Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ) - Воронцов Михаил - Страница 21

Через полчаса тропа привела нас к скалистому обрыву. У его основания зияла огромная черная пасть пещеры. Рядом со входом лежали почерневшие от времени вырезанные из дерева символы: спирали, лапы, фигуры зверей и людей.

И еще кости. Много костей. Животных, больших и не очень, птиц, рыб… и даже несколько человеческих. Точно человеческих, спутать невозможно. А вот и череп виднеется, смотрит на нас, будто спрашивает, зачем пришли.

Очень интересно. По коже пробежал бодрящий холодок. Не страх, но это место очень зловещее и без кладбища костей, а уж с ним…

Метрах в тридцати перед пещерой был выложен круг из небольших булыжников. Я, шаманка, Ингир и остяки с копьями зашли в него. Затем и двое носильщиков, положив тело у входа в пещеру, быстро прибежали к нам.

Шаманка закричала — я не ожидал, что она сможет кричать так громко. Гортанный, древний крик. Наверное, так кричали шаманы за многие века до этого.

Это было обращение к духам. Я в этом разбирался не слишком, но сейчас мог утверждать с уверенностью. Духи должны прийти за телом? Точнее, тот, «кого нельзя называть». Ну, посмотрим. Если все это не выдумка, то сейчас я увижу что-то фантастическое.

Нет, не выдумка.

Из пещеры раздалось дыхание. Настолько громкое, что оно слышалось даже на том расстоянии, на котором находились мы. Потом послышались шорохи и мягкие шаги. А затем показался ОН. Я сначала не понял, что это. Потом — понял, и не поверил глазам.

Медведь. Нет, не просто медведь, настолько он огромный. Выше человека, даже стоя на четырёх лапах. Шерсть густая, серо-бурая, местами — белёсая. Жуткие лапы и чудовищная голова.

Он остановился перед телом, понюхал. Замер. Потом раскрыл пасть и поднял голову к небу, выдав утробный рёв, от которого у меня задребезжали кости.

Медведь начал есть. Медленно. Неторопливо. Как человек ест жертвенную пищу. Кусать, глотать. Кровь стекала на камни. Ханты смотрели молча и не шевелясь. Я тоже стоял, будто прибитый ногами к земле. Ритуал наверняка проходит не впервые, но все равно, лишнее внимание жителя пещеры лучше не привлекать. Мы стоим в круге из камней, выложенном, как я понимаю, должен защищать от косматого божества, но насколько эффективна эта преграда, если зверь окажется не в настроении⁈

Когда медведь насытился, он поднял голову и посмотрел прямо на меня несколько долгих секунд. Его взгляд — будто не звериный. Я почувствовал себя так, будто все мои мысли и чувства оказались на ладони. Потом зверь повернулся, ушёл в пещеру, и наваждение скрылось вместе с ним.

— Он принял подарок, — сказала шаманка. — Мы можем идти. Дух убийцы из далеких краев никого не потревожит.

…Через несколько часов я вернулся в город на струге казаков. Встретив Ермака и Матвея, рассказал им обо всем, что видел.

Матвей только покрутил в удивлении головой, а Ермак задумался.

— Видишь, опасаются, что мы лютовать будем. Кто-то из кучумовских использует это и поддерживает страх. Мы ко всем пытаемся относиться хорошо, но все равно боятся. Мечеть в Сибире стоит по-прежнему, молиться могут все, кто захочет, ясак собираем совсем немного, но…

Он вздохнул.

— А про медведя интересно ты рассказал. Я такого большого еще не видел. Хотя здесь зверья много. Слышал, ученые люди говорят, что это сохранившиеся с давних времен. Как на деле — не знаю. Остяки считают медведя почти богом. Никогда не называют его по имени, делают ему подношения, охотятся на него, только если деваться некуда — какой-нибудь больной зверь ходит около селения и хочет напасть. А потом извиняются перед ним, проводят обряды, чтоб возродился мишка в лесу в новом теле.

— Ты молодец, — с улыбкой добавил Ермак. — Теперь, если что, на переговоры с остяками тебя отправим. И они тебя приняли, и их бог-медведь тебя не сожрал, хахаха.

— Если они такого на город натравят, то его стрелять только из пушки, — хмыкнул я.

— Да, точно, — засмеялись Матвей и Ермак.

Но медведи — медведями, а главное сейчас — самострелы. Сами они себя не сделают. Что у нас там получается? А то с этими приключениями да путешествиями и глянуть некогда.

И я отправился, что называется, с инспекцией. Глина на второй кузне потихоньку подсыхала, через пару недель можно будет использовать. Если начать греть ее на слабом огне, то высохнет и раньше… если, конечно, не потрескается. Тогда — печаль. Но попробовать ускорить процесс очень хочется. Сидеть и ждать — это не мое.

С сушилкой и «обжиговой избой» почти та же ситуация, там тоже печи, хотя и для более низких температур. Так что ждем.

Но работа, пока меня не было, на месте не стояла — а городе появился второй самострел, точная копия моего! И он был сделан тоже быстро! А самое любопытное, почти всю работу делал не кузнец Макар, а его подмастерье, совсем юный Фома по прозвищу Заря!

Макару говорить об этом хотелось не очень, но врать он не стал. Смышленый паренек, которому оказалось не двадцать, а всего семнадцать лет, посмотрев, как я работаю, смог полностью повторить мои действия. А теперь, вдохновленный своими успехами и личной похвалой Ермака, делает второй самострел. Ложе к нему уже есть, Лапоть сработал. Хотя ложе по сравнению с остальным трудом дело быстрое и нетрудное.

Самострел уже испытали, и получилось, по словам Фомы и Макара, очень неплохо — доски и шкуры пробивал прям как мой. Времени, правда, на его испытания ушло очень много. Дойти до леса, установить там мишени, пострелять, потом забрать все и вернуться — долго. Очень долго.

Что-то с этим надо делать, подумал я. Мало того, что теряется драгоценное время, так еще и опасно — рано или поздно татары попытаются засаду сделать.

Походив несколько минут взад-вперед около кузни, я, хм, нагулял идею. Очень простую и надежную. Если стрельбище далеко — значит, его надо сделать близко. По-моему, логично.

Нарисовав на куске кожи небольшой чертеж, я отправился к Ермаку.

— Ситуация, Ермак Тимофеевич, — сказал я. — Самострелы делать можем, да ты уже об этом знаешь, но кучу времени уносят их проверки стрельбой. И лес далеко, и татары, к тому же, рядом. Того и гляди, подстерегут за елками.

Ермак почесал в затылке.

— И что ты предлагаешь?

— Сделать стрельбище прямо здесь. В городе. А точнее — в остроге, вдоль стены. Коридор в пять саженей шириной. От острога не убудет. Места и расстояния тут хватит. Только надо будет поставить забор из бревен, чтоб ни дай бог стрела никого из посторонних не задела, да и вообще, чтоб лишние люди в работу не совались.

— Хорошая мысль… — пригладив бороду, задумчиво сказал Ермак. — Ну, зови старосту, будем решать, как что делать.

Я сбегал за Тихоном Родионычем и привел его к атаману.

— Ну что, — сказал Ермак, кивая в сторону северного забора, — делаем тут коридор?

— Так-то надо, — развел руками Тихон. — Но бревен уйдет немеряно. И труда. Бревна ж надо в землю закапывать.

— Надо, — кивнул я. — Непременно надо. Все надо делать прочно и безопасно. Новые самострелы стрелой прошьют человека насквозь, что чужого, что своего. Испытания должны быть без лишних глаз и чтоб никто не мешал.

— Тогда делаем, — согласился Ермак. — Отряжай, Тихон, людей в лес за деревьями и на рытье ям. Если делать, то делать все по уму, не абы как. Надежно и хорошо.

— Ты скажи, что тебе нужно, — сказал Тихон. — Давай определимся, чтоб я точно знал, сколько нужно людей, материала и инструмента. Работы-то и другой хватает.

Я кивнул, достал кусок размеченной кожи и развернул перед ними.

— Вот, глядите. Вот тут забор острога. А вот здесь — участок, длиной с двадцать сажень, шириной в три. По бокам — стены из толстого бревна, выше человеческого роста. Можно поставить брусья с пазами, в которые вставить щиты из досок. А у дальнего концом — земляной вал. На всякий случай, чтоб стрелы тормозить.

— Бревно-то какое пойдёт? — спросил Тихон, вглядываясь в схему.