Продавец игрушек - Ольховская Влада - Страница 3

– Да…

– Почему ты не умерла? Трехлетнего ребенка должно было растворить совсем без остатка.

Надо же, совсем не больно… Данике говорили такое и раньше, и каждый раз чужие слова хлестали сильно, так, что ей казалось: она вот-вот сломается. А сейчас она ничего не почувствовала. Может, это и называется смирением?

– Моя мать нашла меня, когда упали первые капли дождя.

– Успела оттащить в убежище?

– Стала моим убежищем.

Маленькая Даника шла по цветочному полю – открытому и ровному. Прекрасному. Создающему впечатление, что весь мир так же безупречен, в нем нет нужды прятаться. Она продвинулась слишком далеко, а туча двигалась слишком быстро. Мать, догнавшая ее в поле, наверняка распознала специфический рыже-багровый оттенок, присущий таким облакам, она знала, что сейчас произойдет… И она просто повалила Данику на землю и закрыла собой.

– Она умерла, – сказал старик.

Вопросом это не было, но Даника все равно подтвердила:

– Да, она умерла. Но когда она растворилась, дождь еще не кончился, досталось и мне. Может, я бы тоже умерла там, но меня нашла бабушка. Она у меня травницей была… А еще наша семья считалась богатой. Мы смогли заплатить за лекарства, и в том городе, в котором мы тогда жили, был хороший доктор. Но потом город был уничтожен, и нам пришлось уйти.

Она тогда еще не понимала, какой обузой стала для своей семьи… Позже ей пришлось понять. Ее мать была здоровой молодой женщиной, способной работать. Но вот она погибла, и вместо нее осталась лишь изуродованная Даника – ублюдок, от которого все шарахаются. Папа не выдержал этого, ушел сразу, его она толком и не помнила. Бабушка и дедушка помогали ей, сколько могли, и лишь из-за их любви Даника не сдалась, когда все-таки осталась одна.

Она бы и теперь еще попробовала сражаться – если бы не взгляды, которые бросали на нее те люди, если бы не нападение падальщиков… Если бы не неизбежность ее смерти этой ночью.

Она знала, что продавец игрушек не пожалел ее. Никто никогда не жалел… Но он почему-то выглядел довольным.

– Хорошо, – кивнул он. – Ты можешь взять любую игрушку.

– Любую? – не поверила Даника. – Они стоят одинаково?

– Нет, они стоят по-разному. Но ты можешь взять любую.

Она поспешно вытерла слезы, перевела взгляд воспаленных глаз на прилавок – и лишь теперь смогла по-настоящему рассмотреть, какое сокровище оказалось прямо перед ней. Данике еще никогда не доводилось видеть ничего подобного! Когда-то бабушка показывала ей книжки прошлых лет, и там были изображены игрушки времени, которое было таким сытым и счастливым. Но и на их страницах не осталось ничего настолько совершенного.

Старик создавал маленькие чудеса. У него были обезьянки, способные играть на крошечных инструментах. Карусель, которая с нежной мелодией кружилась и переливалась разноцветными огнями. Даже дворец, в который можно было заглянуть через отверстие в крыше и увидеть десятки слившихся в танце пар. Осколок реальности, исчезнувшей навсегда…

Даника чувствовала, как сердце восторженно замирает перед чудесами, вдруг мелькнувшими в финале ее жизни. А от того, что одно чудо можно оставить себе, в груди разливалось приятное тепло. Она стояла у тележки дольше, чем требовалось, потому что здесь можно было на пару минут обмануть себя, поверить, что все не так уж плохо… Но вечер заканчивался, ночь дышала холодом, и Данике пришлось сделать выбор.

– Я хочу вот эту!

Старик, безразличный ко всему, даже к ее истории, наконец позволил себе легкое удивление:

– Эту? Она очень простая.

– Я знаю.

– Но ты берешь ее. Почему?

– Потому что ее можно обнимать, – пояснила Даника. – А я ведь ублюдок, нас никто никогда не обнимает.

Она не жаловалась ему, знала, что это бесполезно, да и не привыкла. Он хотел узнать причину, она эту причину назвала, вот и все. Старик, кажется, остался доволен.

Она забрала с его тележки маленького плюшевого медведя – серо-коричневого с белым животом, смешного и пухлого. Раскинувшего лапы так, будто он действительно хочет ее обнять. Разглядывающего ее любопытными глазками-бусинками, улыбающегося ей, словно она и не ублюдок даже, а маленькая девочка, которой совсем не обязательно умирать.

Она уже знала, где проведет свою последнюю ночь. Даника приметила убежище у самой площади, так, чтобы от входа было видно великое дерево. Взглянула на него последний раз, подумала о том, что по нему, наверно, мертвые души поднимаются на небо… Бабушка верила в души и небо. Даника верить разучилась, но не отказалась бы увидеть маму, бабушку и дедушку снова. Может, остаться у дерева? Хотя нет, этим она рискует отсрочить неизбежное, смысла нет.

Она спустилась в одно из полуразрушенных зданий. Раньше это был первый этаж, теперь он ушел под землю, так что Даника не видела больше ни дерева, ни неба, только черную землю за оставшимися в раме осколками стекла. Но и это было не так уж важно, зато не холодно!

Она не собиралась упрощать задачу своим убийцам. Даже зная, что финал неизбежен, Даника все равно обустроила убежище так, как учила когда-то бабушка. Выбрала дальнюю комнатку, маленькую, такую, которую и упустить при осмотре могут. Забаррикадировала окно какими-до досками – через землю тоже порой проползают твари. Закрыла дверь, подперла железяками, которые тут же и валялись. Скрутила себе постель-гнездо из всех тряпок, какие только нашла в ближайших комнатах. Ткань была сырая и заплесневелая, но это ничего, Данике доводилось спать и в худших условиях.

Когда подготовка была завершена, Даника выключила крошечный фонарик, позволяя комнатке погрузиться в абсолютную, ничем не развеянную темноту. Оно и к лучшему… Когда не видно правду, можно довериться фантазии. И вот Даника уже не одна и не в какой-то обвалившейся дыре, она снова в залитом солнцем доме в защищенном городе, ее родные еще живы, они любят ее, они ее никогда не бросят… Она свернулась вокруг плюшевого медведя, чувствуя, как он напитывается ее теплом – и отдает тепло в ответ. Он ее не покинет, и этой ночью все завершится, но она хотя бы будет не одна!

Сначала она еще прислушивалась, чтобы вовремя уловить шаги, подготовиться. Потом подумала: какой смысл? В чем подготовка? Она ничего уже не сделает. Да и потом, подготовится еще, когда они будут выламывать дверь! Она отпустила страх и растворилась в мыслях о прошлом… Она и сама не заметила, как усталость взяла свое. Даника, обнимавшая плюшевого медвежонка, забылась непривычно крепким спокойным сном.

Она проснулась сама – не от того, что кто-то ломится в ее комнату, не от грубого прикосновения тех, кто пришел ее убить, даже не от света, ударившего по глазам. Нет, проснулась она все в той же тихой, душной темноте просто потому, что выспалась. И это было так непривычно, так странно… Даника и вспомнить не могла, когда такое случалось последний раз! Пожалуй, когда она была достаточно легкой, чтобы дедушка мог нести ее, спящую, на руках.

Она была жива, она все еще лежала на созданной ею же постели и обнимала медвежонка, которого купила у странного старика. Ее жизнь не оборвалась, а продолжилась, и… Даника не знала, что делать с этой жизнью дальше.

Почему те люди не пришли за ней? Испугались, не решились? Она неправильно поняла их взгляды? Может быть, хотя Даника давно уже не ошибалась в людях, особенно когда речь заходила о чем-то плохом. Так что же случилось и… и как на это реагировать?

Она не готовилась встретить следующий день. У нее ничего не было: ни новой одежды, ни еды, только плюшевый мишка… Но его Даника не отдала бы ни за что на свете, даже если бы старик согласился вернуть ей еду. Потому что у нее впервые появилось желание: ей хотелось снова заснуть в тепле, обнимая кого-то и веря, что ее любят. А когда есть желание, умирать уже нет смысла. Даника, еще не зная, что будет делать дальше, решила выйти из убежища и посмотреть, какие у нее варианты.

Может, она и вовсе проснулась посреди ночи, за ней просто не успели прийти? Часов у нее не было, и проверить она могла лишь одним способом: поднявшись на поверхность. В доме, через который она шла, было тихо и пусто, но тут ничего подозрительного – никто бы не стал делить убежище с ублюдком!