Забавные, а порой и страшные приключения юного шиноби. Фантасмагория. Часть 1 - Конофальский Борис - Страница 10

Но, к облегчению его, в этот разговор вдруг вмешалась Нуит, она хмыкнула и заявила шепеляво:

– Конечно, наша принцесса выйдет за гоя, да она и за козлолося выскочит от огня непреодолимого, у нашей Леи давно уже свербит в одном месте, аж зубы сводит…

– Ты дура? – взвизгнула Лея, взглянув на голову сестры, и покраснела ещё больше. Дева была возмущена и от того стала ещё краше.

– Нуит! – вслед за нею взвизгнула и мамаша девочек, сверкнув глазами, полными свирепости, в сторону обеих голов. – Ты обалдела – такое говорить при посторонних? Что о нас будут люди думать? – она тут же оборотилась к шиноби: – Это она у нас шутит так. Лея вовсе не такая. Она скромная и целомудренная.

– Да, – подтверждает сама прекрасная Лея. Ей, кажется, стыдно за своих родственниц. – Вы уж извините, господин шиноби, у них головы-то две, а мозг на двоих один получился, вот и шуточки у них всё про козлолосей выходят. Другие шутки у них не получаются.

А шиноби вдруг и говорит ей спокойно, тоном опытного врачевателя:

– Что в теле молодом горит огонь желания, то о здоровье тела говорит. А вот отсутствие подобного огня в невесте юной пусть жениха насторожит серьёзно.

– Понятно тебе?! Насторожит… – воскликнула прекрасная Лея, победно взглянув на свою сестру-сестёр. – Дуры!

– Мамаша-а! – сразу заныли в один голос Нира и Нуит. – Эта шаболда опять начинает…

– Сами вы шаболды! – огрызнулась Лея.

– Всё, хватит! Замолчали все, – оборвала их мать весьма резко. От негодования погрозила дочерям пальцем, всем по очереди, причём «головам» каждой по отдельности, поправила юбки, уселась поудобнее и тут же сменила тон: – Господин шиноби, наша служанка сказала нам, что вы её излечили от болей в пояснице. Ходит вон, поёт свою мерзкую песню тоскующей гойки теперь, а ведь с утра только кряхтела да ругалась. Еле бродила по дому, хоть на козлолосюшню её веди да секи там. А тут враз переменилась. И говорит, что вы её облагодетельствовали. Вы ведь, как я про таких, как вы, слыхала, не только людей режете, душите да травите, вы же ещё и лечите, не правда ли?

– Лечат, лечат, – уверенно вмешалась младшая, энергично облизывая леденец своим синим языком, – это они для разнообразия, чтобы карму поправить, – и, уже стоя рядом с Ратибором, продолжила, как бы успокаивая: – Ты не бойся, мы тебя вообще-то не жениться сюда позвали, мы тебя позвали, потому что у папаши нашего нет денег врача к нам позвать. А он мне нужен, – и девочка, видя, что шиноби внимательно смотрит на неё, кивает головой: – Да, да, мне… Вернее, не мне, а моей мамаше, я бы на то и внимания не обратила, поболит, да и пройдёт, но она у меня мнительная.

– И в чём же ваша хворь? – интересуется Ратибор, и тут его посещает одна мысль: «А вдруг заплатят? Да. Это было бы очень кстати».

И вправду денег у него было очень мало, он отдал почти всё своему неожиданно обжёгшемуся кислотой старшему товарищу на лечение, хотя им обоим наниматель выдал по приличной сумме перед дорогой.

– Да вот, – девочка широко разевает рот и показывает ему что-то там. – Вот тут…

– Мне нужен свет, – шиноби пытается разобраться, – но я скажу вам сразу, стоматология – отдельное искусство, ему я не обучен.

Лея подносит ему лампу, и тогда он, чуть оттянув щёку девочки пальцем, всё понимает:

– Но, слава Богу, дело тут простое. Молочный зуб ещё не выпал, и взрослому расти мешает. Сейчас мы это разрешим, мне лишь за инструментами сходить придётся, – говорит он, продолжая заглядывать в синий от леденца рот ребёнка.

– Правда? – радуется мамаша. – Вы всё сделаете?

– Попробую, – отвечает молодой человек и уходит. Возвращается со своим ларцом, из которого достаёт небольшие щипцы.

– А анестезия?! – воскликнула Мория.

– Я полагаю, в ней нужды не будет, – заверил девочку шиноби. – Прошу вас рот открыть.

– Смотри там, не вырви мне лишних зубов, эскулап, – предупредил юношу ребёнок и раскрыл пошире рот.

А дело оказалось простым, едва он смог уцепится за молочный зуб, как тот едва ли не сам отвалился.

– Всё, дело сделано, – сказал Ратибор, кладя зуб себе на руку. – И вот она, причина беспокойств.

– А не больно было, – сообщила Мория, пробуя языком новый зуб.

– Вот, это ваше, – шиноби отдал зуб девочке и повернулся ко всем остальным. – А мне пора уже, не следует хозяев донимать излишним пребываньем.

«Всё равно ничего за такую безделицу они не заплатят. Кровные очень не любят платить гоям. Очень».

– Мамаша, – почти взвизгнула после его слов Нира, – он уходит!

И потом они слаженно, в один голос с Нуит, словно репетировали это, воскликнули вместе:

– А как же мы?

Мать кивнула им: да-да, я помню, помню, – и с улыбкой благосклонности обратилась к молодому человеку:

– Дорогой шиноби, а не могли бы вы посмотреть и Ниру с Нуит?

– Ну, если речь опять пойдёт про зубы… – начал было он, но женщина его остановила:

– Нет, не про зубы, у нас тут другая беда.

– Чирей нас одолевает! – сразу сообщила ему Нуит.

– Под мышкой, – добавила Нира.

– Уже неделю изводит, – продолжила Нуит. – такая подлость, играть нам нет никакой возможности с ним.

– Они так мучаются, – вздохнула их мать. – Может, посмотрите?

– М-м… Болезнь всех жителей болот, – кивал понимающе Ратибор. – Где хляби ядом местности отравят, там и фурункулы всегда. Обычное то дело. Ну что ж, такая хворь мне по плечу, извольте показать.

Нира с Нуит, ни секунды не мешкая и не проявляя никакого стеснения, сняли с себя блузку и подняли левую руку.

– Вот он, – сказала Нуит.

– Играть мешает, – повторила Нира.

«А может, и заплатят… хоть что-нибудь. Тут дело уже посерьёзнее, чем зуб. Но сам про деньги я бесед не заведу».

– Они у нас на пианино тренькают весь день, – сообщила Мория. – Одолели уже, из-за их игры у нас барсулени отказываются пороситься. Звери пребывают в чёрной меланхолии из-за ихнего нескончаемого Шопена.

– Заткнись… – прикрикнула на неё Нира. А Нуит добавила весьма вовремя и впопад: – Обезьяна!

Свиньин при том заметил, что выходит у этих голов всё на удивление слаженно. Он даже подивился тому.

«Не иначе, у них, кроме физиологической связи между их головами, есть ещё и ментальная! Удивительная конструкция».

Но пока он размышлял о всяких тонких материях, Нира-Нуит, оставшись в одной нижней рубахе, уже стояли возле него, подняв руку и демонстрируя ему свою подмышку; повернув к шиноби обе головы, они спросили: – Ну, что скажете?

Да, это был знатный фурункул, крупный, глубокий и безусловно болезненный. И тогда Ратибор встал и попробовал лоб одной из голов, у Нуит; он сразу понял, что температура в их организме нормальная, но, понимая, что вторая может обидеться, попробовал лоб и у Ниры.

Глава 7

– Ну, эскулап, что скажешь? – интересовалась Мория, крутясь рядом с ним. Она уже почти прикончила свой леденец, и весь её рот был синий. – Большой прыщ?

– Беда не в том, что он велик, а в том, что он глубок. Сам быстро не прорвётся, – отвечал ей Свиньин, трогая воспалённые ткани вокруг фурункула.

– Ой, – воскликнула Нира.

– Больно! – тут же следом отозвалась Нуит.

«М-м… Как любопытно; а значит, что сигналы болевые приходят к ним почти одновременно».

– Вскрывать думаешь? – лезла под руку Мория, она хотела видеть всё, что делает молодой человек.

– Придётся, сам он не созреет долго, – отвечал ей Ратибор.

– А нож у тебя есть медицинский? – не отставал ребёнок.

– Есть, – она, конечно, ему мешала, отвлекала, но он был терпелив. – Он называется ланцет.

– Анестезия? Есть у тебя?

– В наличии, я сам её готовил.

– Яд пиявки?

И тут шиноби взглянул на неё с неподдельным интересом. Девочка была и вправду необыкновенно… любознательна. И безусловно сообразительна.

– Да, яд пиявки, – согласился он и достал нужный пузырёк.

– Ой, – начала причитать Нира, – сейчас больно, наверное, будет.