Гений автопрома (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 5

Пока Мариночка висела на Вале, я наклонился над сыном и потрепал его по пухлой щёчке. Как минимум, недостатком упитанности Серёжа не страдал. Недоедание для него не порок. Подхватил на руки. Супруга по-прежнему тискала дочку, та радостно верещала «мамомчка», и я на секунду представил кислое лицо Анны Викентьевны, бывшей тёщи, убеждённой, что девочка должна знать единственную маму — усопшую, известную ребёнку только по фото с чёрным уголком.

В новой квартире марининых фотопротретов не висело нигде — ни рекламных постеров, ни личных снимков. Я не выкинул ни одного, но хранил их в ящике серванта. С Валентиной договорился, что несколько позже, когда отгремит переходный возраст, Мариночка узнает, кто её родил. Сказать, вот та — настоящая мама, а не Валя, в корне неверно, потому что взращивание дитятки до совершеннолетия отнимает куда больше времени, сил и здоровья, чем, как правило, беременность и роды. Правда, мне как мужику судить вряд ли престало, не носил и не рожал. Неоценимая жертва, принесённая моей первой супругой ради появления Мариночки на свет, вообще вне всякой системы оценок. Трудно… Потому что Валя сделала всё возможное, чтоб девочка росла в полной нормальной семье. Не заменила ей мать, а стала для неё матерью.

Если бы Анна Викентьевна сохранила право визитов в нашу семью, проблем не избежать. А так… Надеюсь, Марина меня бы поняла, она была очень умная девочка. Если бы Валя каждый раз, топая из спальни в туалет, натыкалась на взгляд умершей женщины со стены, чьё место заняла, никаких нервов не хватит. На Мариночке бы это непременно сказалось. Поэтому на стенах у нас только абстрактные графические миниатюры, особого смысла не несущие, зато не порождающие конфликтов.

Дома, отпустив няньку, мы поменялись детьми. Валя занялась вплотную младшим чадом, я после ужина засел с Мариночкой читать сказки. Дело творческое и хлопотное, потому что отвечать на её реплики приходилось куда больше, чем воспроизводить текст, напечатанный под картинками крупными буквами. Одновременно задавал себе вопрос: почему детей в 2020-х годах ограждают от всего, что кажется жестокостью, несмотря на вал насилия, сваливающегося на юные головы с экрана телевизора или смартфона. Я, как и Мариночка, в раннем детстве рос под сказки с довольно кровавым сюжетом: волк съел Красную Шапочку, злая мачеха отравила принцессу насмерть, волк съел поросёнка, потом второго поросёнка, буржуины убили Мальчиша-Кибальчиша, красные в ответ начисто обнулили буржуинов. И чем дальше в лес, тем толще партизаны. Ничего, мы выросли вполне адекватными людьми. По крайней мере, так кажется нашему поколению.

Мариночку интересовали совершенно иные детали.

— Папа! Почему у ёжика есть иголки, а у зайчика нет?

Ответ «эволюционный отбор закрепил у них эти генетические мутации как устойчивые наследственные признаки» с маленьким ребёнком не катит, но реагировать надо быстро.

— Зайчиха возмутилась бы, если б заяц её уколол, обнимаясь.

— А ежиха?

— Она сама в колючках, ей не страшно.

Ночью не ежиха, а Валя обняла меня крепко-крепко.

— Ненавижу, когда ты уезжаешь! Без меня.

— Считай это шабашкой. Или работой вахтовым методом. Тем более на выходные всегда буду дома. Поезд идёт где-то часов пять. На машине ещё быстрее, если поставить задачу прийти на КВ вовремя.

Ничего кроме объятий, когда Мариночка лежит за тонкой стенкой, мы себе не позволяли. Куда проще и приятнее хотя бы пару раз в недельку попросить Мариванну задержаться, Машке объявить, чтоб не торопилась к себе, и съездить туда — побыть гарантированно вдвоём. Поскольку я продолжал платить за её съёмную квартиру, сестра даже пикнуть не смела.

Но эта жизнь уйдёт в прошлое, лишь только начнутся разъезды. Партия сказала: завершить реформу волжских инвалидов к 1986 году? Столько не выдержу. Поэтому справлюсь раньше или плюну.

Когда въехал в Горький и взял направо, к проспекту Ленина, в числе прочего в голове крутилась одна неприятная мыслишка. Мой перевод с ГАЗа на ВАЗ датирован 1973 годом, то есть каких-то 8 лет назад. На самом деле, арифметика другая. В реальности прожил, покинув главную проходную завода, 59 лет! И просто забыл практически всех, с кем трудился. А меня наверняка помнят. Особенно когда пошёл наверх, заводчане сто пудов обращали внимание: вона как, наш на ралли победил, наш в Генеральные на АЗЛК выбился… Правда, сейчас рухнул с небес до должности помощника министра автопрома товарища Житкова, сохранив пост директора Центрального конструкторского бюро при министерстве. Вроде и не понижение, но ежу понятно: вес и авторитет у меня на АЗЛК был выше, главное — свой. Тут осталось рубать шашкой не от собственного имени, а повторяя как мантру, словно отец Фёдор в «Двенадцати стульях»: «Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя супруги!», вместо жены — товарищ министр, он, как и я, вполне себе гетеро. И предстоит объяснять закадычным друзьям 8-летней давности, отчего их не узнаю. Всё равно скажут: «зазнался Серёга». И отчасти будут правы.

Вот Пугина Николая Андреевича точно вспомню, тогда он был начальником цеха, сейчас я вёз приказ о назначении его Генеральным вместо Киселёва, торжественно спроваженного на пенсию. Прежний руководитель принёс колоссальную пользу заводу, но не оставил пост вовремя. Оттого застой в легковом автомобилестроении, но не в деятельности завода вообще, потому что с грузовой и военной техникой дела обстояли веселее… Меня военка не касается.

Подкатил к воротам проходной в самом начале девятого. Как простой смертный потопал ножками к охране, ВОХРовец осмотрел меня подозрительно: такой молодой и помощник министра? Не американский ли шпиён? Но поднял шлагбаум, позволив въехать.

Заводоуправление и парковку около него нашёл по памяти, в остальном она отказывала, работал здесь не только давно, но и недолго. ВАЗ врезался в воспоминания гораздо глубже. Успокоил себя: представь, что ты тут впервые. В конце концов, над моей башкой светится невидимый нимб, я — рука и всевидящее око министерства, а оно, в свою очередь, олицетворяет власть ЦК КПСС. Кто тут перед кем должен робеть? Они передо мной! Почему осенние листья не смели с крыльца перед приездом великого столичного начальства — меня? Непорядок! Взвёл себя как пружину механического будильника и решительно толкнул дверь.

На календаре было 14 сентября, понедельник. Киселёва поздравляли и провожали в пятницу, наверняка с шумом-помпой и последующим банкетом, затронувшем выходные. Я был обязан явиться на сие торжество и горячо поблагодарить орденоносца от министерства за долгий плодотворный труд, но нашёл якобы уважительный повод задержаться в Москве, поучаствовав в межведомственном совещании по развитию-углублению-расширению чего-то там. На самом деле не поехал по двум совершенно уважительным причинам: не хотел зависать в Нижнем Горьком на субботу-воскресенье, отрываясь от семьи, и, во-вторых, петь дифирамбы уходящему Генеральному, а в понедельник устраивать разнос и камня на камне не оставлять от проводимой им политики.

Секретарша в приёмной, видная дамочка лет сорока, критически осматривала себя в зеркальце. Похоже, оценивала ущерб экстерьеру, нанесённый за бурные выходные. На меня демонстративно не обратила внимания. Кожаная дверь в кабинет Генерального не носила таблички с именем преемника.

— Здравствуйте. Доложите Николаю Андреевичу о моём приезде.

Она возмущённо вскинула глаза, один недокрашенный.

— Генеральный директор занят, молодой человек! У него совещание. Приходите завтра.

— Ошибаетесь. Пока завод не получил оригинал из министерства, а он у меня в портфеле, ни отдел кадров, ни бухгалтерия не вправе считать его Генеральным. А к простому техническому директору зайду без формальностей.

Пока она открывала и закрывала неровно накрашенный рот со следами помады на зубах, я открыл бестабличную дверь, за ней вторую и проник на капитанский мостик. Ох, каким ароматом повеяло! Состояние «после вчерашнего» давало столь плотный выхлоп, что, наверно, в этой атмосфере чиркнуть спичкой было бы просто опасно. Никто и не курил.