Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 1

Воронцов. Перезагрузка. Книга 4

Глава 1

На утро мы с Машкой отправились в тульскую церковь — величественный Успенский собор, что высился над городом, словно белокаменный страж православия. Идя по мощёным улочкам, я невольно любовался, как солнечные лучи играют на золочёных куполах, и пытался унять внутреннюю дрожь. Сегодня решалась наша судьба, и я не мог избавиться от предчувствия, что всё пойдёт не так гладко, как хотелось бы.

Машка семенила рядом, нарядная, в новом платке, купленном вчера на ярмарке. Лицо её раскраснелось то ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы, а глаза блестели надеждой. Она то и дело поправляла складки на платье и бросала на меня смущённые взгляды.

— Всё будет хорошо, Егорушка? — спросила она шёпотом, когда мы подошли к ступеням собора.

— Конечно, солнце, — уверенно кивнул я, хотя сам чувствовал, как внутри всё сжимается от тревоги. — Документы в порядке, препятствий быть не должно.

Фома, сопровождавший нас, выглядел не менее взволнованным, чем мы. Он всё время оглядывался по сторонам, словно ожидая подвоха, и нервно теребил в руках свою шапку.

Внутри собор поразил нас своим величием и прохладой после уличной жары. Высокие своды, расписанные библейскими сюжетами, уходили ввысь, теряясь в полумраке. Золотые оклады икон мерцали в свете множества свечей, а воздух был напоён ароматом ладана. Машка благоговейно перекрестилась, глядя на иконостас с таким трепетом, словно ожидала, что святые лики вот-вот заговорят с ней.

Священник — отец Василий, как представился он — оказался сухощавым мужчиной средних лет с внимательным взглядом и аккуратно подстриженной бородой. Выслушав нашу просьбу о венчании, он кивнул и жестом пригласил нас в небольшую боковую комнатку, служившую, видимо, для подобных встреч.

— Документы при вас? — спросил священник, садясь за потёртый дубовый стол и доставая из ящика толстую книгу в кожаном переплёте.

— При нас, батюшка, — я достал из внутреннего кармана кафтана сложенные вчетверо бумаги. — Вот мои дворянские свидетельства, а вот…

Я замялся, но Фома тут же подал свёрток:

— А вот бумаги моей дочери — купеческого сословия она, крещёная, православная.

Отец Василий неспешно развернул документы и принялся изучать их. Время тянулось мучительно медленно. Машка стояла, опустив глаза, я же, напротив, не мог найти себе места и переминался с ноги на ногу, украдкой бросая взгляды на священника.

— Что ж, — наконец произнёс отец Василий, — по документам препятствий не вижу. Оба православные, возраст подходящий.

Я почувствовал, как с плеч свалился тяжкий груз. Машка робко улыбнулась, а Фома облегчённо выдохнул.

— Однако, — продолжил священник, и от этого «однако» моё сердце ушло в пятки, — для венчания требуется согласие родителей. От невесты, как я понимаю, имеется?

Фома поспешно кивнул:

— Имеется, батюшка, как не иметься. Вот, письменно изложил.

Он протянул ещё один лист бумаги, на котором неровным, но старательным почерком было выведено его благословение.

— А от родителя жениха? — священник перевёл взгляд на меня.

Я замешкался, не зная, что ответить.

— Мой отец… — начал я, но договорить не успел.

— Мой сын не получит моего благословения на этот брак! — раздался вдруг громкий голос от дверей.

Мы все обернулись. В проёме стоял мой отец — Андрей Петрович, прямой как струна, с гневно раздувающимися ноздрями и глазами, метающими молнии. Как он узнал? Кто ему сказал? Эти вопросы мелькнули в моей голове, но ответов на них не было.

— Батюшка! — выдохнул я, чувствуя, как внутри всё переворачивается от гнева и страха. — Вы как здесь?

— Вовремя, как видишь, — отец шагнул в комнату, кивнув священнику. — Отец Василий, прошу прощения за вторжение, но я должен был вмешаться. Этот брак не может состояться без моего благословения.

Священник смотрел то на меня, то на отца, явно не желая оказаться между двух огней.

— Действительно, — осторожно начал он, — по церковным правилам требуется согласие обоих родителей, а в случае с дворянским родом — особенно главы семейства…

— Вот! — торжествующе воскликнул отец. — Слышишь, Егор? Без моего благословения — ни шагу!

Машка побледнела и отступила к стене, словно желая стать невидимой. Фома нервно сглотнул, переводя взгляд с меня на отца и обратно.

— Батюшка, — я старался говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало от ярости, — я совершеннолетний. Имею право сам решать свою судьбу.

— Право? — отец усмехнулся, и в этой усмешке было столько презрения, что меня передёрнуло. — Ты о правах заговорил? А об обязанностях перед родом своим не забыл? Перед матерью своей? Перед предками, что фамилию нашу веками в чести держали?

— При чём тут это? — я почувствовал, как краска заливает лицо. — Я люблю Машу и хочу на ней жениться! Что в этом постыдного?

— Купеческая дочка! — отец почти выплюнул эти слова. — Без роду, без племени! Без приданого, достойного нашей фамилии!

— Бабка отписала мне деревню, — я повысил голос, уже не заботясь о том, что мы в церкви. — Она моя! И я волен распоряжаться своей жизнью, как считаю нужным!

— Не смей повышать на меня голос! — прогремел отец. Он стукнул кулаком по столу, заставив священника вздрогнуть. — Пока я жив, я глава рода! И если ты так решил, что ж, иди в купцы! Позорь фамилию! Но без моего благословения этого брака не будет!

Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша, как два быка перед схваткой. Воздух между нами, казалось, потрескивал от напряжения.

— Господа, господа, — вмешался отец Василий, примирительно поднимая руки, — давайте не будем осквернять дом Божий ссорами. Поймите, я не могу провести обряд, когда есть такие разногласия. Церковный закон ясен.

— Что же нам делать, батюшка? — тихо спросила Машка, и её голос, дрожащий и полный слёз, словно отрезвил всех нас.

— В таких случаях, — священник вздохнул, — можно обратиться в губернское правление за особым разрешением. Но это… это займёт время. Месяцы, возможно.

— Месяцы! — я едва не застонал от отчаяния.

— Не будет никакого разрешения, — отрезал отец. — Я подам протест, и его примут к сведению.

С этими словами он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что со стен посыпалась пыль.

Мы остались в тягостном молчании. Отец Василий смотрел на нас с сочувствием, но твёрдо покачал головой:

— Простите, но без согласия обоих родителей я не могу начать оглашение. Таков закон церковный.

Я был в ярости. Кровь стучала в висках, руки сами собой сжимались в кулаки. Хотелось догнать отца, схватить за плечи, встряхнуть, заставить понять. Но вместо этого я лишь кивнул священнику:

— Понимаю, батюшка. Благодарю за время.

Выйдя из собора, мы молча побрели к постоялому двору. Машка шла, опустив голову, Фома семенил рядом, а я чувствовал, как внутри всё кипит от гнева и бессилия.

— Егор Андреич, — Фома наконец нарушил молчание, когда мы свернули в переулок, где нас никто не мог услышать, — я должен сказать… Если брак не состоится, то и наша семья разорится — вы же нас вытащили из нищеты.

Машка подняла на меня заплаканные глаза:

— Неужто не судьба нам, Егорушка?

— Судьба, — твёрдо сказал я, обнимая её за плечи. — Непременно судьба. Просто придётся немного подождать.

Вернувшись на постоялый двор, я проводил Машеньку в нашу комнату. С ней остался Фома — утешать, как мог. Я же вышел. Мне нужно было подумать, как всё решить.

Бродя по улицам Тулы, я лихорадочно перебирал варианты. Бежать? Нет, глупо. Я не беглый крепостной, чтобы скрываться по лесам. Ждать месяцами разрешения от губернского правления? Слишком долго, да и отец наверняка будет чинить препятствия.

Мысль была всё же договориться с отцом. В чём он видел проблему помимо неравного брака? Раз упомянул, что там приданное в пять тысяч рублей должно быть — может, в деньгах всё дело? Так может, ему эти пять тысяч дать, и он отстанет?