Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 19

— Немножечко неловко вышло, да? — зло спросил Эрер, оттащив фальшивого проводника от костра.

Тот трясся на земле, всё ещё вытаращившись на покалеченную руку и хрипя широко открытым ртом.

— Согласен, получить электрический разряд по телу — не самое приятное ощущеньице, но знаешь? Этого легко можно было избежать.

Эрер прошёлся вокруг лагеря и обнаружил пожитки своего несостоявшегося убийцы. Деньги, артефакты, часы, женские украшения, стопка документов… Найденное вызвало такой приступ омерзения, что он с чувством сплюнул на лесной мох ставшую горькой слюну.

— Откуда же вы такие мрази берётесь, а? Рождаются-то все чистыми, искренними малышами, а потом вырастают вот в таких дерьмоглотов. И что с тобой делать теперь?

Оставлять подобного урода в живых было нельзя — это очевидно. Тащить и сдавать властям? Так Эрер к встрече с властями не особо стремился. А «проводник» ещё вон какой мордастый и пузатый! Боевого товарища Эрер бы потащил, будь тот хоть втрое крупнее. Но надрывать спину из-за случайного подонка не собирался. Однако что-то с ним сделать надо, особенно учитывая, что рябой видел его лицо и мог описать или опознать.

Нет, такого исхода однозначно необходимо избежать.

Идея — жестокая, но решающая все его проблемы — пришла в голову почти сразу. Эрер подтащил рябого к дереву, а потом присел рядом с ним на корточки и посмотрел в выпученные от перенапряжения глаза. От урода пахло потом, горелой плотью и кислым животным страхом.

— Ты же, паскуда, даже женщин не щадил, ведь так? Травил, обирал, а потом… закапывал? А может, насиловал в процессе? А? Угадал?

Покрасневшие глаза рябого таращились так, что почти выпадали из орбит.

— Знаешь, что самое забавненькое во всей этой ситуации? Если бы я тебя сейчас убил, то совершил бы преступление первой степени. Но я себе не враг, поэтому ограничусь точечным магическим воздействием третьей степени, обратимым, между прочим. За такое при наличии хорошего адвоката я бы отделался предупреждением, особенно учитывая, как мило складывалась наша беседа.

Преодолевая брезгливость, Эрер поднёс пальцы к основанию горла рябого и пустил разряд, убивая нервные окончания голосовых связок.

— Это чтобы ты не смог рассказать о нашем маленьком междусобойчике. Глотать тоже может быть сложно, но с голода такой здоровенный боров быстро не помрёт.

Рябой дёрнулся и засипел. Вторым жестом Эрер коснулся вращающихся в панике глаз.

— А это, чтобы ты больше не высматривал себе новую жертву.

Несостоявшегося убийцу трясло так сильно, что попасть по левой кисти удалось лишь с третьего раза.

— А это, чтобы ты больше никому не смог подсыпать яд.

Ослепший, онемевший и потерявший чувствительность рук здоровяк казался жалким слизняком, но Эрер с ним ещё не закончил.

— А это, чтобы последним словом, которое ты услышишь за долгое время, было слово о тебе. Мразь.

Два разряда молний синхронно вошли в уши в области козелков и прибили слуховые нервы.

После этого Эрер привязал тело к стволу дерева найденной у «проводника» верёвкой, отрезал лишнее и аккуратно распустил на тонкие длинные части. Связал и получил длиннющую бечёвку. Вышел на пустое пространство и прикинул расстояние до ближайшей вышки. Должно хватить.

Внимательно осмотрев поляну, уничтожил все следы своего пребывания, закинул кружку, из которой пил, в кострище и вычел из собранных уродом денег стандартную награду за поимку особо опасного преступника. Остальное вместе с найденными документами и ценностями сложил в чужой заплечный мешок и двинулся сквозь лес, протягивая за собой тонкую плетёную нить.

К самой башне пограничников он подходить не стал. Привязал край верёвки к рюкзаку с документами и закинул его через забор. Если эстренцы не совсем конченые, то тонкий намёк поймут, а немого и слепого осудят, не боясь, что он расскажет лишнее.

А вот дальше… примерно через полгодика нервы у рябого начнут восстанавливаться, потому что воздействовал опытный маг филигранно и точно. Если будет к тому моменту жив, этот урод заговорит и наверняка расскажет много чего интересного о местных пограничниках.

Однако навредить Эреру своими показаниями уже не сможет.

Идя через враждебный лес, Эрер в который раз задумался о том, как и когда его жизнь сошла с проложенных рельсов так, что подобные жестокие уроды стали для него привычным и понятным окружением.

И не стал ли жестоким уродом он сам? А если стал, есть ли шанс измениться снова?

Спустя некоторое время Эрер вернулся к границе. Она пролегла перед ним огромной мрачной метафорой, разделяющей жизнь на две части.

Впереди — прошлое. Работа, которую он никогда не хотел. Семья, которая от него отреклась. Жизнь, которую он не помнил. Долг, который обязывал вернуться.

А за спиной — будущее, которое может не случиться.

Ему предстояло сделать выбор.

Что важнее — воспоминания или чувства?

Примета 34: ворошить прошлое — к его возвращению

Тридцатое юлеля. Полночь

Таисия

Дни сменялись днями.

Я навещала беременных пациенток, поприсутствовала на одних родах (и даже не упала в обморок в процессе), вылечила десяток детских простуд, одно сотрясение мозга и зашила парочку резаных ран.

Больше всего я занималась Дичиком. Дневные часы проводила в компании Таллы и Луняши, совершенно истомившейся по «мерзкому и никому ненужному» Давлику, а после заката надевала новые брюки, и мы с Шельмой уходили в лес за осенними соцветиями, грибами и ягодами. Обычно я выбирала полянку посимпатичнее и стреляла на ней по мишеням. Это позволяло обрести внутреннее равновесие, а ещё отпугивало возможных хищников и приучало кису не реагировать на резкие звуки. Возвращались мы обычно сильно за полночь.

Я вроде бы привыкла к размеренной мирной жизни, но всё равно по ночам прислушивалась к шагам за окном, одновременно опасаясь и надеясь услышать стук в дверь.

И однажды он раздался…

На пороге стоял Эрер.

— Лунной ночи, конфетка, — нахально улыбнулся он.

Сердце предательски пропустило удар.

— Что-то случилось? — взволнованно выдохнула я, ища глазами раны на его теле.

Однако их не было.

Зато он купил нормальную одежду и теперь снова был одет так, как в нашу первую встречу: в светлую рубашку с небрежно закатанными рукавами, облегающие брюки и начищенные ботинки.

— Я забыл сделать кое-что важное, — серьёзно ответил он и шагнул ко мне.

Хотела отодвинуться, чтобы пропустить его в дом, но оказалась в плену крепких рук. Одной он прижал меня к себе, а другую запустил в волосы и мягко потянул назад, заставляя откинуть голову. Я подчинилась, мгновенно тая и теряя рассудок в его объятиях. Когда его губы коснулись моих, всё вокруг растворилось в неважности.

Эрер был одновременно и нежен, и беспощаден. Он целовал меня, то завладевая губами, то отрываясь на секунду, чтобы зарыться носом в мои волосы за ухом и шумно втянуть мой запах, словно присваивая его себе. В этом было что-то до странного звериное и первобытное, безжалостно бьющее по самым базовым инстинктам.

Меня никогда не целовали и не обнимали так…

Эрер приподнял меня, но понёс не в дом, а наоборот — на улицу. Одурманенная поцелуями, я не сразу заметила, что на крыше горят свечи, а между ними уютно расстелен плед.

— Позволь пригласить тебя на свидание, конфетка. Тут недалеко, — шало улыбнулся он, и я нервно рассмеялась, боясь выпустить его из рук и проснуться.

Больше всего на свете я боялась проснуться… Боялась настолько, что просто кивнула, широко распахнув глаза. Было до дрожи страшно сказать хоть слово, разрушить этот момент.

На крышу Эрер меня почти внёс — я только дважды попала ногами по ступенькам приставной лестницы, и то скорее случайно. Плед оказался мягким, пожалуй, слишком мягким и удобным, но мне было бы плевать, даже если бы он уложил меня спиной прямо на жёсткий сланец крыши.