Маленькая невинная ложь - Барнс Дженнифер Линн - Страница 4

– Джон Дэвид Истерлинг! – громко позвала она, и ее голос разнесся над участком. – Кто самый меткий стрелок в этой семье?

Никто не отозвался. Уильям Фолкнер потерся головой о мое бедро и фыркнул. Я слегка – совсем чуть-чуть – наклонилась, чтобы погладить его, и заметила на своей майке красную точку.

– Я шкуру с тебя спущу, если ты нажмешь на курок! – подозрительно весело прокричала тетя.

«Какой еще курок?» – подумалось мне. Красная точка на моей майке едва заметно дернулась.

– Так, молодой человек! По-моему, я задала тебе вопрос. Кто самый меткий стрелок в этой семье?

Кто-то вздохнул в ответ, а затем на крыше сел мальчик лет десяти.

– Ты, мама.

– И разве твоя кузина служит мне мишенью?

– Нет, мэм.

– Вот именно, сэр! Нет! – подтвердила тетя. – Уильям Фолкнер, сидеть!

Псина послушалась, а мальчик исчез с крыши.

– Прошу вас, скажите, что это был нерф4! – произнесла я.

Тете понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить мои слова, а потом она захохотала отточенным мелодичным смехом.

– Ему нельзя пользоваться настоящим без присмотра, – заверила она.

Я уставилась на нее.

– Не сильно обнадеживает, если честно.

Тетя продолжала улыбаться.

– Как же ты похожа на мать! Эти волосы. А эти скулы! В твоем возрасте я бы убила за такие скулы.

Учитывая тот факт, что тетушка являлась самым метким стрелком в семье, эти слова можно было не считать преувеличением.

– Меня зовут Сойер, – представилась я, а у самой в голове не укладывалось, как эта женщина, которую мама всегда называла не иначе как Снежная королева, поприветствовала меня.

– Конечно! – тут же отозвалась она, ее голос был таким же теплым, как виски. – Я твоя тетя Оливия, а это Уильям Фолкнер. Она чистокровный бернский зеннен-хунд.

Я узнала породу. Мне было непонятно лишь одно: почему Уильям Фолкнер оказалась женского рода.

– А где Лилиан? – спросила я с четким ощущением того, что падаю в кроличью нору.

Тетя Оливия просунула пальцы правой руки под ошейник Уильяма Фолкнера, а левой рукой машинально поправила жемчужное ожерелье.

– Входи, Сойер. Ты не хочешь перекусить? Наверняка умираешь с голоду.

– Я недавно ела. Где Лилиан?

Тетя пропустила вопрос мимо ушей, пятясь в дом.

– Давай же, Уильям Фолкнер! Хорошая девочка!

Кухня бабушки была размером с весь наш дом. Я почти ждала, когда тетушка позвонит в колокольчик, чтобы вызвать повара, но быстро поняла, что она считает кормление других людей своим хобби и духовным призванием. Что бы я ни говорила и ни делала, так и не смогла разубедить ее сделать мне сэндвич.

Отказ от брауни вообще мог быть воспринят как объявление войны.

Я всегда за соблюдение личных границ, но моя любовь к шоколаду оказалась сильнее, и, оставив сэндвич в стороне, я откусила от брауни, а потом спросила, где бабушка.

Снова.

– Она на заднем дворе с организатором праздников. Налить тебе попить?

Я положила брауни на тарелку.

– Организатором праздников?

Но прежде чем тетя успела ответить, в кухне появился мальчишка, который совсем недавно держал меня на мушке.

– Лили говорит, что угрожать братоубийством – это дурной тон, – объявил он. – Поэтому она не никогда так не поступит.

Мальчишка уселся на стул рядом и уставился на мой сэндвич. Я молча пододвинула его ему, и он накинулся на него с жадностью маленького тасманского дьявола в голубой футболке поло.

– Мама, – проглотив кусок, сказал мальчик, – а что такое братоубийство?

– Полагаю, это то, чем не угрожает кое-кому его сестра, когда этот кое-кто пытается подстрелить ее из нерфа. – Тетя Оливия развернулась к кухонным шкафчикам. Секунды через три я поняла, что она делает еще один сэндвич. – Представься, Джон Дэвид.

– Меня зовут Джон Дэвид. Очень приятно с вами познакомиться, мадам. – Для сорвиголовы у него оказались весьма изящные манеры. – Вы приехали на праздник?

Я с подозрением прищурилась.

– Какой еще праздник?

– Атас! – В комнату ворвался мужчина с элегантной стрижкой и лицом, которое встретишь разве что на поле для гольфа или совете директоров. Я сразу догадалась, что это муж тети Оливии, тем более что он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Поберегись: я только что видел на улице Грир Ричардс!

– Она уже Грир Уотерс, – напомнила ему тетя.

– Десять к одному, что Грир Уотерс наведается к нам, чтобы проверить, как идут приготовления к сегодняшнему вечеру. – Он схватил сэндвич, который делала мне тетя Оливия.

Это было бесполезно, но я все равно спросила:

– Что будет сегодня вечером?

Тетя Оливия начала делать третий сэндвич.

– Сойер, этот воришка – твой дядя Джей Ди. Дорогой, это Сойер.

Она произнесла мое имя таким тоном, что сразу стало понятно: они уже неоднократно обсуждали меня, и возможно, как проблему, требующую деликатного решения.

– И сейчас вы собираетесь сказать, как сильно я похожа на мать? – сухо спросила я, потому что дядя смотрел на меня точно так же, как смотрела его жена или бабушка.

– Сейчас, – торжественным тоном заявил он, – я собираюсь сказать тебе: «Добро пожаловать в семью!» – и спросить, не твой ли сэндвич я только что украл.

Зазвенел дверной звонок. Джон Дэвид пулей вылетел из кухни. Тетя изогнула бровь, и дядя тут же бросился за ним.

– Грир Уотерс является распорядителем Бала Симфонии, – поведала тетя Оливия, убирая тарелку Джона Дэвида и ставя передо мной сэндвич номер три. – Если между нами, по-моему, она слишком много на себя берет. Грир недавно вышла замуж за отца одной из Дебютанток. Одно дело стараться, но другое – перегибать палку.

И это говорила женщина, которая сделала мне уже три сэндвича с тех пор, как я перешагнула порог этого дома.

– В любом случае, – понизив голос, продолжила тетя Оливия, – я убеждена, что у нее есть собственное Мнение с большой буквы «М» о том, что организовывает твоя бабушка.

Организовывает что? Но в этот раз я предпочла промолчать.

– Понимаю, у тебя, должно быть, уйма вопросов, – сказала тетя, убрав с моего лица прядь волос, как будто я до сих пор не задала ни одного. – О твоей маме. Об этой семье.

Я не ожидала такого приема. Я не ожидала такого внимания, тепла и вкусной еды от женщины, которая последние восемнадцать лет как будто и не помнила о существовании моей матери – и меня. От женщины, которую моя мать ни разу не назвала по имени.

– Вопросы, – повторила я, хотя слова словно застряли в горле. – О моей маме, об этой семье и об обстоятельствах, связанных с моим более чем неудобным и позорным зачатием?

Тетя Оливия поджала губы, но тут же снова лучезарно улыбнулась. Однако, прежде чем ей удалось ответить, в кухню вошла Лилиан Тафт в садовой шляпе и перчатках, сопровождаемая бледной худой женщиной с туго стянутыми в пучок каштановыми волосами.

– За своими розами всегда ухаживай сама, – без всяких предисловий посоветовала бабушка. – Есть вещи, которые нельзя поручать другим.

Я тоже рада вас видеть, Лилиан.

– Есть вещи, которые нельзя поручать другим, – повторила я и, глядя на женщину позади бабушки, весело уточнила: – Как, например, организация праздника? Или встреча собственной «блудной» внучки, которая только что приехала в твой дом?

Лилиан спокойно, даже не моргнув, посмотрела мне в глаза.

– Здравствуй, Сойер. – Она произнесла мое имя так, словно все должны меня знать. После длинной паузы она повернулась к организатору вечеринок: – Айла, не могли бы вы оставить нас ненадолго?

Конечно же, Айла могла.

– Ты какая-то худенькая, – сообщила мне Лилиан, когда организатор вышла, а потом обернулась к тете: – Оливия, ты предложила ей сэндвич?

Сэндвич номер три все еще лежал на тарелке передо мной.

– Скажем так, меня от души угостили сэндвичами.

Но Лилиан уже было не остановить.