Вперед в прошлое 12 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 49

Всю жизнь из года в год я, да и не только я, живу ожиданием лета, обещаю взять от лета все, а в итоге получается урвать две недели, и оно проносится, как свадебный кортеж, яркий и шумный.

Нет! Этим летом все точно будет по-другому. Главное — запустить процессы. Автомастерская уже работает, перепродажа фруктов налажена. Теперь надо начать стройку века… И больничка еще на мне повисла. Эх, зря я в это ввязался, чувствую, попьет она мне крови! Еще я хотел замутить агентство по сдаче жилья, надо будет кинуть клич в школе, чтобы слух расползся по собственникам, и они подготовили комнаты и флигели для сдачи, плюс распространить информацию в Москве через того же директора, отца Лекса, пусть приезжают люди, синие, как советские курицы. Пусть оздоравливаются, запасают витамин D, получают положительные эмоции. Нужно предложить, чтобы в определенные часы для них открыли школьную столовую, пусть повара тоже заработают.

Интересно все-таки развивать бизнес, как в «Цивилизацию» играешь! И приятно, когда на глазах появляется что-то полезное.

Но главное, лето — это встреча со старыми и новыми друзьями! Парни из Москвы, Тимофей-толстяк, Чумаков… Так интересно посмотреть, каким он стал! Мы созванивались пару раз, он научился разговаривать по-человечески. Гений из него вряд ли получится, но достойный член общества — вполне.

Гайде уже ждала нас, напекла татарской пахлавы, это как хворост, только тесто тоньше и пропитывается медом. Хворост трещит на зубах, это штука похрустывает и тает во рту.

Я поставил на стол пачку заварного кофе — у Гайде загорелись глаза.

— Добрый день это вашему столу от нашего стола.

— Вы не против, если я его сварю в турке? Это ж отличный кофе! Помню его, у нас в Фергане такой был, а потом пропал.

Определив турку на газ, Гайде продолжила:

— До сих пор жалею, что уехала, — сказала она, стоя спиной, чтобы следить за кофе — тонкая, черноволосая. — Сорвались, как дураки, в Крым. Отец все персики местные нахваливал! Говорил, какое там все вкусное и красивое. Нам же там землю пообещали, вот мы и продали все: квартиру двухкомнатную большую, родители — дом. С работы я уволилась, а я там заведующей кардиологическим отделением была. — Гайде тяжело вздохнула.

— И что, — спросил я, — обманули с землей?

— Ну как тебе сказать, — ответила она, так же не оборачиваясь. — Дали. Десять соток. В поле, где ни воды, ни света, ни газа.

— А провести коммуникации? — возмутилась мама. — Это ж вроде несложно.

— Слишком большой счет выставили. Неподъемный. Заплатить надо было больше, чем мы выручили с продажи недвижимости. Еле-еле отцу на разваленный дом наскребли.

— Как же так? — не поверила своим ушам мама. — Это ж ничего сложного — провести коммуникации!

— Это здесь не так уж сложно. Крым ведь — другая страна. А здесь мужу работу в порту предложили, вот и переехали.

— Ну а персики-то хоть вкусные? — поддержал беседу я.

— Какой там! — махнула рукой она. — По сравнению с узбекскими — мелкие и кислые. Все какое-то мелкое, брат увидел овец и спросил: «Это бараны или собаки? Их есть-то хоть можно?»

Захотелось расспросить ее поподробнее, но я чувствовал, что ей неприятно об этом говорить. Все-таки родина — место, где человек родился, а не место компактного проживания его народа. Все мы — продукты местности, как персики, как виноград. Вбираем в себя воду, микроэлементы, пейзажи… Нет, это пейзажи вбирают нас, впечатывают в себя навеки. И куда бы ни уехал, где и как бы ни жил, все равно будет тянуть туда, где прошли детство и юность, на улочки, по которым ходил в школу, во дворы, где дрался и впервые целовался с девчонками. Гайде отказалась от исторической родины и лишилась фактической.

— Я же думала, мы от неотесанных бабаев к европейцам едем, в цивилизацию, — продолжила жаловаться она. — У нас в Фергане чисто было, порядок. Оконные рамы все беленькие. Если зеленые — значит, там алкаш живет. И вот приехали в Инкерман, а там разруха. Дома обветшалые, одни алкаши и наркоманы, а на более приличное место денег не хватило. Кто пораньше приехал, те успели купить квартиры у бегущих из Украины в Россию, а мы везде опоздали.

— Вас выгоняли из Ферганы? — спросил я. — Знакомая рассказывала, что в Душанбе прямо убивали русских.

Она качнула головой.

— Не то чтобы выгоняли. Но все наши уезжали, и мы поехали вместе с ними, потому что европейцы уехали, а на их место пришли эти, из кишлаков, и давай свои правила диктовать. Скорее выдавили, чем выгнали. Городские узбеки-то — все равно что наши, а эти: «Рюский, поезжай домой». Мы все, кроме турок, для них были «рюские» — татары, евреи, немцы, греки, украинцы. А тут вроде все свои, но человек человеку волк.

— Ну да, у меня… в нашей автомастерской узбек работает, Алишер, он прям молодец. Наверное, из городских.

Гайде сбыла похожа на турчанку: высокая, длинноногая, с газельими глазами. Я иначе представлял себе крымских татар. Мне казалось, это потомки ордынцев.

— В любом народе есть нормальные люди и есть отбросы. Вот из-за отбросов и складывается… определенное впечатление, — объяснила она. — А вот отец мой терпеть их не может. Видит узбека — аж трясется от злости.

В комнате запахло кофе. Гайде разлила первую партию по чашкам и занялась второй, а я рискнул задать неудобный вопрос, который просто требовала память взрослого:

— Так получается, что депортированные татары дружили с русскими, из-за которых пострадали?

Она повернулась к нам и усмехнулась.

— А как иначе выжить на чужбине? Все чужаки сбиваются в стаи и поддерживают друг друга, дружат против общего врага. А что в прошлом, то в прошлом. Есть те, кто затаил злобу, но их было мало. Татары очень разные, внутри нашего народа, скажем так, три субэтноса.

— Расскажите! — буквально взмолился я, впервые общавшийся с представителем этого народа.

Мама посмотрела на меня с неодобрением, ей хотелось поскорее приступить к делу, и она нервничала. А вот Гайде с удовольствием поделилась знаниями:

— До завоевания Крыма османами там жили многие народы: готы, греки, генуэзцы, армяне, евреи, караимы… И все они, когда пал последний оплот Византии, Мангуп, встали перед выбором: ассимилироваться, приняв ислам, или погибнуть. Потомки тех, кто выбрал жизнь — так называемые ялобойские татары, они жили в основном на юге и имели европейский тип внешности, часто — светлые волосы и глаза. Таты, мои предки — потомки выходцев из Турции. Ногайские — жители степей — больше азиаты. Это разные касты, до депортации их представители даже друг на друге не женились.

— Спасибо, интересно.

Подоспела вторая партия кофе, Гайде долила нам в чашки и принесла тетрадь на сорок восемь листов, положила на нее руку.

— Теперь переходим к делу. — Отхлебнув из чашки и зажмурившись от удовольствия, она продолжила: — Начнем с глобального: аренда помещения. Там должно быть как минимум три комнаты: кабинет терапевта, какого-нибудь узкого специалиста и процедурный кабинет. Кроме того, необходим туалет и полноценные окна. Подходит только высокий цоколь, такие помещения в ведомстве ЖЭКов, и их можно на пальцах перечесть. Стоимость аренды — от тридцати долларов. Причем все помещения, что я видела, убитые, будет необходим косметический ремонт. Это тоже стоит денег.

Гайде требовательно посмотрела на маму, думая, что это она главный спонсор и инициатор идеи. Мама посмотрела на меня с мольбой и сказала:

— Это вот к нему. Он все придумал.

Надо отдать должное Гайде, она быстро справилась с удивлением.

— Нормально, — сказал я. — Работаем.

— Ладно. Еще глобальное. Стерилизация тех же шпателей, анализы. Своей автоклавной у нас нет, шкаф стоит очень дорого, и я договорилась с больницей и лабораторией, набросала предварительный договор сотрудничества с нашей фирмой. Ну и главный вопрос, как будем оформлять фирму?

— А чего бы хотелось вам? — спросил я.

— Зарплату врача, но без задержек, и чтобы не мешали работать, — без раздумий ответила она.