Это я — Елена: Интервью с самой собой. Стихотворения - Щапова-де Карли Елена - Страница 11

— О.К.! Идем, я тебе дам свою рубашку.

У Сашки поднимается настроение, и он чмокает меня своими мокрыми губами. Мы идем ко мне в комнату, и Сашка сворачивает джойнт.

— Что за человек? — спрашиваю я Сашку.

— Какой человек?

— Ну, эта мандавошка, с которой ты приехал?

— Это Кери, понимаешь, мне все равно, что в кулак, что с Кэри, я с ней давно познакомился, когда еще только приехал. Между прочим, она — театральная актриса. Я же не знаю, кто у вас здесь, нужно всегда иметь про запас. Знаешь, я ее один раз взял на парти, я сам хорошо не знал, куда иду. Меня Люси пригласила. А там Джеки Онассис оказалась. Так Кери, идиотка, после этого вообще молчит, и руку наверняка не мыла неделю. У нее сдвиг по фазе произошел, я ей предлагаю выпить, но она, по-моему, навсегда перестала соображать. А в рот берет, чмокает, правда, но ничего.

— Ладно, Саша, иди, я немного поспать хочу. Если будет что-то экстраординарное — разбуди.

Я проснулась сама, в коридоре хлопали дверьми, и слышался хохот. Я встала, одела халат и пошла наполнять ванну. Ванна стала быстро наполняться, когда вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась Лиля Мор.

— Бэби, ты одна?

— Лиля, я окружена пространством вселенной, а мое тело скоро уйдет под воду, что случилось?

Лиля закрыла дверь.

— Хочешь мескалин? Ты когда-нибудь пробовала?

— Честно говоря, нет, но могу попробовать.

— Только никому не говори, если Брус узнает — будет скандал.

Лиля подошла ко мне и стала развертывать серебряную бумажку. Было видно, что она очень волновалась, движения ее были неловки. Вдруг какие-то маленькие полосочки взмахнули в воздухе и упали в воду. Это напоминало марганцовку, которая так же медленно растворялась в воде красно-синеватым цветом.

— Пей! — заорала Лиля! — Пей воду! Быстро! Пей! О! Гад дам ит.[26]

Если бы кто-нибудь в эту минуту открыл дверь нашей ванной, то смог бы увидеть довольно странную картину: две женщины, стоя на коленях, с жадностью, взахлеб, пьют воду из ванной.

Продолжение вечера было каким-то фейерверком, я помню, что мы, как безумные, все время хохотали с Лилей. Я надела Сашкину рубашку-панк, в ресторане все восхищались этой модой. Ко мне подходили какие-то девицы и спрашивали, кто я? Кто-то прислал на наш стол шампанского. Разговаривать со мной и Лилей было бесполезно, мы умирали от смеха, мы были в одном мире, а они — в другом. (Передо мной проносились удивительно красивые картины, просто живая фантазия Уолта Диснея. Думаю, что перед Лилей Мор — тоже. Мы категорически заявили, что идем в дискотеку. Сопровождать нас почему-то пошел только Майкл, но это было довольно глупо с его стороны, так как мы с Лилей совершенно не обращали на него внимания, и в конце концов устроили такие танцы, что бедные американские жители перестали танцевать и вся дискотека забито смотрела на нас. Зал был захвачен двумя северными варварами, и не было силы такой, которая смогла бы их укротить.

— Что такое книга?

— Это сочинение на заданную тему.

— Что такое поэзия?

— Пьяница.

Плед, грог и голубой халат, случается же вдруг, что волосы болят. Идем гулять, ведь созданы мы только для прогулок. В глазах уже темнеет переулок. И острый нож, и взвизг собаки гулок.

Ты пристаешь ко мне со своей вечной просьбой взять тебя с собой. Я не соглашаюсь, так как у меня нет желания с тобой развлекаться. Ты устраиваешь мне скандал за скандалом, ты меня пробуешь задушить, за то, что мне надоело заниматься с тобой любовью, и я предпочитаю тебе кого-то другого, ты кидаешься на меня с ножом на парти, где я тебя случайно встречаю.

Наконец, однажды я тебе говорю: «Хорошо, идем в студию Фифти Фор». Придя в модную дискотеку, которая напоминает оргию Ада, ты оглядываешься и улыбаешься:

— Да, хорошо здесь, — говоришь ты. — А знаешь, здесь хорошо кого-нибудь зарезать, например, в том углу, и никто никогда не найдет.

На следующий вечер мы едем в автобусе, какой-то маленький мальчик смотрит на нас и улыбается, люди в автобусе обращают на нас внимание, они понимают, что мы — небесные, они — земные. Нам выходить. Ты встаешь, и вдруг у тебя из кармана падает огромный нож. У всех на лице написан нескрываемый ужас. Ты не оглядываясь, быстро выходишь из автобуса.

— Эди! Эди! Ты забыл нож! — кричу я и подбираю орудие, которое, по Фрейду, является сексуальным символом.

— Что побеждает — разумная красота или прекрасное недарозумение?

— Прекрасное недарозумение.

Ночью мне снилось, что меня приговорили к тюремному заключению в один миллион лет. Когда меня выпустили, то я очутилась в странном городе, на улицах которого было изобилие роскошных огненных фонтанов. Представьте себе фонтаны в виде мельниц, павлиньих хвостов и просто струи, с дикой силой бьющие вверх. Огненные колеса, разбрасывающие огненные камни. Люди с воплями разбегались от этих увеселительных развлечений, а зазевавшиеся становились жертвами камней. Я же — спокойно, не торопясь, с удовольствием наблюдала эту картину… как вдруг каменный грохот в дверь заставил меня уйти из веселой страны.

Я зажгла свет и спросила:

— Кто?

— Елена, это Дориан.

Я открыла дверь. Дориан влетел в комнату с исказившимся лицом. Сказать про черного, что он побледнел — трудно, но Дориан не то что побледнел, он просто побелел.

— Джизус Крайст! Джизус Крайст![27] Елена! — Выкрикивал Дориан свою любимую присказку.

— Да что случилось-то?

— Лиля меня чуть не убила! Себе она перерезала вены и шарахнула по голове гантелей, а меня… Джизус Крайст! Понимаешь, я, как всегда, спал на диване, вдруг просыпаюсь от света и вижу Лилю со шваброй в руке. Я вскочил, она начала меня бить этой палкой и, совершенно сумасшедшая, орет: «Убью, выблядок-негр!» Бегает она за мной по всему нашему агентству, как за курицей, потом швабру бросила и схватила нож, ну, думаю, что делать! Кричу: «Лиля! Лиля! Остановись!» Тогда она меня бросила и побежала в ванную. Я хотел удрать сразу же, но потом думаю, что за тишина странная… «Лиля? Лиля? — говорю, — открой дверь, ты что там делаешь?» — Молчит. Открываю дверь, вижу: она сидит на полу, и кровь из нее хлещет, и гантели на полу валяются. Глаза закрыты, и ничего не соображает. Я вызвал скорую помощь. Ну вот, увезли ее, а что теперь будет, не знаю. Джизус Крайст!

— О Джизус Крайст, Дориан! Но почему? Почему? Вроде все шло нормально. Агентство, правда, денег еще не приносило, но, может быть, еще будет (в душе я была уверена, что никогда не будет), и с Брусом, вроде бы, нормально. Может, какой-нибудь гадости наглоталась?

— Ты попала в самую точку. Она последнее время жрала ужасающе плохой кокаин. Уж с чем он был смешан — одному Богу известно, но ей уже было все равно, лишь бы нюхать и нюхать, каждые пять минут. Плюс — таблетки ап энд даун[28].