Мисс Эндерсон и её странности (СИ) - Зарецкая Анастасия - Страница 24

Взгляд мистера Кросби подмечал все мельчайшие детали — видел даже тайны, которые хотелось бы оставить при себе. Впрочем, вряд ли Брутус мог рассмотреть в Алесте что-то такое, о чём она не рассказала ему сама, по доброй воле.

Настала пора признаться наконец: Брутус Кросби был единственным жителем Плуинга, который знал маленький секрет Алесты — об исключении из суровых правил её рода.

Алеста открыла в себе способность магии в неполные семнадцать лет.

Тогда дядя, Вивитт и их дети ещё не поселились в Плуинге, и из домашних были лишь мама, бабушка и дедушка. Мама была последним человеком, к которому Алеста пришла бы с подобным признанием. Бабушка бы испугалась, подняла панику, а вызывать в ней волнение лишний раз не хотелось. А дедушка… чем дольше он жил, тем меньше принимал решений. Он бы, вне всяких сомнений, рассказал всё бабушке.

К Брутусу Кросби заглядывали многие дети из тех, что постарше: интересно ведь покопаться в шестерёнках, с ног до головы измазаться касторовым маслом и поучаствовать в починке какой-нибудь очень изящной вещицы. Алеста была одной из тех, кто отвлекал мистера Кросби от работы. И тем вечером она не придумала ничего лучше, кроме как вновь прийти к нему.

К счастью, гостей у Брутуса Кросби не оказалось.

И он согласился её выслушать. Он не наругался на неё. Не испугался, когда она сказала, как именно осознала свои способности.

Именно он подарил ей самую первую книжку, тоненькую и потрепанную, но такую нужную в тот момент. Это уже потом у Алесты появились пусть скромные, но её собственные средства, на которые можно покупать полноценные книги. А в тот непростой период мистер Кросби, можно сказать, буквально спас Алесту. Не дал погрузиться в то состояние, в котором второе десятилетие находилась её мать. Именно ему она время от времени рассказывала, что всё ещё не успела никуда особенно продвинуться — не хватает то времени, то сил.

— Да, конечно, — Алеста кивнула и поинтересовалась: — Тоже ждёте письма?

— Нет, — ответил Брутус. Но ничего больше не сказал.

На почте их встретила Кейти — неунывающая женщина, настоящий возраст которой не знал, пожалуй, ни один житель Плуинга. В зависимости от шляпки лицо её менялось до неузнаваемости. А шляпки Кейти любила до умопомрачения и на людях всегда обязательно нацепляла одну из них.

Маленькие пухленькие шляпки, что крепятся к заколке, делали её моложе — не дашь больше тридцати. Широкопольные шляпы, украшенные металлическими безделушками или, ещё более впечатляюще, вуалью старили её лет до пятидесяти.

Этим же утром на голове Кейти было нечто вроде котелка, к которому обычно прилагаются трость и джентльмен. Когда Алеста и мистер Кросби оказались внутри почтового отделение, Кейти как раз разбирала коробку с прибывшей корреспонденцией. Котелок сваливался на глаза, но Кейти не сдавалась: одной рукой удерживала письма, а другой — поля головного убора.

— Кейти, вам помочь? — Алеста оказалась рядом за одно мгновение. Правда, чтобы увидеть гостью, Кейти пришлось сначала подтянуть котелок повыше.

— Справляюсь, — она вздохнула. — Алеста, если бы не вы, моё отделение рано или поздно закрылось бы. Но, пока в Плуинге есть вы, оно продолжит своё существование. Здравствуйте, мистер Кросби! Для вас у меня, к сожалению, писем нет.

Как и многие предприниматели Плуинга, Кейти занималась собственным детищем в гордом одиночестве, лишь иногда, в особо загруженные моменты, привлекая помощников со стороны. Сама разбирала прибывшие коробки и упаковывала отправления согласно месту назначения. Сама занимала место за стойкой, выдавала письма и помогала правильно заполнить адрес. Сама договаривалась с типографией Леберлинга о закупке почтовых открыток. И уж тем более сама протирала пыль и мыла полы.

Вот и собрались они здесь, такие самостоятельные, в последний день недели, который для рядовых сотрудников веками служит выходным.

— Первое, второе, третье… — отсчитывала Кейти, вручая Алесте письмо за письмом. После каждого счёта она ставила галочку в толстом потрепанном журнале — отчётность Кейти (как и Алеста, как и Брутус) тоже вела сама. — Двенадцатое! Двенадцать писем за неделю, мисс Эндерсон!

И непонятно, чего в её голосе было больше: возмущения или всё-таки восхищения.

Погода вернулась к своему привычному состоянию: солнце скрылось за несколькими слоями облаков, установилась пасмурность, в любой момент мог начаться снегопад. Пропало всё волшебство вчерашнего дня, и от этого отчего-то щемило сердце.

Брутус Кросби тоже не выглядел весёлым. Молчал и всё чаще смотрел под ноги. Лишь когда они приблизились к Лавке странностей, он сказал наконец:

— Алеста, мне видится, мистер Гилсон в чём-то подозревает вас.

Алеста ожидала что угодно, только не такое неожиданное признание.

— Почему вы так решили?

Брутус осмотрелся по сторонам, будто Кейден мог в любой момент выпрыгнуть из-за сугроба с громким воплем: «Ага! Попались!». Алеста не понимала, в чём причина такой сильной подозрительности. И всё же не решилась спорить с мистером Кросби. Отомкнула входную дверь в лавку, смахнула с ботинок снег и прошла внутрь.

— Проходите, пожалуйста, мистер Кросби. Вы давно не были у меня в гостях.

С того самого момента, как Алеста потратилась на подсветку — именно Брутус помог её установить. А было это в начале осени.

— Здесь всё осталось по-прежнему, — заметил Брутус, — в воздухе всё ещё витает волшебство.

— Так чем же именно вас смутил мистер Гилсон? — поинтересовалась Алеста. Скользнула до стойки с кассовым аппаратом, опустила на неё все свои двенадцать писем. Если никто не решит заглянуть к ней в гости, все равно будет, чем заняться.

Брутус Кросби прошёлся по Лавке странностей, поправил склянку с бальзамином, которая по велению неведомых сил приблизилась к самому краю полки. И только потом ответил:

— Я узнал его. Хотя более чем уверен, что он не узнал меня.

— Он и вас успел привлечь к следствию?

— Нет, — Брутус позволил себе улыбнуться. — Мы виделись двадцать лет назад — в те времена Кейдену было лет шесть. Непродолжительное время мы работали вместе с его отцом — Мавериком Гилсоном. Собственно, я признал бы его, даже если бы не фамилия. Во времена нашего знакомства Маверик был, конечно, немного взрослее, и всё-таки они удивительно похожи.

— И кто же он — его отец?

Уха Короля Подземельных под рукой не оказалось. И это, конечно, лишь делало разговор ещё более волнительным.

— Маг, — ответил мистер Кросби просто. — Уже в те времена он занимал вполне неплохой пост: преподавал в академии, занимался исследовательской деятельностью. Ещё тогда он выбрал себе признание: магия метаморфоз. Хотя, может статься, в данный момент его увлекает нечто другое. Попробуй разберись в творческих порывах магов, — он слегка улыбнулся.

— Как интересно, — заметила Алеста.

Следом за бальзамином внимания Брутуса удостоились две склянки с засушенными белыми цветками лаванды гриотты: они оказались слегка повернуты этикетками влево, но мистер Кросби тут же исправил это лёгкое недоразумение.

— Со мной всё куда проще, — продолжил он, — я был тем же, кто я есть сейчас. Механиком. Случилось так, что мы с Мавериком оказались втянуты в одну и ту же разработку. Молодость… Она полна амбиций.

— Вы создавали магические артефакты, — поняла Алеста.

И сразу же вспомнила непримиримый отказ, который получала на свои просьбы. С её магическими артефактами мистер Кросби работать отказывался наотрез. Однажды, в самом начале возрождения Лавки странностей, Алеста попыталась схитрить и предложила Брутусу приспособление, которое на первый взгляд не имело к магии никакого отношения. Это был стеклянный шар: потрясёшь его из стороны в сторону, и внутри завьюжит снег, белоснежным покрывалом укутывая пряничный домик. Однако этот шар имел секрет: если вложить в него крупицу магии, в нём начинали меняться времена года. Оживало крошечное деревце. И внутри стеклянной оболочки вместо снега кружились то розовые отцветшие лепестки, то желто-оранжевые опадающие листья.