Шум дождя (СИ) - Ру Тори - Страница 43

Тени от густых ветвей рисуют причудливые узоры под моими ногами, озорное солнце так и норовит заглянуть в лицо, легкий ветер путается в волосах. Сердце колотится как сумасшедшее, из горла рвется крик ликования, и я с трудом его подавляю.

Итак, Карина оказалась той самой Красоткой из смешной и поучительной городской легенды. Я и подумать не могла, что настолько успешная девушка может быть призванной и при этом вести публичную и насыщенную жизнь. И даже Шарк со своей извечной тягой к сенсациям и сплетням, не подозревает об истинной сущности мачехи.

Я усмехаюсь и на миг крепко зажмуриваюсь, но упорядочить слетевшие с катушек мысли и чувства не получается.

Я действительно не боюсь Шарка, я справлюсь с ним, потому что теперь знаю истинную цену словам и поступкам людей. Но даже маленькая надежда на то, что «великий и ужасный» Найденов может оказаться моим Спиритом, и мы, взявшись за ручки, пройдемся по «Суриковке» и произведем среди студентов настоящий фурор, греет душу, и безудержная радость шипит и искрится в ней пузырьками лимонада.

Неужели сердце не обмануло?.. Спирит ведь честно признавался, что нелюдим, страдает депрессией и никого не подпускает к себе… Значит, он тоже придумал подходящую легенду, за многие годы ставшую его настоящей жизнью. И для окружающих он давно уже реальный человек.

Но почему, черт возьми, он так внезапно исчез, почему не напишет, почему не даст знак, что он рядом?

Страх, что я снова ошиблась в выводах, все еще не отпускает, и вышколенный здравый смысл усиленно его культивирует — мой Спирит был загадочным, но светлым, отзывчивым, добрым и теплым. А вот такого — равнодушного, холодного, отстраненного — Спирита я по-настоящему боюсь и понятия не имею, как к нему подступиться.

Ноги дрожат от усталости и напряжения. Высоченные тополя в конце аллеи расступаются, за ними открывается вид на величественное белое здание с рядами колонн и множеством ступеней. Причудливые барельефы на фронтоне я точно видела раньше, но при каких обстоятельствах — сразу припомнить не могу.

На лавочках у фонтана сидят офисные работники в строгих пиджаках и отутюженных сорочках и наспех перекусывают из картонных коробок или ланч-боксов, сизые голуби, сверкая перламутровыми шеями, купаются в фонтане и, распластавшись на асфальте, греются на жаре, а пожилая полноватая тетенька в серебристом платье и ажурной шали кормит их хлебными крошками.

Сажусь на мраморную ступеньку в тени монументального портика, достаю из рюкзака скетчбук с эскизами и медленно листаю страницы с эскизами. На первой — голубь с поврежденной лапкой беспомощно барахтается в снегу, на второй — покорно затихает в моих руках, на третьей — свободно гуляет по подоконнику, на четвертой — взмывает в небеса, олицетворяя собой мои мечты и стремления.

Разум старательно подбрасывает каверзные вопросы, но мудрая Варвара Степановна уже не ответит на них… Извлекаю из кармана телефон, гуглю координаты чудного профессора и с ужасом обнаруживаю, что в прошлом месяце тот скоропостижно скончался. Он был шумным, увлекающимся и странным, но неизменно веселым и остроумным. Он тоже был частью моего уютного прошлого, но теперь туда нет обратной дороги.

Ветер усиливается, над зелеными кронами нависает край махровой черной тучи, и я поеживаюсь от неясного дискомфорта. Дождь — всего лишь заурядное явление природы, но паника от его приближения стала рефлексом. Одиночество и беспомощность, о которых он напоминает, не страшны, когда рядом Спирит, когда в реальности есть место чудесам, и я снова иррационально и глупо в них верю. Но что предпринять, чтобы они опять стали осязаемыми и живыми?

Афиши на тумбах пестрят разноцветными шрифтами, но театральный сезон еще закрыт, и ближайшие анонсы запланированы лишь на август. Роскошные люстры в сводчатых окнах не горят, парковка пуста. Только женщина в роскошном платье словно выпала из времени — весь ее странный облик кричит о том, что она пришла на премьеру или исполняет одну из ролей.

Она бросает голубям очередную порцию крошек, отряхивает ладони и оборачивается. Пристально на меня смотрит, но вдруг воодушевляется и машет мне рукой в белой митенке.

По моему телу молнией разносится разряд тока. В памяти вспыхивают разрозненные картинки из прошлого — легенда о Приме, рассказанная Спиритом, его бесконечное сидение на этой лестнице, старое фото из бабушкиного архива, где она стоит рядом с местной звездой…

«…— Много лет назад в нашем музыкальном театре служила актриса… ее обожала публика. Она была примой, символом, «визитной карточкой» города… Говорят, она и умерла на сцене, в концертом платье. Ранним утром, когда зрительный зал был пуст. После похорон люди стали видеть на улицах похожую на нее женщину. Говорят, она помогает влюбленным, больным и нуждающимся. Исполняет желания тех, у кого чиста душа. Но показывается Прима не всем…»

Я замираю в священном ужасе и не могу вдохнуть.

Все в этом мире взаимосвязано, и Варвара Степановна неспроста частенько сюда приезжала. Она внимательно слушала мои детские бредни о волшебном мальчике и верила им. Оберегала меня от вмешательства психологов, пыталась понять, искала похожие истории в современном городском фольклоре. Своими теориями она заразила профессора и в поисках истины добралась до самой Примы! А теперь душа этого огромного города, улыбаясь и щурясь от яркого солнца, в паре метров от моего уединенного места кормит птиц и запросто посылает мне приветствие…

По спине пробегает холодок. Прима заканчивает свое занятие, устремляется ко мне и слишком легко для своего почтенного возраста опускается на нагретые каменные плиты лестницы.

— Вот мы и встретились, Юшенька, — она обращается ко мне, как к старой знакомой, и я теряю дар речи. — Соболезную, печальная участь постигла Варвару. Но если ты здесь, значит, ее усилия не прошли даром.

— Так вы… узнали меня? — в растерянности выпаливаю я, и она хитро склоняет голову набок:

— Ты встретила своего мальчика? Того, что потерялся в твоем детстве?

От ее осведомленности, участия и неподдельной теплоты во взгляде на мои глаза наворачиваются горячие слезы.

— Встретила, но ненадолго. А мне еще многое нужно ему сказать… Куда он подевался? У меня есть хоть какие-то шансы его вернуть???

— Второй шанс у тебя уже был, дорогая деточка, — вздыхает Прима, расправляя на коленях складки блестящей парчи. — А третьего, увы, никто дать не может.

— Но я же не прогоняла его! Почему он исчез так внезапно? — провожу дрожащими пальцами по щеке и тут же сжимаю их в кулак, и Прима, помолчав, тихо отвечает:

— Вспомни, чего ты хотела больше всего на свете, когда обратилась ко мне?

— Я??? — ахаю я, тщетно пытаясь достучаться до своего подсознания. — Я обращалась за помощью к вам?

— Люди наделили меня способностью исполнять желания, а ты очень хорошо меня попросила… В память о твоей бабушке, а еще оттого, что и у тебя, и у мальчика чистые души и открытые сердца, я помогла тебе чем могла… Жаль, что не все в моих силах, и принятые решения не подлежат отмене. Но я специально распространяю легенды об отвергнутых призванных, чтобы они услышали их и вышли на меня.

Я слушаю ее вполуха и судорожно соображаю. В тепличном детстве я больше всего на свете мечтала о сильном и смелом друге. Я воспользовалась вторым шансом и снова призвала Спирита в сквере, когда испугалась тамошних нетрезвых обитателей. Однако… если учесть, что Найденов и есть мой давно потерянный друг… получается, что он спасал меня и раньше — на площади, от несущегося на высокой скорости самоката.

Я смотрю во внимательные серые глаза Примы, проваливаюсь в них и оказываюсь в тихом июньском вечере. Мы с папой въезжаем в этот город и молча вглядываемся в пейзажи, проплывающие за окнами старенького авто. В салоне звучит приглушенная расслабляющая музыка, но мои эмоции бушуют как ураган. Горят фонари, по тротуарам прогуливаются влюбленные парочки, тут так торжественно и красиво, что хочется плакать, и я мысленно умоляю провидение послать мне компанию по интересам, преданного и смелого друга, занятие по душе и силы стать лучше — только бы не тухнуть всю оставшуюся жизнь в четырех стенах.