Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн - Страница 29

Закатывать глаза в ответ на реплику человека, который чуть ли не вдвое выше тебя, было бы рискованной тактикой.

Девушка направилась ко мне. Походка у нее была легкая, почти невесомая – казалось, она без труда может пройтись вот так по цветочной клумбе, не сломав ни одного стебелька.

– Понимаете, стиль в одежде, прическа – все это вовсе не глупости. Тут есть глубинный смысл. – Она кивнула на стойку рядом. – Это вовсе не просто вещи. А послание. Выбирая одежду, вы не просто выбираете, что надеть. А решаете, какую историю будет рассказывать ваш образ. Кто вы: юная, наивная особа? Как вы оденетесь, чтобы предстать перед миром чудес и роскоши: как человек, рожденный в нем, или же вам по душе ходить по грани – быть такой же, как остальные, и в то же время отличаться, казаться юной, но подчеркнуть стальной стержень?

– А зачем мне вообще рассказывать истории? – спросила я.

– Потому что если ты сама этого не сделаешь, инициативу перехватит кто-нибудь другой, – сообщил кто-то новый. Я обернулась и увидела на пороге Ксандра Хоторна с тарелкой сконов. – Наводить марафет – дело утомительное, все равно что архисложных роботов в свободное время конструировать; мало того, пробуждает зверский аппетит!

Я хотела было нахмуриться, но на Ксандра с его булочками невозможно было смотреть осуждающе.

– Да что ты вообще об этом знаешь, – проворчала я. – Будь я парнем, тут было бы всего две стойки с одеждой, и это максимум.

– А будь я белым, – многозначительно парировал Ксандр, – люди не видели бы во мне «лишь наполовину Хоторна». Скон?

Это замечание охладило мой пыл. Глупо с моей стороны было считать, будто Ксандр не знает, каково это – когда тебя осуждают или когда приходится играть по чужим правилам. Я невольно задумалась, каково ему было расти в этом доме. Расти Хоторном.

– А можно мне черничный? – попросила я в знак примирения.

Ксандр протянул мне лимонный.

– Не будем торопить события.

Без зубного скрипа не обошлось, и все же в итоге я выбрала третий вариант. Словосочетание «молодежный деловой» с самого начала вызывало тошноту, равно как и «дерзкая изюминка», но под конец дня у меня уже не осталось никаких сил округлять глаза в показном удивлении и притворяться невинной, да и потом, я подозревала, что от любых попыток вести себя так, будто я «своя» в этом мире богатых и успешных, меня будет мутить – если не физически, то душевно точно.

Волосы мне оставили длинными, но уложили их и завили щипцами в крупные волны. Я думала, что мне решат осветлить кончики, но стилисты пошли по другому пути – сделали мне едва заметные «перья» на тон темнее и насыщеннее, чем мой привычный пепельно-русый цвет. Потом придали бровям более четкую форму, но оставили их густыми. Я получила подробный инструктаж о важнейших аспектах ухода за лицом, а потом меня даже побрызгали автозагаром, но сам макияж свели к минимуму – выделили только глаза и губы, ничего больше. Глядя на свое отражение в зеркале, я была как никогда близка к тому, чтобы поверить, что девушке, смотрящей на меня, и впрямь место в этом доме.

– Что скажешь? – спросила я у Либби.

Она стояла у окна, а в спину ей бил солнечный свет. В руке она сжимала телефон, не сводя напряженного взгляда с экрана.

– Либ?

Она посмотрела на меня с испугом, точно олень на выскочившую на дорогу машину, – и я тут же узнала этот взгляд.

Дрейк. Он, видимо, ей написал. Неужели она решила ответить?

– Выглядишь превосходно! – искренне похвалила она меня, потому что всегда была со мной искренна. Искренна, честна и чересчур оптимистична.

Он ударил ее, напомнила я себе. Продал нас журналистам. Она ни за что не примет его обратно.

– Выглядишь великолепно, – шумно восхитился Ксандр. – А еще ты ни капли не похожа на роковую даму, которая могла бы соблазнить старика и обманом выманить у него миллиарды, это тебе только на руку.

– Александр, ты серьезно? – строго спросила Зара, без предупреждения вошедшая в комнату. – Никто ведь и не считает, что Эйвери соблазнила твоего дедушку.

Ее история – точнее, образ – была о любви к классике и ненависти к любым попыткам ее обдурить. Но я помнила, какой она была на пресс-конференции. И знала, что если отцовская репутация ее волнует, то на мою ей, мягко скажем, плевать. Чем хуже я выгляжу, тем лучше для нее. Во всяком случае, пока не изменятся правила игры.

– Эйвери, – обратилась ко мне Зара и холодно улыбнулась – под стать мрачным цветам своего наряда. – Можно вас на пару слов?

Глава 35

Когда мы остались наедине, Зара выдержала паузу, прежде чем заговорить. Но она затянулась настолько, что я решила первой прервать тишину.

– Вы разговаривали с юристами, – заметила я. Это было самое очевидное объяснение ее появлению.

– Все так, – безо всяких извинений ответила Зара. – А теперь вот хочу поговорить с вами. Уверена, вы простите меня за то, что я не сделала этого раньше. Как, наверное, нетрудно представить, случившееся нас немного шокировало.

Немного? Я усмехнулась и перешла прямо к делу, минуя ненужные любезности.

– Так вы ведь устроили целую пресс-конференцию, на которой убеждали журналистов, что ваш отец был не в себе, а меня подозревают в насилии над пожилым человеком.

Зара оперлась о столешницу антикварного стола – одной из немногих поверхностей в комнате, не усыпанной аксессуарами и не завешанной одеждой.

– Что ж, можете поблагодарить команду своих юристов за то, что поздновато донесли до вашего ведома некоторые нюансы – это можно было сделать раньше.

– Если я останусь ни с чем, вы тоже, – отрезала я. Вламываться ко мне и изворачиваться, лишь бы только не говорить правды, я ей не позволю.

– Выглядите… неплохо, – заметила Зара, сменив тему и окинув взглядом мой новый наряд. – Сама я подобрала бы для вас другой лук, но и этот смотрится прилично.

Прилично. С дерзкой изюминкой.

– Спасибо, – хмуро ответила я.

– Благодарить будете, когда я сделаю все, что смогу, чтобы только облегчить вам переход.

Я была не настолько наивна, чтобы поверить, что она вдруг внезапно ко мне оттаяла. Если она презирала меня раньше, то и теперь презрения в ней нисколько не поубавилось. Разница была только в том, что сейчас ей что-то было от меня нужно. Я рассудила, что, если занять выжидательную позицию, в конце концов она прямо мне скажет, чего хочет.

– Не знаю, рассказала ли вам об этом Алиса, но, помимо капитала моего отца, вы унаследовали право распоряжаться нашим семейным фондом, – сообщила Зара, проследила за моей реакцией и продолжила: – Это одна из крупнейших частных благотворительных организаций в стране. Мы ежегодно жертвуем свыше сотни миллионов долларов.

Сотня миллионов долларов. Нет, я никогда к этому не привыкну. В реальность таких огромных цифр просто невозможно поверить.

– Ежегодно? – потрясенно переспросила я.

Зара спокойно улыбнулась.

– Сложные проценты творят чудеса.

Сотня миллионов долларов ежегодно – и это только проценты! Причем речь идет о фонде, а не о личном состоянии Тобиаса Хоторна! Впервые за все время я всерьез озадачилась мысленными подсчетами. Даже если половину состояния пришлось бы отдать налоговикам, а мне дали бы лишь четырехпроцентную ставку, я все равно легко заработала бы почти миллиард долларов за год. Ничего для этого не делая. Так попросту не бывает.

– А на что фонд жертвует средства? – тихо спросила я.

Зара оттолкнулась от стола и начала ходить по комнате из угла в угол.

– Фонд Хоторна поддерживает детей и семьи, инициативы, связанные со здравоохранением, проекты, нацеленные на развитие науки и сплочение общества, и деятелей искусства.

К перечисленным категориям можно было отнести практически все что угодно. А значит, я в теории могу спонсировать кого и что хочу!

Могу изменить мир.

– Всю свою взрослую жизнь я занимаюсь делами фонда, – сообщила Зара, и на ее губах появилась натянутая улыбка. – Существуют организации, которые живут только за счет нашей помощи. И если уж вам так хочется заявить о себе, это можно сделать двумя путями: правильным и неправильным. – Она остановилась прямо передо мной. – Без меня вы не справитесь, Эйвери. Как бы мне ни хотелось умыть руки, я слишком долго и старательно трудилась над нашим фондом, чтобы теперь спокойно смотреть, как гибнет наше дело.