Ворон, который меня пленил (СИ) - Началова Екатерина - Страница 32

— Простите, бэр, но где рвота? — тихонько вмешалась повитуха, настырная сухонькая старушка. — Рвоты нет, а известная реакция на отравление…

Змей смерил старушку снисходительным взглядом.

— Да будет вам извес-стно, — нудно затянул он, — что рвота не является обязательным симптомом при отравлении. Её наличие или отсутствие зависит от нескольких факторов: путь попадания токсина, тип токсина, доза…

— Вот вы сами составили список употребленных продуктов за последний день. Ну, и чем она могла настолько сильно отравиться? Какие токсины? — с жаром возразил Волк. — В простокваше? В съедобной ягоде, конфете или супе? Я не вижу в списке ничего экстраординарного, а миса уверяет, что…

— Пирожок с мясом подозрительный, — Змей инспектировал список, который составил первым делом. — А суп, который она съела, чтобы он не пропал? Тоже вполне…

— А что миса скажет… — вступила повитуха.

— Оставьте в покое мису, она ничего не знает! Ваш диагноз?

— Очень возможны проблемы по женской части!

— Это воспаление придатка! Или непроходимость!

— Похоже, вы не придаете значения всем тонкостям диагностики! О какой непроходимости может идти речь, если…

Бас Волка, тенорок повитухи и шипящий голос Змея проплывали мимо меня без задержек, то резко прыгая, то плавно извиваясь. Я вся будто плавала в мареве колючего сухого моря, неведомо как наполнившего воздух комнаты. Лежала я в одной ночной рубашке, но стыда не чувствовала. Пусть сейчас прошла бы и рота мужчин, каждый из которых взглянул бы на мой живот, лишь бы закончилось! Я была готова уже на что угодно.

— …я дал мисе и рвотное, и слабительное немедленно, как пришел — все вышло успешно с обеих сторон. Непроходимость, говорите?

— Вы не рожавшая? Боль в дни крови бывает?

— Давайте проведем дополнительные исследования!

— Из-за того, что вы накормили пациентку своими снадобьями, все и непонятно! Неизвестно, открылась бы рвота и диарея или нет! Еще и обезвоживание! — Волк приподнял мне голову, заставляя выпить настойку. Кажется, из пырея. — Как вы себя чувствуете? Гораздо лучше от самого худшего состояния? Немного лучше? Так же? Или хуже?

— Немного лучше… — Я скрипнула зубами — от усилия живот снова скрутило.

— Вот! — Змей поднял палец в воздух.

— …но еще сильно болит.

— Вот, — ехидно прокомментировал Волк.

Дожидаясь, когда лекари разберутся между собой, я уставилась в потолок, качаясь на волнах странного лихорадочного озноба. Дверь скрипнула: в комнату настороженно заглянула хозяйка дома, грузная дамиса Анеяла из рода Быков.

— Постоялица-то моя не помрет? — тяжело дыша после подъема на второй этаж, спросила она у повитухи.

Повитуха уважительно подошла к ней ближе.

— Порядок даст, не помрет, — вполголоса заметила она. Я прекрасно слышала обеих.

— Кровать под ней хорошая, — заметила Анеяла громким шепотом. — Не надо на ней помирать. Если соберется, скажите мне, дамиса, у меня другая кровать есть, помиральная.

Хозяйка мне досталась странная, с кучей правил: не скрипеть полом после заката, не зажигать свечи после рассвета, не сушить белье в пасмурные дни… Быки — род приземленный хозяйственный, но бывают у них по приметам свои пунктики…

— А кто за вызов платить будет? — озабоченным шепотом уточнила повитуха. — Дело, гляжу, не по моей части. Уйти бы.

— Не я же! — тотчас возмутилась хозяйка. — Кто вызвал тот и платит.

— А кто вызвал?

— Так не я!

— Мне записку ночью сова принесла. Обещались щедро расплатиться по утру…

Разговор прервался резко.

— Подойдите, дамиса, я заплачу за вызов, — с трудом подала я голос, прикрывая глаза. Любое действие сейчас давалось непросто. Дамиса на удивление молча подошла, мягко взяла мою руку и зачем-то положила палец на запястье, чтобы измерить пульс.

— Спасибо, что пришли… Деньги в сундуке под кроватью. Возьмите сами, сколько надо, — произнесла я с закрытыми глазами. Разбираться в загадке появления лекарей я сейчас была не в состоянии.

— Касия, — произнесла повитуха голосом Рейтора.

Вздрогнув, я так и осталась лежать с закрытыми глазами. Рейтора здесь быть не могло, значит — видение… Очень хотелось ответить, пожаловаться ему, но так, чтобы лекари не слышали. Поэтому я только улыбнулась, не открывая глаза.

«Я так рада, что ты мне привиделся, — мысленно сказала. — Мне страшно одной».

— Касия, я здесь, — ответил голос Рейтора. — Открой глаза.

С трудом разлепила ресницы.

Около моей кровати, оттеснив лекарей, стоял настоящий, широкоплечий и очень-очень хмурый Рейтор. Он и держал меня за руку.

— Рей…?

Я вся потянулась к нему навстречу. Не обрадовалась — больше… Я будто поднялась в небо без крыльев при виде его лица. Ни на миг не задумалась, как Рейтор тут очутился, откуда узнал.

— Ч-ч-ч, не шевелись пока. — Рейтор сел на краю кровати, вытянул сбитое за ночь одеяло, заботливо прикрыл им меня сразу по плечи, а затем требовательно поднял глаза на лекарей. — Так что с мисой?

При нем все вдруг пришло в движение. Живо забегала по поручениям хозяйка, внезапно пришли к компромиссу Волк со Змеем, на мой многострадальный живот положили холодный компресс, дали еще отвара и послали за молоком. Я цеплялась за руку Рейтора, ужасно боясь, что он вот-вот уйдет, а я снова останусь одна, но Рейтор не уходил. Следующие часы заполнила нудная суета, которая традиционно воцаряется на время болезни. Каждую минуту выясняется, что больному жизненно нужно что-то сделать: принять, выпить, измерить, потрогать, переодеть, протереть; каждое движение растягивается во времени в несколько раз и невозможно без помощи. Рейтор был рядом — приподнимал, поил с ложечки, вытирал лоб и даже носил меня в отхожее место. Боль, которая до него пульсировала, не теряя силу, вдруг начала отступать и — неожиданно замолчала. Меня будто накрыл невидимый защитный купол, под которым царит абсолютная безопасность. Пусть хоть что будет снаружи — внутри не страшно.

— Поспи. Не беспокойся. Я отлучусь, но вернусь до вечера, — шепнул Рейтор на ухо.

Его голос доносился до меня, словно он говорил сквозь толстую завесу из ваты.

Кажется, я уснула сразу, как только он произнес: «Поспи».

В раннем детстве такое же волшебное действие на меня производило присутствие мамы. Мама была моим куполом, утешением, защитой, которую я искала в минуты страшных для себя событий вроде ночного кошмара или оцарапанного пальца. Когда я выросла, волшебное действие мамы на меня закончилось, будто часы открутили все назначенное волшебству время. Стрелка провернулась, мама оказалась не всесильным божеством, а обычной женщиной, которая разве что немного старше. Она так же, как я, боится, ошибается, не знает, что делать и порой говорит, что попало. Наверное, мамы тоже недоумевают, куда же подевались их любимые маленькие девочки… Почему вместо девочки рядом стоит взрослая женщина? Маленькая девочка же была. Маленьких любить проще… Маленьким любить проще…

Сон засасывал меня все глубже. Гномон отмерял тенью время, лицо мамы растворилось в тени, Аний качал лысеющей головой: «Опаздываешь!». Книга учета рвалась, я не могла склеить страницы, а пыль из подсобки летела огромными пылевыми облаками, в которых — я знала — были растворены самые ценные письма, которым по сто сорок лет. Пыль из них оседала на камнях балкона, на мне, и мое платье из черного стало цвета земли, немного со ржавчиной. Я все смотрела на собственный рукав, соображая, как же стряхнуть эту пыль, чтобы склеить обратно ценное письмо, когда услышала:

— Вам письмо, лорд Кадор.

Фразу произнес Рейтор.

С трудом отведя глаза от платья, я обнаружила себя на чужом балконе.

Глава 25. А говорят, спокойный род

Из размытого и кружащегося сон превратился в ясный, четкий. Я осторожно огляделась. Балкон оказался частью огромного старинного замка. Такие обычно принадлежат Драконам: они строят дома с запасом на оборот в звериную форму. На балконе стояли трое: я, Рейтор и какой-то старик. Мужчины на меня не среагировали, даже не взглянули.