Черное Сердце (ЛП) - Уэзерли Анна-Лу - Страница 24

«Всегда пожалуйста», — отвечает Данни-Джо, доливая в бокал Киззи еще просекко и передавая ей салатницу. «Я подумал, тебе не помешало бы взбодриться после такой недели».

Киззи убирает с лица прядь рыжих волос и берет еще одну порцию макарон. «Стол выглядит так мило», — комментирует она, любуясь серебряными канделябрами. «Так заботливо с твоей стороны, Данни-Джо, я действительно ценю это».

Данни-Джо делает глоток своего напитка. «Вы слышали что-нибудь от полиции? Мне очень жаль, что я не смог быть более полезным.… Они навестили вашего бывшего или навели какие-нибудь справки? Они сказали что-то о проверке камер видеонаблюдения на лестнице.»

Киззи качает головой, ее ореол волос колышется в тарелке. «Нет, ничего»… Они мне не перезванивали. Я уверен, что у них, вероятно, есть гораздо более важные дела, чем расследовать убийство моей Эсмеральды, но…»

Можно подумать.

«… но можно подумать, что они могли бы просто нанести мне визит вежливости, ну, знаете, дать мне знать, что они относятся к этому серьезно. Я имею в виду, я знаю, что ее отравили, и я знаю, что это был он, тот ублюдок, «ее лицо искажается, «это должно было быть.

«Но как он мог попасть в твою квартиру?»

Она играет адвоката дьявола — чувствует себя достаточно уверенно, чтобы.

Киззи кладет нож и вилку на место и откидывается на спинку стула». Я действительно не знаю.… возможно, это его способ дать мне понять, что он может вломиться. Я волновался, что может случиться что-то подобное. Если он это сделал, я имею в виду, нашел меня, то кто знает, что он сделает? Возможно, моя Эсме была предупреждением?»

Она смотрит на тарелку Киззи, к которой почти не притронулась». Давай, ты должна поесть, «успокаивающий голос Данни-Джо, — ты не можешь позволить ему так на тебя подействовать. Это то, чего он хочет, ты в состоянии, не способном ни есть, ни спать… Расстроенный и встревоженный.»

Киззи отпивает еще вина». Я знаю, ты права. Она снова нерешительно берет нож и вилку. Она больше не голодна, но не хочет быть грубой, особенно когда ее добрая соседка приложила столько усилий. «Прости, дело не в еде, еда восхитительная, это всего лишь я, Эсмеральда»… Я боюсь, что он вернулся и того, что он может со мной сделать. Я знаю, на что он способен.»

Данни-Джо берет ее за руку». Не бойся, «говорит она, успокаивая ее, «у тебя есть я, я здесь. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось». Она сжимает ее пальцы в своих, наблюдая, как глаза Киззи начинают наполняться слезами. «Ты была действительно добра ко мне, Киззи, как суррогатная мать, это то, что я сказал полиции, что ты была мне как мать. Я никогда никому не позволю снова причинить тебе боль».

Ее слова, кажется, полностью уничтожают Киззи, и она издает тихий ржущий звук, смахивая слезы, текущие по ее щекам.

«Правда? Это то, что ты сказал полиции, что я тебе как мать?»

«Да, да, это так… и это правда. А теперь давай, принимайся за лазанью, у меня ушла целая вечность на приготовление — у Джейми Оливье все получается так просто!»

Киззи смеется. «Ну, ты мог бы дать ему побегать за его деньгами».

После минутной паузы они возвращаются к еде, звон столовых приборов усиливается их молчанием.

«Теперь у меня никогда не будет этого — дочери — я сделал это слишком поздно».

«Что ж, я только хотел бы, чтобы у меня была мама, о которой я мог бы заботиться», — говорит Данни-Джо. — «Так что давай скажем, что с этого момента ты можешь быть моей мумией — медведицей — и мы будем заботиться друг о друге».

«Я бы с удовольствием», — говорит Киззи, хихикая, «Мамочкин медведь». У нее немного кружится голова, должно быть, от выпивки.

Данни-Джо наблюдает за ней с другого конца стола, грустная, жалкая негодяйка, которой она является, мучительно тонущая в собственном недостатке самоуважения, благодарная за малейший кусочек привязанности; просто такая доверчивая и отчаявшаяся. Как, должно быть, ужасно быть Карен Уокер, попавшей в ловушку вечного страха и разочарования, которым вечно предшествует нереализованная надежда. Она смотрит на нее со скрытой жалостью и презрением. Она понимает.

«Мы пропустим десерт и сразу перейдем к ирландскому кофе, если ты не очень проголодался», — говорит она, начиная убирать тарелки.

— Прости, Данни-Джо, «извиняется Киззи, — я думала, что чувствую себя нормально, но Эсмеральда… «ее голос замолкает, «это действительно задело меня. Мне страшно. Потерять ее вот так — из-за того, что ее убили и всего остального… Я пошел к врачу, и она прописала мне еще несколько антидепрессантов. Я действительно зол на себя, потому что думал, что это… Я думал, что переезд сюда станет для меня новым началом, что я смогу начать все сначала, ничего не боясь… Я провел в страхе всю свою жизнь.»

Она понимает. Данни-Джо идет на кухню и, улыбаясь про себя, начинает готовить ирландский кофе. «Мы положим это на диван, — говорит она, — я поставлю фильм. Может быть, это тебя взбодрит. У меня есть «Грязные Танцы» на DVD, я знаю, это твоя любимая.»

«Хорошо, я выпью это с тобой, а потом пойду спать. Я чувствую себя такой усталой, необычно усталой», — Киззи трет лоб рукой, борясь с этим чувством. «Мне жаль, Данни-Джо, что тебе тоже пришлось приложить столько усилий».

Она отметает комментарий взмахом руки. «Не будь идиотом, для чего нужны дочери?»

Киззи смотрит на нее почти с любовью, склонив голову набок. «Мне так повезло, что ты появилась в моей жизни», — говорит она через мгновение. «Как будто тебя послали ангелы, ты знаешь это?» Вино действительно ударило ей в голову.

Теперь Данни-Джо рада, что отменила свой вечер с помешанным на фут-фетише. Он был не очень доволен ее внезапным переносом в другой раз, но такова жизнь. У нее были гораздо более важные дела, которыми нужно было заняться.

«Послушай, если ты чувствуешь усталость, то, возможно, тебе стоит пойти прилечь, немного отдохнуть? Завтра новый день».

Она выводит Киззи за дверь. Теперь она спотыкается, ее движения дерганые и беспорядочные.

«Я… Я просто чувствую себя такой уставшей…»

«Почти приехали», — говорит Данни-Джо, помогая Киззи, пока она борется с ключом от двери своей квартиры. — «все почти закончилось».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Киззи падает на кровать в своей квартире. Ее тело подергивается, пока Данни-Джо наблюдает и ждет. Анвил, плюс антидепрессанты, Киззи добавила их в лазанью и просекко. Она добавила еще и в кофе, хотя, похоже, в них не было необходимости.

Сейчас она спит, первые стадии, и Данни-Джо наблюдает за комнатой. Квартира Киззи почти идентична ее собственной, только наоборот, слева направо и наоборот, как в зеркале. Рамка Киззи сдвинута набок на кровати. На ней все еще туфли, и она полностью одета. Данни-Джо представляет, как она соскальзывает в темную бездну снотворных и отпускаемых по рецепту лекарств, и прислушивается к своему тяжелому дыханию, когда она исчезает внутри себя. Она начинает раздевать ее, аккуратно складывая ее одежду и кладя ее на стул рядом с кроватью. На ней латексные перчатки. Киззи слегка постанывает, раздеваясь до практичного нижнего белья. Ее глаза закрыты, конечности похожи на железные прутья. Она достает ночную рубашку из своего сундука и приводит ее в вертикальное положение, немного сопротивляясь, чтобы натянуть ее через голову, пока она перекатывается, как у марионетки. Марионеткой, вот кем Киззи на самом деле была всю свою гнилую жизнь. Она снимает свои практичные туфли и кладет их на пол рядом со своей одеждой. Молча, спокойно, ее собственное дыхание было тихим и размеренным, она начинает искать дневник Киззи, тот самый, который она нашла тем днем, когда рылась повсюду. Найдя его в гостиной, она кладет на прикроватный столик, открытый на сегодняшнем номере. Записи нет. Она решает пролистать его и просматривает страницы за предыдущий день. Они полны отчаяния из-за кончины любимой кошки Киззи. У Данни-Джо с языка срываются слова: «чувствую себя такой подавленной», «подавлена», «жизнь не стоит того, чтобы жить», «как он мог это сделать?» «Он нашел меня, он снова преследует меня… Я в ужасе». Она листает страницы: «По крайней мере, у меня есть моя новая подруга, Данни-Джо… Она была так добра ко мне. В этом мире есть добрые люди… такие люди, как Данни-Джо, она пригласила меня на ужин на этой неделе… Я так счастлив, что завел нового друга, она восстановила мою веру в человечество, по крайней мере, немного.»