Виктория - значит Победа. Сердцу не прикажешь (СИ) - Кальк Салма - Страница 17

- И в чём между ними разница? – нужно же понять, а я пока не понимаю.

- Де Люс… свой, домашний, что ли, - вздохнула Тереза и потупилась.

И с ним успела замутить, что ли?

- А Гвискар дикий, не приручённый?

- Наверное, он более сильный маг. Раз ему даже отдали мальчиков на воспитание.

- Это точно, если отдали – значит, может чему-то научить. И даже двоих, и из разных семейств.

И кстати, мальчики сегодня должны прибыть на занятия с господином графом, если я ничего не путаю. Я ведь могу заглянуть в классную комнату и убедиться?

- Вот, а ты смелая, раз не побоялась с ним флиртовать, - говорит Тереза, забрав с блюда последнюю маленькую булочку, мягкую и свежую.

- Да куда там флиртовать, - отмахиваюсь. – Так вышло, и я уже успела пожалеть.

- Да зачем жалеть, а вдруг? – она смотрит на меня загадочно. – Расскажешь – каково с ним. Так же, как с другими, или нет.

- Мой опыт невелик, - смеюсь.

- И кто же тебе теперь мешает сделать так, чтоб стал велик? Раньше мешал Гаспар, но теперь-то никакого Гаспара нет, ты свободна!

- Значит, нужно захотеть. Опыт ради опыта не прельщает меня нисколько.

- Почему ради опыта? Виконт весьма поразил тебя тогда, зимой, ты даже думала, не написать ли ему и не попросить о какой-нибудь мелкой услуге, и Гаспар сначала думал вывезти нас ещё на пару придворных балов, а потом передумал, - вздыхает Тереза.

- Значит, будем вывозить себя сами, - подмигиваю ей и поднимаюсь. – Так, я сейчас загляну в класс – все ли пришли, а потом пойду к господину Фабиану. Мы с ним вчера кое-что не досчитали.

- Ты ещё не соскучилась считать? – изумляется Тереза.

- Нет, и знаешь ведь – это наши деньги. Это наши платья, это наши гости, это наша безбедная жизнь.

Тереза вздыхает и соглашается. А я отправляюсь в классную комнату, заглядываю осторожно – точно, все ученики на месте, но господин виконт сегодня не пришёл, отправил своих подопечных одних. Господин граф кивает мне, я ему, и иду дальше в кабинет.

И уже там меня поджидает сегодняшний привратник с письмом.

- От господина виконта Гвискара принесли и очень просили ответа, - подаёт он мне запечатанный лист бумаги.

Письмо от виконта Гвискара? Какая прелесть, что называется. И что же он хочет мне сказать? Что я его вчера смертельно обидела и он готов… что же он готов? Вызвать меня на дуэль? Ага, магическую. Три раза.

А чего это у меня пальцы подрагивают? Вот только ещё не хватало, да? Или… глаза Викторьенн де ла Шуэтт смотрят на лист бумаги, подписанный «Гвискар», и передают в мозг какую-то информацию, и эта информация заставляет руки означенной Викторьенн дрожать? Да ладно? Что это тут ещё за остаточные нервные импульсы?

Или Тереза в своей бесконечной болтовне права, и Викторьенн была крепко влюблена в этого… этого вот? И сейчас я сталкиваюсь с какой-то чисто телесной реакцией на него? И чем он её прельстил, интересно бы мне знать? Улыбнулся? Посмотрел заинтересованно и дальше пошёл? А бедняга Викторьенн, не избалованная мужским вниманием, прямо тут и растаяла?

Так, дорогая Викторьенн, что я тебе скажу, подумала я громко. Если ты где-то есть и слышишь – ну, подай какой-то знак, что ли. Приснись, в конце концов. И расскажи мне, что к чему. Я тут отчаянно бьюсь за твоё доброе имя и за твоё имущество, и мне будет проще, если я узнаю всё, что мне знать положено. Хотя бы – то, что знала ты. Тереза, конечно, многим мне помогает, но… Тереза такая Тереза, и сдаётся мне, ты сама знала это ничуть не хуже меня. И чего хотят от меня разные непонятные мужчины – тоже знать бы. Сомневаюсь, что ты раздавала авансы направо и налево, скорее, наоборот. И если ты знала что-то такое, за что тебя решили убить… ну, мне бы тоже это знать. И ещё от кого был твой ребёнок, и почему в тебя стреляли – потому что ты была рядом с Гаспаром или вне связи с ним. Или его убили из-за тебя…

Я ведь уже почти забыла, с чего для меня здесь всё началось. А началось-то как раз с убийства Гаспара и Викторьенн. И ведь скорее всего, убийца знает, что я жива. И не исключено, что попытает счастья ещё раз…

И что, все эти мысли у меня возникли исключительно от письма господина виконта? Неплохо так-то, жирный урожай. Сдаётся мне, он и не предполагал. Ладно, посмотрим, что там внутри. Я сломала печать.

…Приветствую вас, сударыня, и надеюсь, вы хорошо спали. Я-то, честно признаться, не слишком хорошо, и полагаю, наша с вами вчерашняя беседа тому виной. Так и этак, с одной или другой стороны поворачивал я ваши слова, и никак не мог прийти к окончательному решению – что же вы пожелали таким удивительным образом мне сообщить? Как бы то ни было, цели своей вы достигли – я потерял и покой, и сон, и едва дождался утра, чтобы было уже приличным посылать в ваш дом человека с письмом к вам. Очень тяжко было пережить эти несколько мучительно длящихся часов в неизвестности о том, чего же мне ждать от судьбы и от вас – чрезмерного ли счастья, столь же чрезмерного ли страдания? Или мне только показалось, что слова ваши посулили мне то самое счастье, а на самом деле сердце ваше жестоко и не ведает жалости? Станете ли вы вести дела сердечные так же строго и сурово, как ведёте все прочие дела? Или же с людьми вы бываете мягче, чем с имуществом, которому верны? О, уверяю вас, ваше имущество мне не помеха, и я даже и ни на мгновение не задумался о том, чтобы вас с ним разлучить, коли сталось так, что оно составляет основу вашего бытия и требует от вас неусыпного внимания и заботы. Может быть, мне тоже посчастливится попасть в круг тех, кого вы одаряете вашим вниманием и заботой? Или же вы просто окажете снисхождение и одарите меня своим вниманием? Жду вашего ответа, надеюсь на вашу благосклонность ко мне и доброту вашего сердца. Моему человеку велено дождаться вашего ответа, он мгновенно отнесёт его ко мне.

И что это было, спрашивается? Я прочла ещё раз, осмотрела все четыре угла небольшого бумажного листа, свернула обратно. Кажется, такого рода письмо положено прятать между слоями лифа платья, хранить под замками, а то и вовсе сжигать, чтобы не навлекать на себя подозрений и не компрометировать ни себя, ни кого другого. Что там с моей репутацией в нашем славном городе? Особа сумасбродная, занимается неженскими делами, не стесняется просить помощи у вышестоящих лиц, рассчитывается за ту помощь, как положено, а отношений не ищет? То есть, это мне хотелось, чтобы думали именно так. На самом деле, я полагаю, болтают и про господина графа Ренара и его визиты ко мне, и про капитана Пьерси, и про мальчишек моих беспризорников, да и как бы не про его высочество Анри де Монтадора. Только вот… кроме означенного высочества, ничего же и не было, и то – один лишь раз. И наверное, его подстегнул отъезд, решился бы он идти до конца, если бы не отплытие наутро – кто ж его знает-то, правда?

И это было обидно, очень обидно. Местные дамы вполне так крутили романы, и даже Тереза моя успевала где-то и как-то, мне же все время было не до того.

Но… почему-то мне не хотелось в список любовных побед Гвискара. Обойдётся, да? И писать ему письмо тоже не хотелось. Я вообще не слишком хорошо владею этими здешними перьями. Говорят, есть магическое перо, его как-то там заколдовывают и оно пишет едва ли не само, его не нужно ежеминутно макать в чернильницу. У меня же в распоряжении только обычное. Поэтому…

Не буду я вам писать, господин виконт де Гвискар. Маг вы или кто?

Я взяла зеркало, села к окну, за которым едва проклюнулся серенький день начала декабря, и вызвала виконта. Раз, другой…

- Госпожа де ла Шуэтт? – ну надо же, он удивлён.

На мгновение проявился в зеркале – кажется, ещё в постели – и тотчас исчез, то есть исчезло изображение. О, я не умею так делать, нужно научиться.

- Доброго вам утра, господин виконт. Вы уж простите, но мне некогда сочинять ответ на ваше письмо, да и я, честно говоря, не очень-то понимаю, какой ответ могу вам дать. Возможно, я вчера наговорила лишнего, со мной случается, прошу простить меня, если была с вами недостаточно вежлива.