпает силы откуда-то со стороны.

Не без труда оторвавшись от схватки, Малик обвел взглядом троих остальных. Серентию, едва ощущавшую силу, растущую в ней, священнослужитель исключил сразу же, как и юного олуха, с озадаченным видом стоявшего рядом с девицей и, надо думать, доводившегося Ульдиссиану братом. Да, в этом братце чувствовалась некая странность, однако источником силы был явно не он.

И тогда верховный жрец перевел взгляд на единственную оставшуюся особу – ту самую, что поначалу заинтересовала его менее всех других. К ней Малик присмотрелся особенно пристально, взглянул так, как мог взглянуть лишь жрец вроде него.

Всмотрелся… и увидел нечто такое, чего увидеть даже не помышлял.

– Великий Люцион! – вырвалось у него, в кои-то веки не сумевшего сохранить видимость абсолютной уверенности в себе пополам с пренебрежением к врагу.

Рука Малика поднялась, указуя на цель, губы зашевелились, бормоча слова заклинания…

Спину рядом с левой лопаткой пронзила острая боль. Прекрасно разбиравшийся в устройстве человеческого тела и ранах, влекущих за собою отсроченную или мгновенную смерть, Малик вмиг рассудил: угоди то, что его поразило – надо думать, стрела – еще дюймом ближе к хребту, пожалуй, его не спасли бы даже все его силы. Оценив положение, он, дабы не только не истечь кровью, но и не лишиться чувств, немедля пустил в ход полученный от господина дар.

К несчастью, это значило, что он больше не может ни управлять боем, ни чего-либо поделать с потрясающим новым открытием. Стараясь не утратить сосредоточенности, Малик пошатнулся, но, стоило только оглянуться назад, увидел оседающего наземь брата Рондо: вторая стрела поразила мироблюстителя в горло. Между тем, в зарослях на краю поляны мелькнуло гибкое, ловкое тело. Простой лучник? Вот тебе и на! Одна мысль о том, что Малик едва не погиб от рук человека, не смыслящего в высоком искусстве ни аза, оскорбляла его до глубины души.

И тут с той стороны, где Ульдиссиан бился с демонами, донесся странный, настораживающий хрип. Поначалу Малик подумал, что одна из его тварей, оставленных без хозяйского присмотра, разорвала крестьянина на куски. Но нет, Ульдиссиан вновь вырвался на свободу. Мало этого: в левой руке он держал безжизненно обмякшее тело клювастого демона… только теперь – начисто лишившегося клюва. Под взглядом священника Ульдиссиан отшвырнул мертвое чудище прочь и обеими руками ухватил третьего демона за толстый, клейкий язык. Минуту назад этот язык на глазах Малика захлестнул ноги простофили, поражая противника холодом, вмиг превращающим почти всякого смертного в глыбу льда.

Однако Ульдиссиан не только вытерпел этот холод – теперь он волок последнего из адских прислужников Малика к нему. Клыки демона сомкнулись на запястьях крестьянина, и верховному жрецу на миг показалось, будто Ульдиссиан совершил роковую ошибку.

Но нет, жуткие клыки с хрустом рассыпались, точно стеклянные, обломанные о бренную человечью плоть!

Скрипнув зубами, Ульдиссиан рывком высвободил одну руку и подхватил с земли скользкие от гноя пополам с сукровицей обломки клюва первого демона. Перехватив длинные, острые обломки на манер кинжала, крестьянин с силой вонзил их в мясистую морду врага, чуть выше чудовищной пасти.

Демон пронзительно заверещал… и мешком рухнул наземь. Из огромной раны, заливая мертвое тело, хлынула густая черная жидкость.

Тем временем стрела, вонзившаяся Малику в спину, повинуясь его воле, пробкой выскочила из раны, а рана сомкнулась и затянулась. Спина немного побаливала, но главная причина его слабости заключалась в сочетании исцеления со стараниями удержать в узде демонов.

«Да, это уже не по плану», – подумал Малик, глядя на гибель последнего из слуг. Несомненно, Примас будет разгневан. При мысли о том, какую форму может принять этот гнев, верховный жрец содрогнулся. Он помнил, как выглядел гнев господина, на его глазах постигший одного из прежних верховных жрецов другого ордена. После и для погребения-то почти ничего не осталось.

Однако простое на вид поручение оказалось не столь уж простым. Малик до сих пор не мог бы сказать, с какого момента, с какой ошибки дела пошли вкривь и вкось, но нутром чуял: в игре появилась фигура, не замеченная даже Примасом… сколь это последнее ни невероятно.

Ульдиссиан поднял взгляд на священника, и его взмокшее от пота лицо приняло выражение, весьма напоминавшее Малику гнев, да такой, на который, как он полагал, не способен никто, кроме Примаса.

Разом забыв о прислужниках, Малик поспешил принять меры к защите собственной персоны.

Поразившая и его, и мироблюстителей сила во сто крат превышала ту, что в начале боя расшвыряла воинов в стороны. На сей раз тела взвились в воздух, точно пущенные из катапульт. Мироблюстители закричали. Кое-кого швырнуло о деревья, других отбросило в заросли. Одного из мироблюстителей ударило о ствол дуба так, что дуб с треском рухнул на те, что росли по соседству.

На ногах, пусть и с великим трудом, сумел устоять только Малик. Не веря собственным глазам, смотрел он, как Ульдиссиан неумолимо шагает к нему. Глаза крестьянина налились кровью, и священник понял: сейчас его, так сказать, «жертва» учинит над ним нечто гораздо хуже всего, учиненного до сих пор.

Поняв это, Малик сделал самое разумное, что только мог.

Перед Ульдиссианом возник, закружился в воздухе вихрь, немедля подхвативший с земли всю пыль пополам с мелким мусором. Рукотворный смерч ударил Ульдиссиану в лицо, на миг лишив его зрения.

Священнослужитель сосредоточился, и…

Отмахнувшись от густой пыли, Ульдиссиан разозлился на себя самого за то, что не ждал чего-нибудь в этом роде. Ослепленный, он приготовился к самому худшему: ведь за первым ударом Малика наверняка последует и второй, куда более подлый.

Однако пыль тут же осела… а от верховного жреца на поляне не осталось даже следа.

Сын Диомеда растерялся и замер, ожидая какого-нибудь подвоха, но Малик даже не думал, возникнув из ниоткуда, продолжить бой. Вместо этого изящные, тонкие руки обняли его сзади, и голос Лилии объявил: