Вперед в прошлое 12 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 3

Домой мы возвращались в полдесятого пешком. Наташка жалела Лику и была уверена, что наш отец настолько конченый, что способен поднять руку на беременную женщину.

Я слушал ее и одновременно думал, как же хорошо, что конфликт с заводскими исчерпан, и можно гулять по темноте, ничего не опасаясь. В нашем районе даже гопники нас уважают.

Что касается Анны Лялиной, да, ей будет тяжело с маленьким ребенком на руках, и на первых порах я помогу, а потом найдем ей занятие по душе.

Вдалеке появился наш дом, возвышающийся над частным сектором. Начал моросить дождь, и мы побежали — не хватало еще промокнуть в ста метрах от дома!

Но только мы подошли к дому, дождь прекратился. Я открыл дверь подъезда, и навстречу Наташе из темноты шагнула тень. Сестра вскинула руки и заорала, я инстинктивно чуть не захлопнул дверь.

— Наташа! — Андрей выступил вперед, протягивая руки к сестре. — Выслушай меня! Пожалуйста.

Натка шумно выдохнула и сжала пальцы на моем запястье. Ее рука мелко дрожала.

Глава 2

Лучшее в тебе

Наташка словно хотела, чтобы я побыл с ней во время этих переговоров, поддержал ее, но самое правильное, что я мог сделать — уйти, оставить их вместе. Ведь, каким бы ни было ее решение, потом она может передумать, а виноватым останусь я.

Андрей подошел ко мне с другой стороны, протянул руку, чтобы схватить меня, но спохватился. Я представил, как они вдвоем держат меня за руки, каждый пытается перетянуть на свою сторону, заручиться поддержкой, и стало смешно и грустно одновременно.

Особенно грустно оттого, что это делает взрослый, годящийся мне в отцы мужчина — отличный специалист, талантливый декоратор и, в принципе, человек неплохой, но…

На языке крутилось слово «ребята», но к Андрею так обращаться нельзя. Великовозрастный зять осунулся, похудел и постарел. Вроде бы даже поседел еще больше. Наташка, у которой еще час назад горели глаза и сияла корона на голове, тоже съежилась и затряслась.

— Наташа, Андрей, я буду тут, в подъезде, а вы поговорите. Вам нужно все выяснить.

Андрей вскинул голову, тряхнув кудрями, и принялся жаловаться:

— Я был хорошим сыном. Как она могла так поступить? Теперь я на улице, ни жилья, ничего…

Наташка вскинула голову, сжала челюсти и процедила:

— А то, что они мне чуть ребра не поломали, то, что обокрали меня — это нормально? Это тебя не интересует? И что ты меня нафиг послал — тоже нормально? Что бы ни случилось, я никогда… Слышишь — никогда не послала бы тебя, потому что ты для меня — главное. А я для тебя… Девочка-бумеранг: как далеко ни брось, всегда вернется?

Он схватил ее за руки, стал их целовать. Я отвернулся и, пока милые бранятся, побрел к подъезду, всей душой желая это развидеть. Было противно. Жалкий человек всегда неприятен, особенно, когда это взрослый здоровый мужчина.

Вспомнились слова из песни «Нау»: «Чингис-Хан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви». Жаль, что я не гитарист, спел бы эту песню сейчас — всем легче стало бы. Но учиться играть у меня нет времени.

Интересно, о чем Андрей ей расскажет? Поклянется стать другим человеком? Так не получится. Или начнет давить на жалость? Если так, вообще противно.

Я остановился в подъезде, в кромешной темноте. С улицы доносилось бормотание, изредка — Наташкины возгласы, за дверью справа стреляли, нагнетала напряжение нервозная музыка — там смотрели боевик. Лампочки не было, и постепенно глаза привыкли к темноте, различили светлую полоску под дверью. Я вспомнил, что тут в углу потолка — ласточкино гнездо, которое никто не убирает. Сколько себя помню, столько помню это гнездо. В апреле жильцы вернутся из дальних стран, и это будет той самой кнопкой, которая запустит весну и снимет лето с паузы.

Внезапно распахнулась дверь, и прямо на меня налетела Наташка. Ойкнула, уткнулась в плечо и разревелась. Резко обернулась, боясь, что Андрей побежит за ней. Надо отдать ему должное, он не побежал. Я не видел, что он делает на улице, мне важнее была сестра.

— Он… он… — пробормотала Наташка.

— Разжалобил? — предположил я.

— Н-нет, — мотнула головой она, судорожно хватанула воздух ртом.

— Стал обвинять?

И снова она мотнула головой.

— Дай успокоиться, и скажу.

Она всхлипывала, вздыхала, обнимала меня, потом отстранялась. Наконец более-менее успокоилась и выдохнула:

— Он… позвал меня замуж. Кольцо купил…

— А ты?

— Я… я сказала нет.

Натка уткнулась мне в плечо и замерла. Распахнулась дверь, из квартиры Стрельцовых выглянула вредная бабка, посветила в нас фонариком.

— О, проститутка, совсем стыд потеряла! В подъезде-то! Наташка, ты, что ли?

Натка отвернулась.

— Кобелей водишь? Места вам нет? — Луч скользнул по мне, на миг ослепив. — И Пашка? Пашка⁈

От неожиданности бабка онемела. Пока она не начала говорить про алкоголиков и наркоманов, Наташка побежала наверх, буркнув:

— Ипашка, ага.

Однако в квартиру она заходить не стала. Застыла на лестничной клетке, привалившись спиной к двери. Дождавшись меня, сестра спросила:

— Как думаешь, я правильно поступила?

— Правильно, — кивнул я. — Что бы ты ни сделала, я буду на твоей стороне.

Наташка сползла спиной по двери, села на корточки и обхватила колени руками. Я смотрел на нее и понимал, что, да, сестра у меня порывистая, а потому взбалмошная, неопытная, резкая, но у нее есть сила воли. Мама всю жизнь терпела отца, позволяла вытирать о себя ноги. Да и многие люди так, и мужчины, и женщины. Видно было, что решение далось ей непросто, что она любит Андрея, а если нет, то хорошо к нему относится, но находит в себе силы переступить через себя.

— Домой пойдешь? — спросил я, она помотала головой.

— Не. Мама задолбает. И не пореветь нормально. А идти-то — некуда.

— Давай на базу? — предложил я. — Или просто по улице походим.

— Пусть Андрей уйдет, и походим, — сказала сестра, и тут до слуха донесся рокот мотора. — О! Автобус. Он, наверное, уехал. Посмотришь? Я бы походила, да.

Молча кивнув, я выбежал на улицу, прошелся по окрестностям — было пусто. Поднявшись на второй этаж, я сказал:

— Давай отметимся, чтобы мама в набат не била, и сразу уйдем. Типа забрать что-то. Им пофиг, они с отчимом друг другом заняты.

Наташка кивнула, мы зашли в квартиру. Было поздно, полдесятого, на улице так вообще темень непроглядная. Взрослые ушли в спальню, к нам явился только Боря. Чтобы мама слышала, я взял фонарик и чуть ли не прокричал:

— Мы с Наташей прогуляемся. Скажешь маме, что у нас все нормально?

В принципе, ничего говорить не требовалось, все всё слышали. Спасибо, дождь не пошел, и можно было бродить сколько хочешь.

Некоторое время мы брели в конец поселка молча, вдоль дороги. Наташка пинала попавшиеся на пути камешки, я ни о чем не спрашивал — вдруг ей говорить невыносимо?

Наконец она сказала:

— Я твердо решила поступать в Москву. Тут что меня ждет? Карьеру артиста не построишь, сам знаешь, что в театре все совместители, даже ставки такой нет — актер. А на рынке всю жизнь торчать я не хочу. Так что засяду за уроки, наверстаю упущенное, авось поступлю на бюджет. Если нет, работать пойду, чтобы оплачивать учебу. А на первых порах у деда на коврике поживу, он ведь не прогонит? Даже если там торговать по выходным, все равно получится больше. Так что так. Как думаешь, я поступлю на бюджет?

— Если вгрызешься в гранит науки, то да. Еще тебе бы найти человека, который поставит речь, даст уроки актерского мастерства.

— А че не так с речью? — то ли удивилась, то ли возмутилась она. — Я нормально языком работаю. Всем нравится.

— Для провинциального театра — нормально. Мы — южане, у нас говор специфический, мы смягчаем буквы и тараторим. Некотрые прям шокают…

— Некоторые — прям да, но эти некоторые из Полтавской области. — парировала Натка, намекая на отчима из Диканек.