Беглец (СИ) - Никонов Андрей - Страница 38

— Герасим? — Бейлин присел рядом на корточки. — Если это ты, рукой постучи по земле, а если нет, то и не нужен.

Мужичок послушно похлопал ладонью.

— Говорить можешь?

— Да, — прохрипел Герасим.

Он раскрыл рот, закатил глаза, зубы у него были жёлтые вперемешку с почерневшими, но почти все на месте, изо рта несло чесноком и тухлятиной, Бейлин отодвинулся подальше, удерживая позывы к рвоте.

— Чего стрелял?

— Дивился, немчура тут разгуливает.

— Да, это я оплошал, — признал Митя.

— Кобелю своему прикажи, а то чую, от страха откинусь.

— Султан, ко мне. Ко мне, сказал! Да брось ты его, скотина тупая.

Доберман наконец отпустил Герасима и отвернулся, высунув язык.

— Чего не возвращаешься домой? — Бейлин встал, прижал ногой берданку. — Я тебя сижу, жду, чаи с твоей соседкой гоняю, а ты тут прохлаждаешься. Ты ведь мне, Герасим, нужен вот по какому делу, человека ты подвёз вчерась, приятеля моего, так найти его хочу. Где высадил?

— В Кандагуловке, — крестьянин уселся на землю, опасливо глядя на собаку и растирая горло, — там он и слез.

— Врёшь, — вздохнул мужчина. — Вот скажи, чего его выгораживаешь? Он ведь никто тебе, так, чужак, небось и заплатил-то немного?

— Червонец, — обидчиво произнёс Герасим, — я ж его часа три возил, лошадка охромела, еле тащилась.

— Нет, не было его в Кандагуловке. Смотри, — Митя достал удостоверение Липшица, показал мужичку, — я из ОГПУ, а тот, кого ты возил, опасный преступник, убийца, раз покрываешь его, то и ты тоже вместе с ним под монастырь пойдёшь. Он ведь ранен был?

— Что?

— Кровь текла?

— Как есть текла, — обрадовался Герасим, — я ещё гляжу, прострелянный, кумекал, может лихой человек. Да, точно, он же Лукича дружок, из кодлы его, так я сразу сказал, как приедем, тут же в милицию сдам, он и говорит, давай в Дятлово не поедем, давай лучше в Кандагуловку. А я ему, мол, какая Кандагуловка, в этой Камышинке одни нехристи живут.

— В какой Камышинке? — переспросил Бейлин.

— Так не дотянули мы до Кандагуловки, — осклабился мужичок, — высадил я его пораньше, чтобы, значит, отвязаться, так он червонец заплатил, дурак. Ещё казал, что Лукич, мол, помер, и Федька тоже, а тулуп-то на нём Федькин был, я сразу узнал

— А там он куда пошёл?

— Да кто его поймёт, я посреди дороги высадил Федьку, у Камышинки оставил, хорошо, что тулуп на нём был, авось не замёрзнет. Или не Федьку? Погоди, тот ведь помер, значит, кого же я оставил?

— Да какая тебе разница, — пожал плечами Митя, обходя Герасима со спины.

Он схватил голову за затылок и подбородок, резко крутанул вбок, позвонки хрустнули. Мужичок обмяк, он ещё дышал и хлопал глазами, когда Бейлин прокрутил ему шею в другую сторону, разрывая нервные пучки между первым и вторым позвонком.

Из Дятлово Митя выехал, когда рассвело. Ночь, проведённая у соседки Герасима, пошла мужчине на пользу, он не только выспался, но и поутру хорошо поел, покормил добермана, и ещё взял с собой запас продуктов. Пришлось заплатить, точнее, почти силком сунуть деньги женщине, потом та помогала снарядить повозку и уложить припасы, глядя на Бейлина влажными глазами. Насчёт Герасима мужчина соврал, сказав, что тот решил остаться в лесу на ночёвку, только вот зайцев передавал, чтобы выпотрошили и ободрали. Видимо, делал так сосед женщины часто, поскольку ни вопросов, ни недоуменных взглядов это объяснение за собой не повлекло. То, что тело наверняка через какое-то время найдут, и свяжут с ним, Митю не волновало — он рассчитывал к тому моменту оказаться далеко отсюда. Пусть местная милиция побегает, а то сидит себе в Барабинске, мух не ловит.

Правда, на полпути от Конопельки к развилке его повозка встретилась с небольшим конным отрядом, в который входили три незнакомых ему милиционера и двое мужчин в кожанках, не иначе как из местного окротдела ГПУ, только они на Митю внимания не обратили, а собаку, зарывшуюся в тряпьё на заднем сидении, не заметили. Но Бейлин понимал, что это — временно, поэтому на безлюдной дороге распряг лошадь, надел на неё попону и седло, прихваченные со двора Герасима, пристегнул к ремню саквояж и мешок с припасами, а повозку оттолкал в сторону, завалил ветками, засыпал как мог подтаявшим снегом следы. Отъевшаяся за сутки лошадка выглядела и вела себя куда бодрее.

— Пешочком пробежишься, чай, не из графьёв, — ответил Бейлин на укоризненный взгляд добермана, тронул кобылу каблуками, и сокращённой рысью направился в ту сторону, откуда приехал.

Глава 16

31/03/29, вс

Камышинка показалась, когда на карманных часах стрелки ткнули в полдень. Пятеро мужчин очищали от остатков снега площадь, на которой стояла церковь с красным флагом на колокольне, перед каменным зданием напротив стоял парень в милицейской фуражке и с пустой кобурой на поясе. Митя спешился, угодив ногой в лужу, привязал лошадь к церковной ограде. Доберман уселся там же, и принялся чесать задней лапой за ухом.

— Отдел ГПУ на транспорте, — представился Бейлин, махнув закрытым удостоверением Липшица перед лицом милиционера, — тут разве есть милицейский участок? Не припомню такого. Или вы не местный?

Парень в фуражке растерялся.

— Меня артель уполномочила, — сказал он, — Григорий Гринченко меня звать, так я столяр, а вот народ в милицию избрал.

— Раз избрал, значит, были основания, — согласился Митя. — Скажите, товарищ Гринченко, не появлялся ли в вашем селе мужчина, с ранением, высокий, светлые волосы, крупного телосложения?

— Как не быть, — Гриша слегка расслабился, — объявился у нас подозрительный гражданин именно такой наружности второго дня, мол, от бандитов отстал, да к нам завернул, только мы за этим гражданином строго следили, и вот будьте здоровы, споймали его этим утречком, потому как он преступник и убийца. Возможный.

— Убийца?

— Так Будкин Ванька у нас работал, на пилораме, его этот гражданин спас, а потом зарезал, точнее, мог зарезать. Но может быть, и не он вовсе это сделал, идёт следствие. Обратите внимание, вот за мной как раз место преступления располагается, в нём всё и произошло буквально ночью.

— Ясно, — протянул Митя, хотя на самом деле ничего ясного тут не было, — из города уже вызвали уголовный розыск?

— Пока нет, но обязательно сообщим, не сомневайтесь, у нас с этим строго. На работе все, самое время, но Ярошенко собирается сегодня за мануфактурой, он и доложит. Ярошенко — лавочник наш, в Кандагуловку едет.

— Так задержанный сейчас где?

— А вот здесь и сидит, — Гриша ткнул пальцем в ближайшее окно, — потому как временно арестован. Чтобы не скрылся, понимаешь.

— Послушай, — Митя не сдержался, улыбнулся, — мне бы поговорить с ним. У вас он задержанный, а у нас свидетелем проходит по ограблению поезда.

— Да ты что! Это где ж ограбили-то?

— Курьерский, позавчера днём, недалеко отсюда. Только учти, дело секретное, потому как следствие ещё ведётся, а гражданин этот может ценные показания дать.

— Понимаю, — Гриша важно кивнул. — тогда конечно, раз служба.

Он распахнул дверь, и пропустил Митю вперёд, показывая, что надо повернуть направо.

В коридоре из приоткрытой двери нёсся громкий женский голос, который объяснял правила умножения. Гриша забежал вперёд, и довёл Бейлина до последней двери, за которой, как он показал знаками, сидит задержанный.

Задержанный действительно находился там, он стоял возле приоткрытого окна и курил. Решёток на окне не было, и руки у пленника были свободны, а на столе лежал наган.

— Вот чёрт, — Гриша покраснел, бросился вперёд, схватил револьвер и торопливо, промахиваясь, попытался засунуть в кобуру, — гражданин Добровольский, займите своё место на стуле.

Он выронил наган, поднял, на четвёртый раз всё-таки запихнул куда надо.

— Мы разберёмся, товарищ Гринченко, — улыбнулся Бейлин, — спасибо вам за содействие. Не возражаете, оставите нас одних?