Одиннадцать врагов IT-сыщика - Кащеев Кирилл - Страница 13

– А кто это такие? – спросил Вадька.

– Группировка в городе была, главаря Тимуром звали. Рэкет, наркотики. Когда я еще свой ларек в гостинице держал, они там в ресторане собирались, – торопливым шепотом пояснил Севка.

– Она думает, что мы рэкетиры, сейчас выгонит на фиг! – всполошился Вадька и громким голосом заверил: – Никакие мы не тимуровцы! Мы нормальные ребята, вот, помочь пришли. По заданию школы.

– Правильно, раз помочь и по заданию школы, значит, тимуровцы и есть, – сказала старушка, и Вадьке показалось, что в ее голосе звучит агрессия.

– Слушай, Севка, тот Тимур, он что, школы крышевал? – прошептал Вадька.

Кажется, бабка была абсолютно уверена, что они из группировки. Вот навязалась на их голову! Сейчас точно выгонит, а может, и милицию вызовет. Мало с телефонным терроризмом неприятностей, так еще и в банду рэкетиров запишут.

Севу, похоже, посетили те же мысли, потому что он принялся пояснять:

– Бабушка, мы правда не тимуровцы! Мы же еще дети! И вообще, Тимур сидит давно, а его ребят Мурат под себя взял, теперь они муратовцы.

Старушка так изумилась, что чайничек чуть не вывалился у нее из рук. Она поставила его на обувную тумбочку, сосредоточенно сцепила пальцы и сказала:

– Молодые люди, давайте-ка разберемся. По-моему, мы не вполне понимаем друг друга. Я имею в виду знаменитого гайдаровского Тимура.

Парни недоуменно переглянулись.

– Мать как-то вспоминала… – задумчиво протянул Вадька. – Вроде Гайдар – это какой-то государственный деятель был. Только давно – жуть, я еще и не родился тогда.

Севка кивнул:

– Точно, отец рассказывал. Тогда очень плохо было и даже еда по карточкам. Только все равно, бабушка, вы что-то путаете, – заявил он старушке. – Этот ваш Гайдар – он же в Москве. Где Москва, а где мы? Не мог наш Тимур под этим Гайдаром ходить!

У старушки затряслись руки:

– Дети, дети, вы опять все перепутали! Я говорю о писателе Гайдаре, он написал книжку, где мальчики – Тимур и его команда – помогают старикам. Книжка эта незадолго до Великой Отечественной войны появилась. С тех пор всех ребят, кто вот, как вы, приходит помочь, стали называть тимуровцами. А Гайдар, о котором вы говорите, как раз внук писателя Гайдара!

– Внук? Незадолго до Великой Отечественной войны? – обалдело переспросил Вадька. – Выходит, эта книжка так давно появилась? – И он осуждающе поглядел на бабушку. Ничего себе: столько лет назад кого-то там называли тимуровцами, а он сегодня должен помнить?

– Да, почти семьдесят лет назад! – воскликнула старушка.

Вадьке мгновенно стало не по себе. Он совсем не собирался огорчать бабушку!

– Ничего, дорогая соседка, ничего! – потирая ладошки, напомнил о себе старичок Таратута. – Гайдар умер и даже забыт… – он усмехнулся, – но дело его живет! Вы, ребятки, проходите, проходите, мне ваша помощь очень кстати! Я вас сильно загружать не буду, так, прибраться чуть-чуть. – И дедок распахнул дверь в свою комнату.

Вадька ступил на порог и сразу понял, почему хитрая Кисонька так расхваливала их с Севкой сыщицкие таланты. Но было поздно. Старикан уже вручил им черные от застарелой грязи тряпки и облезлый веник.

Хлопья пыли летали по комнате. Вадьке давно уже надоело гоняться за ними с веником. Теперь он просто орудовал совком как лопатой, подцепляя грязевые напластования и ссыпая их в ведро. Севка двигался следом, наматывая оставшуюся пыль на мокрую тряпку. Таратута же восседал на колченогом стуле, приставленном к самому окну, и неотрывно разглядывал улицу в сильнейший артиллерийский бинокль. Одно лишь хорошо – разглагольствовал старикан, не закрывая рта. Ни о чем и расспрашивать не пришлось.

– Какие в этом районе милые ребятки, просто необыкновенно, да! – радовался дед. – Пришли вот, убираетесь у старика. Мальчик, который в очках, вон там в уголочке получше поскреби, посильнее, не жалей ручонки-то! – Старикан одарил Вадьку сердитым взглядом и тут же снова весело заулыбался. – Не то что в моем старом районе, нет, совсем не то! Там же не дети были, а настоящие бандиты! То дверями хлопают, то орут как сумасшедшие!

– Неужели они на вас кричали? – попробовал посочувствовать Таратуте Севка, но был немедленно награжден гневным окриком:

– Попробовали бы они на меня покричать, я бы их! – Старик так рассердился, что даже оторвался от бинокля. – Во дворе, понимаешь, весь вечер носятся и орут! Мешают! Ну я им тоже… помешал! – Старикан ухмыльнулся мстительно. – В лагерь они поехали, на поезде, отдыхать! Интересно, от чего это они так устали, что отдыхать приходится? От воплей своих, что старому человеку днем и не заснешь? Вот я им и показал разок!

– Пять раз, – одними губами шепнул Севка, Вадька кивнул. Он шерудил своим совком, пытаясь понять, где в этой полной пыли комнате может скрываться компьютер, необходимый для переговоров через удаленный доступ.

– Но меня не поняли, нет, не поняли! – печально покачал головой дед Таратута. – Взрослые люди, должны бы защищать таких же взрослых людей, а не всяких малолетних бандитов! Я заслуженный человек, да! Отставной пенсионер! Армеец! Я всю жизнь верой и правдой… склад сторожил!

– Радиодеталей? – вскинул голову Вадька.

– Кому они нужны, твои радиодетали, – отмахнулся дед. – Валенок! Ушанок! Вот чем войны выигрывают! Недаром пословица говорит: врага шапками закидаем!

– И валенками запинаем, – буркнул Севка, опуская в ведро тряпку. Чистая вода мгновенно приобрела густо-черный цвет.

Вадька тихонько хмыкнул и опасливо покосился на Таратуту, но дед, увлеченный своими разглагольствованиями, ничего не слышал.

– Разве мои заслуги учли? Сказали, что дети из-за меня всю ночь на голой земле просидели, не спали, что им тяжело! А бегать как сумасшедшие весь день, а орать – не тяжело? Посидели ночь на насыпи, и хорошо, днем поспокойнее будут! Не слушают! – Старикан возмущенно передернул плечами. – Хулиганом назвали! Старый человек у них хулиган, а малолетние бандиты… – он гневно фыркнул. – Заставили затраты возмещать за ложные вызовы! Дескать, когда всякие службы по моим звонкам бомбы искали, потратились очень. Да они мне премию должны были дать, такую я им тренировку устроил, а они – затраты! Квартиру пришлось продать, двухкомнатную, – с горечью вздохнул дед, все так же не отрывая глаз от бинокля, а бинокля от улицы, – остатков денег только на эту комнатенку и хватило! Даже без телефона, зато с соседкой!

Вадька оставил совок и во все глаза уставился на деда:

– Что? В квартире нет телефона? А как же вы тогда… – Вадька осекся, – ну, если позвонить вдруг надо?

– Куда ж мне теперь звонить? – с горечью сказал дед. – Теперь и не позвонишь! На учете я. Чуть что, сказали, одной выплатой ущерба не отделаюсь. Может, и к лучшему, что телефона нет, а то ведь не выдержал бы! Вон, лицейские, у-у-у, бандиты! Бегают под окнами, орут! – Дед вспомнил, что убирающие его дом мальчишки тоже вроде как из лицея, и на мгновение оторвался от бинокля. – Вы мойте, мойте, не останавливайтесь! – склочно потребовал он. Вновь приник к биноклю и тут же опять затарахтел: – Но я не скучаю, нет, не скучаю. Хороший здесь район, просто превосходный! Раньше самому приходилось развлечения организовывать, а теперь, пожалуйста, только сиди и смотри! Главное, не пропустить! – Он многозначительно помахал биноклем. – Все время на посту!

– Чего не пропустить? – переспросил Вадька, холодея от страшного предчувствия неудачи. Кажется, они зря возятся с грязюкой отставного пенсионера Таратуты.

– Так тут каждые день-два прямо под окнами такой терроризм делается, никакого театра не надо! – Пенсионер был в полном восторге. – Милиционеры едут, саперы едут, технику гонят, все туда-сюда бегают – радостно смотреть. Им вот тоже нравится, каждый раз приходят, глядят.

– Им? Кому – им? – тихо-тихо, стараясь не спугнуть стариковские откровения, спросил Севка.

– А тем самым, которые в милицию звонят! – Таратута снова залился меленьким дробным смешком. – Каждый раз полюбоваться приходят! Являются раньше, чем милиция приезжает. Четыре раза звонили – четыре раза приходили! Любовались! Не просто любовались, записывали что-то, в блокнотиках отмечали. И правильно, да, правильно! А милиционерам-то я про них не рассказал, не… не рассказал. – Таратута принялся раскачиваться от неудержимого смеха так, что въехал лицом в окуляры бинокля. Отпрянул, потирая ушибленный глаз, и продолжал цедить сквозь разбирающий его хохот: – Приходил тут один, майор, молодой такой. Все интересовался, не звонил ли я куда, – старикан вдруг посерьезнел. – Как он смеет подозревать невинного, заслуженного человека! – Дед стукнул кулачком по подоконнику. – Отставного пенсионера нельзя обижать безнаказанно! Ничего я ему не рассказал! А они ходят да ходят! Позвонят, службы подъедут, начнут бомбу искать, а они стоят, смотрят. Не старые еще совсем, но, видно, тоже скучают, скучают. Я вот думаю, может, у них какой клуб? Может, к ним можно записаться? Не придется весь день у окна караулить. Заранее сообщат. В следующий раз, как организуют терроризм, подойду, побеседую, да. Они всегда с одного места наблюдают: люди разные, а место одно. – И Таратута указал пальцем в окно.