Варлорд. Политика войны (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 55

— И это еще не самое худшее, — добавил генерал, — о наших планах фашисты узнают на следующий день!

— Ну так это же отлично!

Он даже забыл затянутся, так и смотрел на меня с замершей на полдороге рукой.

— Великолепные возможности для дезинформации!

— Я уж подумал, что вы спятили, — выдохнул Гришин.

— Нет, просто меня учили в любой ситуации искать возможности, а трудности в реализации считать не поводом для отказа, а задачей.

— Да? И как вы намерены решить задачу увеличения производства? — съехидничал главный военный советник.

— Будет сталь — будут танки. И медь, и провода, и много чего еще, из Америки не навозишься.

— Хорошо, сделаю все возможное, чтобы ваши смежники подтянулись. Ваши танки нужны позарез, без них прорывать оборону под той же Меридой невозможно. Фашисты там закопались в землю и выстроили два пояса укреплений.

— Танки не должны прорывать оборону, это же бронекавалерия!

— А как прикажете ее взламывать?

— САУ, штурмовые орудия, атакующие группы. А танки должны уходить вглубь и громить тылы. Сколько продержится та же Мерида, если отрезать ей снабжение?

— Похоже, знакомство с Триандафилловым не прошло впустую, — затушил очередную папиросу Гришин.

— Ну да. Под Меридой до Бадахоса практически равнина, отличные условия для глубокого рейда!

— Об этом мы подумаем позже, а сейчас у меня есть личный вопрос.

Я напрягся — наверняка спросит о Габи, и не ошибся.

— В каких вы отношениях с Габриэлой?

Ого, даже не «сеньорой Уберно»!

— Просто знакомы, — как можно более нейтрально ответил я. — Когда-то ее можно было считать моей подчиненной.

Гришин сверлил меня пристальным взглядом, отслеживая все реакции:

— Что вы можете о ней сказать?

— Прекрасный человек, очень увлеченный своей работой. Любит животных.

— Я хочу сделать ей предложение, — тихо, почти неслышно сказал Гришин.

— Тогда у меня тоже есть, так скажем, личный вопрос — а как на это посмотрят в Москве?

Там на днях закончился второй процесс, после осеннего суда над Зиновьевым и Каменевым взялись за «Параллельный троцкистский центр» — Пятакова, Сокольникова, Радека, Муралова и других. На семнадцать подсудимых пришлось тринадцать смертных приговоров за шпионаж, вредительство, террор и борьбу против Советской власти. И не знать официальную информацию о процессе Гришин никак не мог, а скоре всего, знал и неофициальную — чем дальше, тем больше росла моя уверенность в его связях с военной разведкой.

Генерал взял паузу, чиркая зажигалкой.

— Ну да ладно, это ваши дела, — не дал я ему ответить. — Но в любом случае, если вы вдруг соберетесь в Америку, милости просим.

Не знаю, что ответил бы мне «боец партии» на такое наглое предложение (фактически вербовку), но в кабинет, едва постучав, ввалился один из шифровальщиков:

— Итальянцы прорвали фронт под Алгорой и наступают по шоссе на Гвадалахару!

Глава 20

Небо над всей Испанией

Новость взорвала мадридские улицы и кабинеты, как пачка дрожжей, вброшенная в деревенский сортир — как же так, только что вломили мятежникам, отбросили итальянцев, и вообще все шло отлично, а тут такое!

Снова зашевелилась «шестая колонна», вернувшиеся было в Мадрид дипломаты рванули обратно в Валенсию, снова закипели митинги со взаимными обвинениями и требованиями расстрелов «предателей».

Но также заработали штабы, снова появились агитаторы набора добровольцев, срочно снимали с фронта интербригады для переброски под Гвадалахару, а наша авиация, пользуясь превосходством в воздухе, принялась долбить итальянские колонны.

Что называется, не было счастья, да несчастье помогло — под зубовный скрежет профсоюзов Индалесио Прието ввел «производственную дисциплину военного времени». Еще с подсказки Гришина сидевших по каталажкам и тюрьмам, а также гулявших на свободе «буржуев» и «скрытых фашистов» собрали в «трудовые колонны» и отправили под Гвадалахару рыть окопы.

Меня же начальники оглушили слитным воплем «Дай танки! Танки давай!» и никак не хотели понимать, что танк на раз-два не делается. Можно ударным трудом вытолкать из ворот десяток за неделю, но качество сборки упадет настолько, что до фронта доедут хорошо, если две-три машины.

Отбился только выпуском САУ вместо танков — работы по башням съедали немало человеко-часов, а на готовые шасси можно было установить пушки и по временной схеме. Сурин занялся этой кустарщиной с неодобрением, но своих «голожопых Фердинандов»* мы получили.

* Прозвище самоходки СУ-76, имевшей открытую сзади и сверху рубку.

— Я вот чего не пойму, Миша, — в дебрях Военного министерства я напоролся на Кольцова, — это же явная авантюра, у мятежников и так кишка в направлении Сарагосы, а с наступлением на Гвадалахару они вытягивают ее еще больше!

— Это не мятежники, Джон, это Муссолини. Мне кажется, он устал от разброда у испанцев, а тут такой удобный случай — экспедиционный корпус в одном месте, фронт разреженный. Один удар, взятие Мадрида, лавры триумфатора, и вся Испания падает в руки нового Цезаря.

— Ну так надо бить им в спину!

— Ну так и бей, у тебя же целый фронт!

— У нас танки забирают! Вместо того, чтобы бросить их в рейд на Сориа или Альмасан, их спалят в обороне под Гвадалахарой! Замолви словечко, тебя послушают!

— Хм… Хорошо, только услуга за услугу.

— Самолетов не дам!

Кольцов захохотал:

— Вот ты жадный!

— Я не жадный, я хозяйственный.

— Нет, я не про самолеты, — испытующе посмотрел на меня «товарищ Мартинес». — Ты можешь отправить Махно обратно во Францию?

— С чего вдруг? — обалдел я. — Лучший командир республики на сегодня!

— Это верно, да только нас за такие контакты по головке не погладят.

— Вас в любом случае не погладят, Миша.

— С чего ты взял?

— С двух процессов в Москве. Помяни мое слово, этим поиск врагов не ограничится, многие окажутся «троцкистами» или вообще «фашистскими шпионами», могут и тебя прихватить.

— Ну, это ты перегибаешь! Я член редколлегии «Правды»…

— А Зиновьев был председателем Коминтерна. Вон, погляди, Маяковский живет во Франции…

— Он невозвращенец! — зло отрезал Кольцов.

— Зато живой. Так что давай тоже поосторожней, а если что, приезжай ко мне в Америку.

— Зачем? — сверкнул он стеклышками очков.

— Ну, не знаю… в Парагвай сплаваем еще разок, да мало ли интересных мест на планете?

За сутки кризис под Гвадалахарой несколько ослаб: упал туман, за ним пошел дождь, его вскоре сменил густой снегопад. Драться вслепую занятие увлекательное, но бессмысленное, и наступление застопорилось до утра.

За ночь на угрожаемое направление перебросили несколько батальонов интербригад и три батареи, но остановить натиск трех полнокровных дивизий они не смогли и отходили к Мадриду. К вечеру итальянцы заняли Бриуэгу и стоявший на шоссе поселок Гаханехос.

Все шоссе, что с севера на юг, что с юга на север забили военные колонны — подкрепления, снаряды, санитарные машины, в небе над ними дрались летчики, а я улетел на север кружным путем, через Теруэль и Сарагосу.

Там меня догнала шифровка от Гришина — танки остаются в распоряжении Северного фронта, которому предписано не позднее полутора суток с момента получения сообщения начать наступление на юг с целью разрезать тылы итальянского корпуса.

Пабло Фриц, узнав о приказе, чуть не взвыл и поломал карандаш — войска еще не восстановились после операции прорыва, но иного выхода не было. Если падет Мадрид, это будет колоссальный удар по моральному состоянию республиканцев, Муссолини окончательно подомнет под себя мятежников, и как там далее обернется, даже богу неведомо.

Тысяч тридцать итальянцев, имея в резерве и на флангах тысяч двадцать мятежников, вовсю теснили Народную армию. Ситуация обострилась настолько, что полковник Рохо приказал ввести в бой две недоформированные бригады. Мадрид каждый час запрашивал нас о готовности к наступлению, а Дуррути и Махно лихорадочно каннибалили грузовики и роты, собирая в ударный кулак исправные машины и здоровых бойцов.