Черное Сердце (ЛП) - Уэзерли Анна-Лу - Страница 13

Она кивнула, внутренне усмехнувшись. Бедная, обманутая старая Киззи. Неудивительно, что над ней издевались всю ее жизнь; созависимость была вписана в нее, как камень в камень. Она понятия не имела, что такого «вида любви» не было и никогда не будет ни в ее, ни в чьей-либо еще жизни и что ее убеждения принадлежат только тем, над кем надругались, кого использовали и кого одурачили. Такие убеждения были жалкими, тщетными и идеалистическими. Люди лгали о любви; общество лгало, твои родители лгали, фильмы, песни и стихи в поздравительных открытках… ложь, ложь, ложь. Любовь была просто концепцией, с помощью которой можно причинять боль людям и манипулировать ими. Но сердце проглотит все, когда оно голодно, потерпит такое предательство и боль только ради этой так называемой эмоции. Но почему это должно быть? Любовь не должна причинять боль. Настоящая любовь этого не делает, по крайней мере, так думает Киззи.

Данни-Джо просто не верила в эту истину. Для некоторых людей «любовь» проявлялась через боль, убийства и ненависть. Она ненавидела Киззи за все эти честные, позитивные, чистые убеждения. Даже после зверств, которым подверглась эта женщина от рук «любви», она все еще верила в это. Как она могла? Киззи была сумасшедшей. Она была больна. Должно быть, такая, если она верила, что кто-то когда-нибудь полюбит ее таким образом. Она была не более чем фантазеркой; вечно разочарованной своими нереалистичными убеждениями. Она нуждалась в том, чтобы ее избавили от страданий, она действительно нуждалась. Это было и всегда будет разочарованием на всю жизнь для Киззи, несмотря на ее вечный оптимизм. Оптимизм. Это не могло привести ни к чему хорошему. Киззи еще не достигла глубин своего собственного отчаяния; в этом она была уверена. И она не хотела, чтобы Киззи достигла этого: она умерла бы с идеей вечной любви. Прекрасной любви, которая длится вечно. Она это заслужила. Для мамы-Медведицы так было лучше.

Но сначала, Эсмеральда.

В спальне не было ничего примечательного, поэтому она покинула ее с неприятным привкусом во рту. Достав мышьяк из флакона, она прошла в гостиную, где находилась маленькая кухня, и открыла холодильник. Внутри стояла наполовину полная банка кошачьего корма Whiskas. Она сморщила нос, доставая его, от рыбного запаха у нее скрутило живот, когда она нарезала четвертинку в кошачью миску, добавив мышьяк и перемешав все собственными руками, прежде чем положить обратно. Эсмеральда благодарно замурлыкала у ее икр, когда принялась за кошачью миску. Она действительно была голодна, бедняжка.

«Приятного аппетита, Эсмеральда», — сказала она, когда мокрый нос кота ткнулся ей в ноги.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Итак, я смотрю на камеру видеонаблюдения, стоя через плечо сержанта Дэвиса. В комнате для проведения расследований преобладает запах тестостерона и перегретого пластика компьютеров с оттенками несвежего кофе и пота. Это уникальный аромат; запах тяжелой работы и преданности делу, не совсем приятный, но я все равно не могу сказать, что он мне не нравится.

Однако, когда я склоняюсь над Дэвис, до меня доносится запах ее духов. Она просматривала записи камер видеонаблюдения из вестибюля отеля в день смерти Бакстера, а также за двадцать четыре часа до и после. Эта девушка работает над ним уже почти три дня. Я хочу и нуждаюсь в таких людях в полиции, на работе, или называйте как хотите, потому что ее упорство окупилось: она кое-что нашла.

«Расскажи мне об этом, Дэвис», — говорю я, хотя мой деловитый тон противоречит выбросу адреналина, который прокладывает себе путь по моим венам, как колючая проволока. Я в этой игре достаточно долго, чтобы знать, как это часто работает; как только вы делаете первый перерыв в деле, начинается все остальное. Это похоже на цепную реакцию, одна зацепка ведет к другой, потом еще к одной, а потом… попался! Но это первый прорыв, который может быть по-настоящему неприятным. И тебе это нужно срочно в отделе по расследованию убийств. Это по-человечески — набирать обороты в начале расследования убийства, и так же по-человечески — постепенно впадать в уныние и уставать, когда тебе не удается передохнуть. Я работал над делами, которые не были раскрыты, хотя, по общему признанию, к счастью, их было всего несколько, и, хотя импульс ослабевает, команда не хочет сдаваться. Сдаваться — худшее чувство в мире. Это провал. Вы не справились со своей работой, вам не удалось поймать плохого парня, но больше всего вы подвели жертву, ее семью и их потребность в справедливости. И я не собираюсь подводить беднягу Найджела Бакстера или Джанет и ее детей, если уж на то пошло. У меня нет привычки терпеть неудачу.

«Ну что, босс», — говорит Дэвис, начиная прокручивать видео, и я уже слышу триумф в ее голосе, который еще больше разгоняет мой адреналин. Мне приходится вцепиться в спинку ее сиденья, мое лицо почти касается ее волос. Пахнет приятно, вроде как травами. «У меня от этого косоглазие после того, как я повторяю это снова и снова… На первый взгляд, я не увидела ничего примечательного, как будто двадцать четыре часа ничего примечательного… «Она откашливается, готовясь, «В тот день в вестибюле было многолюдно… действительно занят… но я никак не мог взять в толк, что…

Она тянет время, и я позволяю ей, потому что она это заслужила. Это справедливо. Отказывать ей в наращивании на данный момент было бы все равно что заниматься сексом без прелюдии, а я не из тех парней с односторонним движением, по крайней мере, я надеюсь, что нет. Рейч никогда не жаловалась, и я уверен, что она бы пожаловалась. Она была не из тех, кто сдерживается.

«Продолжай», — говорю я, нежно уговаривая ее.

«Было так много людей, которые приходили и уходили…» — в ее голосе сквозит усталость. «Но я изучила их всех… каждого человека, который входил в тот вестибюль в тот день и на следующий день… Я знаю, кто входил в это здание и кто вышел… и учитывая график…»

Ее волосы реагируют на помехи от компьютера и дешевого коврового покрытия plod, и они начинают слегка растрепываться мне в лицо. Я хочу смахнуть это, но это кажется слишком личным, поэтому я оставляю это на своем подбородке. Я скучаю по личным отношениям с женщиной… Может быть, я отвечу этой женщине, Флоренс, на SadSingles.com когда вернусь домой и соглашусь выпить кофе. Нечего терять, когда ты уже все потерял.

Я подавляю желание развернуть Дэвис в ее кресле, чтобы она поскорее перешла к делу, но, как я уже сказал, она заслуживает этого момента: она работала ради этого.

«Итак, я думаю, что здесь нет никого примечательного»… сначала, «говорит она, быстро оглядываясь на меня, ее усталые глаза сияют. «Приезжает Бакстер, — продолжает она, — вот он…»

Она проигрывает видео, и я прикован к нему, изображение прожигает мою сетчатку. Я вижу, как его крупная фигура входит в вестибюль, и чувствую острую боль в груди, потому что он выглядит счастливым, знаете, это видно по его походке и поведению, глупый, жирный ублюдок. И этот бедняга, он понятия не имеет, что вот-вот встретит свой конец.

«Итак, «деловито говорит Дэвис, — он проверяет около часа ночи»… все в порядке.

Камера видеонаблюдения запечатлела, как он направляется к лифтам с левой стороны. Затем он исчезает из поля зрения.

«Мы теряем его здесь».

«Хорошо»… «Говорю я, глубоко вздыхая. Я вот-вот сгорю. Дэвис прокручивает пленку вперед.

«А потом это…»

Теперь я подхожу ближе к экрану, почти касаясь его носом, как будто не верю собственным глазам.

«Сейчас 3:36 пополудни, вон та блондинка, видите ее? Она не регистрируется… идет прямо в лифт.… смотрите… ее снова видели на камерах видеонаблюдения, когда она поднималась в номер 106… камера поймала ее, губернатор». Дэвис смотрит мне прямо в глаза, ухмыляясь. Это амброзия, и мы оба это знаем.

«Она стучит в дверь и входит в комнату…»

Мое сердце скачет, как стадо диких лошадей, и я почти уверен, что Дэвис слышит это даже сквозь собственное сердцебиение.

«И нет никаких записей с камер видеонаблюдения, зафиксировавших, как она уходила…?»