Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ) - Воронцов Михаил - Страница 18

— Он здесь?- спросил Матвей.

— Здесь… А слуга его уже уплыл на лодке. Сафар тоже вроде собирался, я проходил по рынку, видел, что он собирает потихоньку вещи.

— Быстрее туда, пока он не удрал! — скомандовал Ермак.

Все, кто был здесь, бросились наружу и побежали к рынку по улице, которую, наверное, можно назвать главной. Народ расступался, глядя на нас с удивлением и тревогой. Ночные костры еще горели, ветер гнал запах дыма.

Торговля на рынке находилась в самом разгаре. Людей было много. И городских, и приезжих. Те, кто что-то продавал, тоже что-то покупали. Торговля в основном шла в виде обмена. Меха на инструменты, мясо на гвозди, и так далее. Понаблюдать за этим интересно, но не сейчас.

— Вон он, Сафар, — показал рукой Родион Тихонович.

Я узнал его. Это был тот самый пожилой татарин, который причитал по поводу того, что взятый в плен разведчиками кучумовский солдат не стал разговаривать с Ермаком, а бросился на часового и погиб.

С ума сойти. Он так искренне говорил, что с Ермаком надо дружить… Не ошиблись ли мы? А потом одернул себя — ты что, не видел, как люди умеют притворяться? Забыл о том, как было в Афганистане? Как люди днем широко улыбаются, а ночью ставят растяжки?

Сафар с вытаращенными от удивления глазами стоял за прилавком и смотрел, как мы идём. Ермак оказался около него первым.

— Сафар, покажи свои вещи.

— Что случилось, Ермак-батюшка? Торговля моя честная. Налоги плачу, место своё держу.

— Показывай, — холодно повторил Ермак.

К ним подошли двое казаков, положив руки на эфесы сабель. Сафар понял, что лучше не спорить, пожал плечами и отступил.

Около его прилавка стояло три корзины и несколько бочек, в которых плавала предназначенная для продажи рыба. Две корзины были пустыми и обычного вида, а третья… Очень большая и с двойными стенками — внутри находилось пространство, в котором мог уместиться человек тех габаритов, который напал на меня. Там не виднелось никакой рыбьей чешуи и слизи, то есть рыбы никогда не было.

Все мгновенно стало ясно. Во внутренней корзине лежал убийца из таинственного племени. Просто так засыпать его рыбой было нельзя — пока несли, живые и скользкие рыбьи тела могли растрястись, и человек стал бы видел, да и задохнешься за пару минут. А так никакая охрана не догадается.

Мещеряк выругался.

— Он привёз его. В корзине. Через ворота, как товар.

— Кто это был? — спросил Ермак.

— Я не понимаю, о чем вы! — воскликнул татарин, подняв руки к небу. — Кто был в корзине? О чем вы? Я мирный торговец! Я ни во что не вмешиваюсь!

— Я не знаю, — отрезал татарин. — Я торгую рыбой. Я ничего не понимаю! За что такая несправедливость!

— Арестовать его и допросить, — зло сказал Ермак. — Посмотрим, как он тогда заговорит!

К купцу подошёл молодой казак, парень лет двадцати, крепкий, с рыжими усами. Он взял его за локоть:

— Идёшь с нами. Не дёргайся.

И тут все произошло очень быстро. Сафар переменился в лице, выхватил из рукава нож, ударил им казака по руке и бросился к Ермаку.

Глава 8

Всё произошло в одно движение.

Лезвие зацепило казака с невероятной быстротой, которой никак нельзя было ожидать от пожилого торговца. Брызнула кровь, казак не закричал и не испугался, но на секунду замешкался, и Сафару этого оказалось достаточно.

Никакой он не купец, понял я. Убийца. Фанатик. Постаревший, но еще способный разрезать на куски кого угодно.

Сафар бежал вперёд, прямо к Ермаку. Рот оскален, глаза пустые, как у зверя. Лезвие в руке, нацелено в горло.

Ермак выхватил саблю. Еще секунда… Но воспользоваться оружием ему сегодня не пришлось. Справа и слева к Сафару подскочили два сотника, и в их руках тоже находились клинки.

Они мелькнули одновременно. Один ударил по бедру, второй вонзился глубоко в грудь. Сафар упал не сразу, сделал еще два шага по направлению к Ермаку. Лицо купца было искажено ненавистью. Последовали еще удары, и только тогда Сафар повалился на землю. Рука продолжала сжимать нож. Кровь лилась ручьем.

Все кончено.

— Вот какие купцы к нам заходят, — мрачно произнес Ермак, убирая саблю. — Да уж. Теперь тщательно просматривать весь товар, который приходит в город! Если охрана не будет успевать, пусть зовет еще людей. Но такого больше быть не должно.

Лука Щетинистый кивнул.

— Все будет сделано, Ермак Тимофеевич.

Я подбежал к раненому Сафаром казаку. Тот стоял бледный, кривился от боли, но не стонал. Я, конечно, не врач, но кое в чем разбираюсь. Рана была неглубокой, крупные сосуды и сухожилия не задеты.

К нам подошел Никита Грамотей. Тоже глянул рану, затем обмотал ее тканью — вроде как перевязку сделал.

— Жить будешь, — сказал он казаку. — Зашьют, и все будет хорошо. Но потерпеть, конечно, придется.

Затем к нам шагнул еще и Ермак.

— Молодец, — сказал он раненому. — Поправишься. Раны — спутники казачьей жизни. Если на них не обращать внимания, болят меньше. Уж я-то знаю!

Затем он обратился ко мне и Никите:

— Отведите человека в лекарню.

Мы отправились через весь городок. Она оказалась почти на противоположной стороне.

Мы с Никитой Грамотеем шли быстро, поддерживая раненого казака под плечи. Кровь просачивалась через ткань тёмными пятнами. Он шёл сам, но немного шатался.

— Потерпи, парень. Сейчас дойдём, — говорил Никита. — Аграфена тебя быстро подлечит.

— Как звать тебя? — спросил я, поддерживая его с другой стороны.

— Тимофей… Тимофей Кручин… — выдавил он сквозь зубы.

Мы свернули к старой избушке у стены, где находилась лекарня. Доски у входа были тёмные от смолы, дверь низкая. Внутри пахло дымом, травами, уксусом и сушёными корнями. Там было сухо, тепло, и тихо. Раненых и больных в избушке не оказалось.

— Раненый, — произнес Никита.

На лавке у стены сидела, как я понял, сама Аграфена. Женщина крупная, суровая, с простым платком на голове. Она посмотрела на нас.

— Кто тебя так? — сказала она, вставая. — На лавку ложись. Как звать тебя?

— Тимофей. Купец Сафар полоснул, — сказал я. — Не купцом он оказался, а татарским лазутчиком.

— Сафар? Это который рыбой торгует?

— Он самый, — подтвердил Никита.

— Никогда он мне не нравился, — скривила губы Аграфена. — Улыбается, смотрит ласково, а внутри глаз — темнота и злоба. И права, к сожалению, оказалась.

Тимофей снял рубашку и лег. Аграфена осмотрела рану. Не слишком глубокая. Кровь шла медленно, уже свёртывалась. Пальцами казак шевелить мог. Кости и сухожилия целы.

— Хорошо. Будем шить, — сказала Аграфена. — Нитку, иглу, кипятку!

Из-за занавески показалась девушка лет шестнадцати. Она принесла металлический ковш с кипятком, в котором уже лежала игла. Затем подала обмотку, бурдюк с каким-то отваром и клубок нити.

Я смотрел, как она готовится.

Зашивать без обезболивания — это очень неприятно. Может, она что-то даст ему? Тут даже алкоголь подойдет. Хоть немного притупит ощущения.

Тимофей лежал бледный.

— Не бойся, — сказала ему Аграфена. — Сейчас Даша придет, поговорит с тобой.

Даша? Какая-то женщина? А что она сделает?

Через минуту дверь в избу открылась и вошла девушка. Я понял, что это та самая Даша. Я ее, кстати, уже встречал, когда ходил утром купаться. Шел на речку, а она стояла у пристани. Тогда я видел ее мельком и издалека, а сейчас смог рассмотреть.

Высокая, стройная, в тёмной одежде. Лет двадцать ей или меньше. Очень красивая. Лицо загадочное, непонятное. Глаза темные, глубокие. Раньше думал, что фраза «глаза, как омуты» глупая, а теперь вижу — нет.

— Раненый, — сказала Аграфена. — Будем шить. Поговори с ним.

— Конечно, — ответила Даша.

Какой красивый у нее голос. Сказала вроде негромко, а будто до глубины души слова добрались.

Девушка села рядом с Тимофеем, взяла его за целую руку.