Бледные - Шульц Гектор - Страница 8

– Беседуем, – поправил ее Славик. – О Максиме.

– О, Максимушка – наш темный гений, мастер и кумир. Я давно удивляюсь, как тараканы в его головушке умудряются уживаться мирно с его талантом. Не будь он таким распиздяем, давно бы правил всем миром.

– О чем ты? – спросил Розанов, не поняв, куда клонит Настя.

– Знаешь, сладкий, говорят, что талантливый человек талантлив во всем? Вот это про Макса. Когда рот открывает – заслушаешься. Стихи пишет – ну, прям ножом по сердцу. А гитару в руки берет, так время останавливается.

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – хмыкнул Славик.

– Именно. Но это правда. Как правда и то, что такого ебанько еще хуй где найдешь, сладенький, – рассмеялась Настя. – Одно могу сказать точно, если он положил на тебя свой взгляд, значит что-то в тебе есть.

– Я тоже так сказала, – кивнула Вася. – Абы кого Макс к себе не подпускает.

– Точняк… – Настя неожиданно замолчала и крайне ехидно улыбнулась, увидев, как в гостиную входит странный тощий пацан. Странным он был не из-за прикида и не из-за рваной майки-сеточки на голое тело. А из-за головы, выкрашенной в неестественный оранжевый цвет с редкими красными всполохами. – А вот и Валера. Ну, значит, будет веселье.

– Кто это? – нахмурился Славик, рассматривая тощего гота, который ходил по гостиной и здоровался с гостями Слепого Пью.

– Это? Это Асгарот. Новенький. Типа, как вы, но чуток иначе, – пояснила Настя. – Ща его в готы посвящать будут.

– Как это «посвящать»? – переспросил я.

– Увидишь, – коротко ответила Настя и резко чмокнула меня в щеку. – А ты сладенький.

– Отстань от человека, Блодвен, – вздохнул Макс, возвращаясь с кухни с двумя бокалами вина. Один он протянул своей подруге и, расслабленно выдохнув, опустился на диван.

– Ничего не могу с собой поделать, красотуля, – рассмеялась та. – Как вижу девственную плоть, так сразу с катушек слетаю.

– Это твой знакомец? – палец Макса описал полукруг и указал на тощего гота с оранжевой головой. – А что у него с прической?

– Шампунь паленый попался. Хотел стать, как Шон Брэннан.

– А стал, как мандарин. Плешивый, – хмыкнул Макс и в его глазах зажегся интерес. – Значит, хочет влиться в нашу компашку?

– Жаждет, я б сказала.

– Ладно. Поглядим, что за человек.

Не прошло и десяти минут, как Макс без проблем разговорил новенького. Он внимательно выслушал и об увлечениях оккультизмом, и о музыкальных пристрастиях, и понимающе хмыкнул, услышав историю необычной прически. А потом самым что ни на есть серьезным тоном заявил Асгароту, что тому, чтобы стать своим, придется провести ночь на кладбище. В давно уже разграбленном склепе одного цыганского барона. И если остальных это очень повеселило, то я наблюдал за диалогом без улыбки. Понимал, что над тощим попросту издеваются. По взгляду Славика становилось понятно, что ему тоже не по себе. Сказались годы учебы, за время которых он не раз подвергался издевательствам от одноклассников. Эти гадкие смешки и он, и я слышали часто.

– Это жестоко, – тихо сказал я, когда Асгарота выпроводили из квартиры, вручив ему бутылку вина и старое одеяло.

– Почему? – тут же спросил Макс. Причем в его голосе не было издевки. Ему правда было интересно, почему я так думаю.

– Вы над ним просто издеваетесь, – ответил за меня Славик. – Что-то сомневаюсь, что каждый здесь на кладбище ночевал. Или скажешь, что нам тоже это предстоит?

– А вы хотите? – улыбнулся Макс. – Нет. Так я и думал. Если не хотите, то не придется. Он вот хотел.

– На кладбище переночевать, чтобы заслужить ваше уважение? – спросил я.

– Нет. Хотел влиться в нашу тусовку. И готов ради этого на все. Мы просто дали ему то, что он хотел. Вот и все.

– Могли бы и пиздеца добавить. Голубя там в жертву принести в полночь или в ритуальное агентство к Шакалу залезть, – добавила Настя.

– Он мог отказаться, – продолжил Макс. – Мог сказать, что не готов к такому посвящению. Мог заорать и послать всех нахуй. Но он сделал свой выбор. Согласился и отправился на кладбище. Мне без разницы, переночует он там или нет. Важнее то, что он будет верить, что справился с посвящением. А значит, станет достойным нашего круга в собственных глазах. Нельзя осуждать чужой выбор, каким бы он ни был.

– Я на кладбище ночевать не буду, – насупившись, ответил Славик. Макс широко улыбнулся и хлопнул его по колену. – И не просите.

– Только если сам захочешь.

Я понимал, что Макс стелет слишком гладко. Понимал и то, что в чем-то он был прав. И злился, что он был прав. Честно говоря, мне было плевать на этого Асгарота, плевать на посвящение, плевать на смешки, ведь смеялись не надо мной. Я пытался найти изъян в словах Макса и не находил его. И снова злился. Потому что он был прав. И пусть Макс довольно быстро забыл о нашем разговоре, я неоднократно к нему возвращался, сам не понимая, какой ответ пытаюсь найти.

Зато чуть позднее я понял, о чем говорила Настя, когда упомянула талант Макса. Стоило ему взять в руки старенькую Трембиту, как мигом в квартире воцарилась тишина. Даже взъерошенный Пью выбрался из спальни, вид имея довольно меланхоличный и помятый. А потом Макс коснулся струн… и мир перестал существовать.

Исчезла квартира Слепого Пью, исчезли люди, исчез кислый запах дешевого вина, а на смену им пришла тихая прохлада и грусть. Я словно сидел где-то на окраине древнего некрополя, под мелким, холодным дождем, который, струясь, стекал по моим щекам, оставляя на коже не грязные разводы, а кровавые раны. Пожалуй, так себя чувствовали каменные ангелы, склонившиеся в скорби над могилами давно забытых людей. Когда же Макс запел, я невольно открыл от удивления рот. Потому что его волшебный голос смог затмить не менее волшебную музыку. Пел Макс на французском, причем без акцента, будто всю свою жизнь свободно изъяснялся на этом языке. Пел низким, красивым голосом и в этом голосе сплелась и мрачная мощь Пита Стила, и английская хрипотца Anathema, и нарочитая грубость My Dying Bride. Что уж там, даже Славик, которого удивить, казалось, было невозможно, хмурился и шевелил губами, стараясь неслышно подпевать. Когда Макс закончил, в гостиной воцарилась благоговейная тишина. Никто не решался ее нарушить, пока одинокий плеск чьих-то ладоней не превратился в оглушительный шум. Я тоже хлопал. Громко, восторженно и никого не стесняясь.

– Это «Парижский сплин», да? – тихо спросил Славик, когда Макс отложил гитару и сделал глоток вина. – Ну, «Сплин» Бодлера?

– Ага. Одно из моих любимых стихотворений. Ну, цикл вернее, – в свою очередь удивился он. – Приятно, что тебе это знакомо.

– Я люблю Бодлера. Есть в нем свое очарование, – кивнул Славик. – А музыка?

– Моя аранжировка. Вася помогла, чтобы звучало все гармонично.

– Это было потрясающе.

Тут уже удивился я. Удивить Розанова музыкой – та еще задачка. А здесь он был искренне потрясен.

– Рад, что тебе понравилось, – улыбнулся Макс. – Похвала от музыканта вдвойне приятна.

– Поебитесь еще, – хохотнула Настя. – Два таланта. А вообще… давай ту, нашу любимую.

– Ты про Бонни Тайлер? – уточнил Макс.

– Про нее родимую. Мощная баба. Сразу видно, что с душой пела. Но ты, родной… Твоим язычком ее песни звучат еще прекраснее. Рви душу, Максимушка. Не стесняйся.

– Сделаем, – кивнул он, снова берясь за гитару. И снова настал черед удивляться. Хотя бы потому, что своим голосом Макс владел превосходно. Чувственный темный романтик уступил место веселому, пьяному панку, который драл глотку, выдавая одну из самых необычных перепевок «Holding Out for a Hero», что я слышал. Пел он так громко, так весело, что народ, не удержавшись, бросился в пляс, не обращая внимания ни на пыль, которую выбивали десятки ног из старого ковра, ни на яростный стук по батарее от разъяренных соседей.

За ту ночь через квартиру Пью прошел, казалось, весь неформальный город. Такого количества неформалов всех сортов и расцветок я попросту никогда не видел, а от их имен начала болеть голова. Ни я, ни Славик тогда еще не догадывались, что через месяц будем знать каждого гота в городе. С кем-то сложатся приятельские отношения, кто-то мелькнет бледной тенью и исчезнет в водовороте времени, а кто-то станет частью нашей жизни. Но тогда мы видели лишь незнакомых людей. Странных не только внешне. Впрочем, я слукавлю, если скажу, что так никого и не запомнил, кроме Макса, Андрея, Насти и Василисы. Запомнил.