Хозяин теней. 5 (СИ) - Демина Карина - Страница 4

— … вытащил какие-то штуковины и с ними всё в дом лазал. Запрёт и потом обратно. И чегой-то чёркает в блокнотике чёрном. Я уж вдругорядь к городовому пошла, чтоб, значится, документы проверил, потому как оно ж крепко боязно! А вдруг этия вон, вдруг тоже колдуны? Или против царя-батюшки умышляют?

Тайник есть.

И где-то там… и даже, думаю, не банальная ямина в стене, прикрытая кирпичом. Нет, тут что-то куда более сложное и завязанное не мир кромешный. Ибо запах…

Именно, в запахе дело.

Он… свежий? Если можно так сказать про вонь тухлятины. В том смысле, что будь этот запах после отца, он бы давно выветрился. Тем паче, что папеньки по официальной версии не стало задолго до пожара. Нет, запах вот такой, будто где-то там, внизу, есть…

А почему бы и нет?

Или, будь там полынья, твари бы воспользовались ею? Матушка Савкина даром не обладала, как и сам Савка. Точнее с ним вопрос, конечно, может, дар бы и имелся, но не такой, которого бы хватило, чтобы защитить дом от тварей.

Стало быть, это не полынья.

Не полноценная.

А… а если её закрывать и открывать? Если… если он сумел найти способ? Ведь устраивают же прорывы. И технология отработанная. Правда, сомнительно, чтоб тут, в подвале, папенька каждый раз жертвоприношение устраивал. Он, конечно, ещё та зараза, но не настолько же отмороженная.

И соседи заметили бы.

— … он мне, мол, окстись, Иванка… это меня так зовут.

— Очень приятно. А по-батюшке?

— Ай, давно уж отвыкшая я по батюшке… тоже мне… невестка вон всё порывается величать, будто бы чужие люди мы. А мы ж родня…

— Так что городовой? — уточнил Мишка, сообразивши, что этак он до вечера не дослушает.

— А… сказал, что приличные люди. Учёные. Что тут это… возгорание… которое с артефакту защитного. Что, мол, хранился тот неправильно, оттого и полыхнуло. Вот. Я ж говорю, колдун… а они, стало быть, дальше ищут. А то вдруг артефакта этая не одна была. Оно-то верно и правильно даже. Многое беды прийти может, но… не нравились они мне. Крутились, крутились да и уехали ни с чем. После уж другие тоже шмыгали. Сперва по дворам пошли, выспрашивать начали, чего тут приключилось и куда хозяйка уехала.

— А вы?

— А что я? Сказала, что знать не знаю. Она ж и вправду скоренько так. Вроде и не собиралася… Савка у ней крепко заболел. Ох, тихий был хлопчик. Мои-то, что сыны, глаз отвесть не можно, потому как прям всё в руках горит. А этот ни рыбу ловить, ни до лесу сбегать, никуда вовсе его мамка со двора не пускала. И с другими не велела гулять. Он, бедолажный, выйдет бывало, сядет на лавку да сидит, пялится на улицу и вздыхает, прям как дед старый, я ей…

— И вы не знали, куда она уехала? — опять перебил Мишка. — Извините, просто там, в доме, нам сказали, что вещи остались. Чужое всё-таким. Нам чужого не надобно…

— Спалите, — посоветовала Иванка. — От как есть, так и спалите. Лучше б сразу и с домом этим проклятущим…

Она снова перекрестилась.

— … я ж говорю чего. Одного дня Савка сбёг. Ну понятно же, что хлопчик, ему гулять в охотку, бегать вон, а она от юбки ни на шаг. Не выдержал. На ярмарку… я ещё тогда предлагала, чтоб с моими пошёл бы, чай, гуртом веселее. Да и приглянули б по-соседски. Но нет, не пустила. Мол, людно и опасно. Так он где-то взял да и сам сбёг. Ну и напоролся, видать, на кого-то. Его и побили. И крепко так побили, что прям дохтура приглашать пришлось. Тот сперва сказал, что поправится малец. Ан нет… не поправился. Мозговая горячка началася. Беда-беда… жалко мне её было. Сперва мужик сгинул, а где, не понять… но оно-то и к лучшему. Не было ей счастия с колдуном. И в жёны он её не взял, и так-то не особо жаловал. Одного разу и вовсе кинул, что обрыдла она ему, спасу нет. Ну, слова-то другие, я-то по-благородственному и не помню. Она после плакала, что по-за сына терпит. Что, ежель она уйти захочет, то сына он ей не отдаст.

Если не полынья, а…

Дед ведь говорил, что там, в подвале, был проход за кромку. И почему бы отцу не повторить его? Ладно, не проход, но лаз. такой, чтоб закрывать и открывать по мере надобности?

Тень бы не пролезла, а запах — тот да… и тогда… тогда надо спускаться.

— Она аж расцвела, когда его не стало-то… а тут разом и с малым беда. Его она любила крепко. Аж с перебором-то любила…

Странные слова, но понимаю эту женщину.

И соглашаюсь.

С перебором.

— И вот этакое-то горе… она, как поняла, что доктор не поможет, побежала куда-то. А вернулась не одна…

— А с кем?

— С полиции? — уточнила Иванка, хитро прищурившись.

Мишка вздохнул. И тихо пояснил:

— Кузина это моя…

— Чего?

— Моя мамка и её мамка сёстрами были.

Опасно. Мало ли, что матушка Савки могла этой вот рассказать.

— Так-то она славною была, да встретила этого. Он и заморочил девке голову. Из дому свёл… вот. Батька её тогда крепко обозлился. Она ж всех опозорила. После в наших-то пальцами тыкали. Моей сестрице едва свадьба не порушилась, хотя уж всё сговорено было. Ну да сами понимаете…

Иванка покивала головой, мол, всё как есть понимает.

— Так что запретил даже имя упоминать, чтоб… ну… такое вот. А тут вот батька её помер зимою. Матушка же, тётка моя родная, слегла. Болеет крепко.

Врёт, как дышит. И главное, верят. Вон выражение на лице у Иванки сочувственное.

— Мамка и попросила. Сказала, возьми вон, съезди, поглянь, что да как. Может, и выйдет помириться, облегчение будет. Так-то адресок у неё был. Я и приехал вот. Выходит, что зазря…

— Горе, горе, — Иванка головой покачала. — Так-то не скажу, куда уехали. Просто одного вечера постучалась она ко мне. Сама бледная, трясётся вся. Говорит, срочно ей уехать надобно. Сына увезть. Что будто бы в Петербурх. Будто бы там дохтур есть, который мозговую горячку излечить способный. И для того дом она продала. Так-то дом же ж хороший, крепкий. Просторный. Вот… а меня попросила кур забрать. Хозяевам они не нужны, а у ней добрые были. Я и забрала. Чего б нет…

— И с кем уехали, вы не видели?

— Не видела.

— А дом…

— А вот седмицы не прошло, как полыхнул. Я ещё подумала, что вовремя она. Так-то снаружи ничего-то, целый, но вот во внутрях там жар был крепким. Останься кто живой, то и косточек не нашли бы.

Охотно верю.

— В Петербург, значит…

— Думаю, — вздохнула Иванка, — нету тебе смысла туда ехать.

— Отчего ж?

— Оттого, что в Петербург другою дорогой едут. Их же машина на Колчино повезла. А там скорее на Москву сподручно будет. Если и вовсе… доехали, — она огляделась и, наклонившись, тихо, как ей показалось, произнесла: — Он их забрал.

— Кто?

— Колдун.

— Так он же сгинул.

— Ну… колдуны, они как коты. У них жизнь не одна. Сгинуть сгинул, а после ожил. Небось, он и хворобу эту наслал. И дружка своего отправил. Так что всё, померла твоя своячница. Она-то колдуну без надобности. А сына он утянул. Может, для обряду какого. Сменял на новую жизнь там.

И сказано было это с уверенностью.

— А дом?

— Чего дом?

— Почему он проклятый? Ну, помимо того, что колдун в нём жил?

— А тебе мало? — и взгляд с прищуром.

— Ну… так-то… дёшево просят в самом-то деле. Прям грешно не взять за такие-то…

— Грешно… ох, и дурные вы, молодые-то. Кто ж хорошее чего задёшево отдаст? То-то и оно, что, ежели цена низкая, стало быть, не всё-то ладно. Оно как на рынке. Или молоко брызглое, или сливки — не сливки, а молоко с жиром топлёным мешаное… нет, тут-то, говорю, в доме самом дело. Я ж пошла-то. Со своими-то. Ну как их одних отпустить? Кухня-то крепко погоревшая, а дальше ничего. Я ещё вспомнила тогда, что соседка сказывала, будто у ней защита такая, особая, от пожаров. Видать и помогла. Всё-то там на месте. И кровати хорошие. И шкапа такая, резная целёхонькая. Только петли чутка покоробило. Но муж у меня рукастый, новые б навесил. Дверцы сняли, чтоб не обвалилися… мы ж купить хотели, — спешно произнесла Иванка, будто боясь, что её обвинят в мародерстве.