Сентябрь 1939 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 20

Разделяй и властвуй, все по классике! Кстати, австрийцы не только настроили своих «украинцев» против русин и собственно Российской империи, но также и католиков-хорватов (своих подданных!) против православных сербов. Второго политического противника и потенциального врага… И это при том, что по крови и происхождению хорваты и сербы — братья! Однако уже в годы Второй Мировой братья-хорваты устроили братьям-сербам полноценный геноцид — дошло до соревнований, кто больше зарежет гражданского населения «серборезами» или забьёт «сербомолотами».

Но это дела балканские — а вот местная «оун» (организация украинских националистов) перед началом Второй Мировой как раз искала контакты с немцами… Боевые отряды в её составе существовали со времен Гражданской (всякие «сичивые стрильцы») — так что нечего удивляться и удару в спину… Сам дурак, что не подумал ранее о подобной возможности — и оставил при штабе единственный пулеметный броневик!

Все эти рассуждения и воспоминания безумным калейдоскоп мыслеобразов промелькнули в голове — пока ещё Сорокин падал на спину. В то время как из подворотни на противоположной стороне улицы выскочил тучный здоровяк в кепи и вислыми седыми усами, сжимающий в руках маузеровский карабин:

— Слава Украине!

Крепкий и упитанный, словно кабанчик, оуновец ринулся в нашу сторону с бешено выпученными глазами — потрясая карабином с примкнутым штыком. Кажется, это он кинул бутыль с зажигалкой и первым выстрелом уложил Сорокина — а вот второй сделать уже не смог; что-то не так с затвором… Я отстраненно подумал, что «маузер» его наверняка польского производства, первых серий — у тех часто были проблемы с затворами. А ещё мимоходом отметил, что руки здоровяка дрожат, отчего блестящий штык-нож ходуном ходит.

Дрожат не иначе как от страха и напряжения…

Все это я отмечаю про себя с удивительной чёткостью и точностью, наблюдая за происходящим словно бы со стороны, как-то отстраненно. Также шок… А между тем, за седоусым украинцем из-за подворотни вынырнули ещё несколько человек; вразнобой ударило несколько поспешных, неточных выстрелов. Однако среди нацистов есть и грамотный стрелок, упрямо и решительно вскинувший к плечу родную трехлинейку… Тщательно целиться, падла!

— Петя, назад!

Первым опомнился Дубянский; рванув из кобуры самовзводный «офицерский» наган с потертой рукоятью, он принялся спешно стрелять с колена. Завалился на полпути здоровяк с маузеровским карабином, получив сразу две пули в грудину; пошатнулся стрелок с трехлинейкой, схватившись за раненую в локоть руку… Вторая пуля ударила его чуть повыше ключицы, толкнув стрелка назад — а ещё трое бежавших в нашу сторону оуновцев завалились прямо на брусчатку, защелкав затворами.

— Назад!!!

Начштаба крепко рванул меня, слепо схватив правой рукой за гимнастерку; наган он перехватил левой — и ещё дважды пальнул в ближнего к нам, растянувшегося на брусчатке нациста… Я не увидел, попал полковник или нет. Рывок Дубянского был такой силы, что я невольно поднялся на ноги — и дёрнулся назад к дверному проёму! Но тут с дороги грянул ответный выстрел — и Василий Павлович с болезненным вскриком пошатнулся, привалившись к стене.

Наверное, залегшие стрелки добили бы нас обоих… Раненого в плечо начштаба, расстрелявшего все, кроме одного, патроны нагана. И меня, бестолково замершего на месте от растерянности и шока — вытянувшегося во весь рост! Да бестолково дергающего клапан на кобуре отчаянно дрожащими руками…

Заревел движок горящего с кормы бронеавтомобиля — а из башни, уже повернувшейся в сторону оуновцев, ударил вдруг пулемёт. Одна, вторая очередь — и вот уже стрелки безжизненно распластались на брусчатке, испачкав её собственной кровью.

Странно, я успел списать броневик со счетов — даже не подумав, что моторное отделение его расположено впереди. А горящая корма не имеет никаких щелей, в кои мог бы затечь горящий бензин… Но как же медленно тянется для меня скоротечный на деле бой!

Наконец-то справился с клапаном кобуры, рванув рифленую рукоять ТТ. Для танкиста пистолет не по уставу, танкисты вооружены наганами на случай, если придётся стрелять сквозь узкие амбразуры боевой машины… Интересно, а в жизни хоть раз такое было, чтобы экипажу довелось в бою пострелять из амбразур танка?

Глупый, ненужный сейчас вопрос… Пистолет стоит на предохранительном взводе — но опустив курок большим пальцем вниз, я сноровисто передернул затвор, досылая первый патрон в ствол.

В магизине осталось ещё семь…

Некстати вспомнилось, как руководитель школьного военно-патриотического клуба, «казак» Слава показывал тэтэшник нам, тогда ещё старшеклассникам. Не знаю, был ли казаком Слава по крови, но по духу точно им был — и не каким-то ряженым клоуном, а воевавшим в Чечне отставником… Вот он и показал нам фокус с предохранительным взводом курка на пистолете ТТ — и как с него курок снять.

Честно сказать, никогда не думал, что это знание мне пригодится!

Увы, пригодится: бой ещё не окончен. Если первую группу оуновцев, выбежавших из-за ближней подворотни, достойно встретил Дубянский и добил экипаж броневика, то вторая показалась из-за дальнего угла стоящего напротив дома. Стрелок, умело спрятавший корпус за кирпичной кладкой и целящийся с левого плеча — и два рванувших к броневику «гранатометчика» с толовыми шашками в руках. Бикфордовы шнуры последних вовсю дымятся…

— Ах вы твари!

Я открыл не шибко-то и прицельный, беглый огонь в сторону «гранатометчиков» — дав выход напряжению, охватившему все моё естество с началом боя. Дрожащими руками, по бегущим оуновцам получилось откровенно плохо — первый, второй, третий выстрел в молоко… И только четвертым удалось зацепить одного из гранатометчиков уже в момент броска!

Совсем молодой ещё русый парень дёрнулся, но устоял на ногах. Однако бросок толовой шашки вышел неточным: она не долетела до броневика, к тому же упала сильно правее… Зато второй оуновец закинул взрывчатку точно под заднюю ось «бэашки»!

— Уходи!!!

Правую руку вдруг что-то обожгло; не обращая внимания, я закричал мехводу, отчаянно махнув рукой — и боец меня понял, резко дав газку… Тол рванул позади броневика, крепко тряхнув машину — а сильный толчок воздуха бросил меня на спину.

Спасая от второго, более точного выстрела — пуля ударила в кирпичную кладку точно над моей головой.

Первого выстрела я не услышал в горячке боя — вот почему с каждым мгновением все сильнее жжёт бицепс… Про стрелка-оуновца я просто забыл. Однако же боль словно отрезвила меня, как-то успокоила что ли. Привалившись спиной к стене и даже не пытаясь встать, я поднял пистолет на уровень глаз — совместив планку мушки и прорезь целика на одной линии с головой вражеского стрелка.

Между нами метров тридцать от силы…

Одновременно с тем сердце моё словно замерло, а в груди захолодело — оуновец уже передернул затвор карабина; третьей пулей он не промажет… Я это не сколько понял, сколько почувствовал — и все равно неспешно, даже как-то мягко потянул за спуск.

Голова врага дёрнулась, откинулась назад — и неестественно выгнувшись, стрелок рухнул спиной наземь. А я только теперь выдохнул, как-то даже удивленно таращась на срезанного мной нациста. Неужели попал⁈

А ведь стоило мне хоть чуть-чуть дернуться, качнуться — и пуля ушла бы в сторону…

Над головой захлопали частые пистолетные выстрелы — из окон здания, служащего нам импровизированным командным пунктом, наконец-то открыли огонь поляки. Впрочем, как долго длится огневой контакт? Минуту, полторы от силы? Ощущение времени у меня сильно сбилось — оно и понятно, всё-таки первый бой… Ляхи срезали целящегося в меня гранатометчика, успевшего достать пистолет из кармана и придерживающего раненого товарища. Столь же молодой оуновец, он не сразу нажал на спуск — занервничал, испугался? Шок первого боя, как и у меня? Не успел дослать патрон, не снял с предохранителя? Просто растерялся? Не знаю… Против броневика парень действовал умело, грамотно — но может и духа ему хватило лишь на отчаянный рывок к броне и бросок толовой шашки?