Рабыня Изаура - Гимарайнш Бернарду - Страница 4

Действительно, добрая женщина не раз пыталась составить свое завещание так, чтобы обеспечить будущее любимой рабыни, своей дорогой питомицы. Но командору при поддержке сына всегда удавалось бесчестными ухищрениями оттягивать исполнение похвального и святого желания жены. Внезапно ее разбил паралич, и она умерла через несколько часов после удара, не приходя в сознание, так и не сообщив свою последнюю волю.

Малвина поклялась у гроба свекрови покровительствовать несчастной рабыне. Изаура долго оплакивала смерть той, кто была ей заботливой и нежной матерью. Теперь она стала рабыней не доброй и благодетельной сеньоры, а собственностью капризного и жестокого господина.

Глава 3

Нам еще надо познакомиться поближе с Энрике, шурином Леонсио. Это был элегантный и красивый двадцатилетний юноша, легкомысленный и тщеславный, как почти все молодые люди в этом возрасте, особенно когда им посчастливилось родиться в богатой семье. Несмотря на эти мелкие недостатки, он имел доброе сердце, трезвый ум и благородную душу. Он изучал медицину, а так как в этот момент у него были каникулы, Леонсио пригласил Энрике навестить сестру и погостить несколько дней у себя на фазенде.

Молодые люди приехали из Кампуса, куда накануне Леонсио отправился, чтобы встретить шурина.

Только после своей женитьбы Леонсио, ранее редко и непродолжительно гостивший в родительском доме, обратил внимание на исключительную красоту и несравненную прелесть Изауры. Несмотря на то что ему досталась в супруги очаровательная девушка, женился он не по любви. Это чувство было чуждо его сердцу. Женился он по расчету, а так как его жена была молода, он испытывал к ней страсть, которая легко утолялась чувственными наслаждениями, а с ними и проходила. Несчастной Изауре было суждено роковым образом нарушить покой этого распутного сердца, еще не до конца испорченного развратом. Он воспылал к ней безрассудной и пылкой любовью, неумолимо усиливавшейся по мере возникновения непреодолимых препятствий, с которыми он сталкиваться не привык и которые напрасно пытался одолеть. Несмотря ни на что, он не отказывался от своих намерений. «В конце концов, – думал Леонсио, – Изаура моя собственность, и если никакой иной способ не даст результатов, ничто не помешает мне взять ее силой». Он был достойным преемником низких деяний и грубой развращенности командора.

По дороге в поместье, поскольку воображение его было занято исключительно Изаурой, Леонсио долго рассказывал о ней своему шурину, расхваливая ее красоту, и, не стесняясь, откровенно намекал юноше на свои похотливые притязания к рабыне. Этот разговор был не слишком приятен Энрике, иногда красневшему от невольного смущения и законного негодования за свою сестру. Вместе с тем Леонсио возбудил у него живое любопытство и желание познакомиться с этой рабыней, наделенной такими необычайными качествами.

На следующий день после приезда молодых людей в восемь часов утра Изаура, закончив уборку в гостиной, сидела у окна с рукоделием на коленях. Она ожидала, когда встанут господа, чтобы подать им кофе. Леонсио и Энрике бесшумно остановились в дверях гостиной и наблюдали за Изаурой, не подозревавшей, что на нее смотрят, и продолжавшей рассеянно вышивать.

– Ну, как ты ее находишь? – шептал Леонсио своему шурину. – Такая рабыня – бесценное сокровище, не так ли? Можно подумать, что она андалусийка из Кадиса или неаполитанка.

– Ничего подобного. Она гораздо лучше, – отвечал восхищенный Энрике. – Она настоящая бразильянка.

– Изумительная бразильянка! Она лучше всего, что у меня есть. Эти семнадцать весен очаровательной девушки многим могут вскружить голову. Твоя сестра настаивает, чтобы я ее освободил. Говорит, что такова была воля моей покойной матушки. Но я не так глуп, чтобы расстаться с этим сокровищем. Если моя мать в угоду своей прихоти воспитала ее как принцессу и дала ей образование, то уж, конечно, не для того, чтобы расстаться с ней. Мой отец, кажется, склоняется уступить настойчивым просьбам ее отца – бедного португальца, который шатается тут и пытается освободить дочку. Но мой старик запросил за нее такую фантастическую сумму, что, думаю, мне нечего бояться. Посмотри, Энрике, разве у такой рабыни есть цена?

– Она действительно восхитительна, – ответил юноша. – В серале у султана она была бы любимой наложницей. Но должен заметить тебе, Леонсио, – продолжал он, бросив на зятя взгляд, полный язвительной проницательности, – как твой друг и брат твоей жены, я считаю, что присутствие в твоей гостиной рядом с моей сестрой такой красивой рабыни неприлично и, пожалуй, опасно для семейного очага.

– Браво! – прервал его Леонсио, забавляясь. – Для своих лет ты изрядный моралист. Но пусть это тебя не тревожит, мой мальчик, твоя сестра не испытывает беспокойства, и ей нравится, когда обращают внимание на Изауру и восхищаются ею. Она права, Изаура – предмет роскоши, который следует постоянно держать в гостиной. Ты же не хочешь, чтобы я отправил на кухню свои венецианские зеркала?

Малвина, появившаяся из внутренних комнат, веселая и свежая, как апрельское утро, прервала их разговор.

– Добрый день, сеньоры ленивцы! – прозвучал ее серебристый, как трель жаворонка, голосок. – Наконец-то вы встали!

– Ты сегодня очень весела, дорогая, – улыбаясь, ответил муж, – что же, ты увидела какую-нибудь зеленую птичку с позолоченным клювом?

– Не видела, но, вероятно, увижу. Мне действительно весело, и я хочу, чтобы сегодня у всех в доме был праздник. Это зависит от тебя, Леонсио. Я рада, что ты уже встал, так как хочу тебе сказать кое-что. Я должна была высказать это еще вчера, но обрадовалась встрече с моим неблагодарным братом, с которым мы так давно не виделись, и забыла.

– В чем дело? Говори, Малвина.

– Ты помнишь, что ты мне обещал? Это обещание пора наконец исполнить. Сегодня я непременно хочу и требую его исполнения.

– В самом деле? Но что это за обещание? Не помню.

– Ты хитришь! Ты не помнишь, что обещал мне освободить…

– A-а! Припоминаю, – нетерпеливо оборвал ее Леонсио. – Но говорить об этом сейчас? В ее присутствии? Зачем ей слушать этот разговор?

– Но что в этом дурного? Хорошо, пусть будет по-твоему, – ответила молодая женщина, взяв Леонсио за руку и уводя его во внутренние покои дома. – Идем, дорогой! Энрике, подожди нас немного, сейчас я распоряжусь, чтобы подавали кофе.

Только с приходом Малвины Изаура заметила молодых людей, наблюдавших за ней и тихонько шептавшихся в дверях гостиной. Услышав несколько слов из разговора Малвины с Леонсио, она ничего не поняла. Когда же они удалились, Изаура тоже поднялась и направилась к двери, но Энрике остановил ее жестом.

– Что угодно сеньору? – спросила она, скромно потупив взор.

– Подожди-ка, девочка, мне надо тебе кое-что сказать, – ответил юноша и, не говоря более ни слова, подошел к ней вплотную, не сводя с нее глаз, очарованных ее восхитительной красотой. Энрике невольно испытывал робость перед ее благородным, лучащимся ангельской нежностью обликом.

В свою очередь онемевшая от удивления Изаура тоже смотрела на юношу, терпеливо ожидая, что он хочет сказать. Наконец Энрике, будучи от природы человеком уверенным и решительным, как бы очнувшись, вспомнил, что Изаура, несмотря на все свое очарование, всего лишь рабыня. Он понял, что оказался в смешном положении, онемев перед ней в неподвижном созерцании, склонился к девушке и бесцеремонно взял ее за руку.

– Мулаточка, – сказал он, – ты знаешь, какая ты колдунья? Моя сестра права. Жаль, что такая красивая девушка всего лишь рабыня. Если бы ты родилась свободной, то, несомненно, могла бы царить в любой гостиной.

– Хорошо, хорошо, сеньор! – ответила Изаура, высвобождая свою руку. – Если вы собирались сказать мне только это, позвольте мне уйти.

– Подожди немного, не будь такой жестокой. Я не причиню тебе зла. Я бы дорого дал, чтобы добиться твоей свободы и вместе с ней твоей любви! Ты слишком изнежена и слишком красива, чтобы оставаться в неволе. Кто-нибудь непременно освободит тебя, но я бы не хотел, чтобы ты оказалась в руках человека, который не сумеет по достоинству оценить тебя, моя Изаура, пусть же брат твоей госпожи из рабыни сделает тебя принцессой…