Отсюда не возвращаются - Озорнина Алла Георгиевна - Страница 2

Как только я узнала, что прошла конкурсный отбор, тут же решила вести дневник. Его мы будем читать вместе с Козулей, когда я вернусь из «командировки». Нет, наверное, будет лучше, если я покажу Кольке эту тетрадь, когда все будет позади. Ну, то есть, после всех операций. Когда мы станем как все.

Глава 2

На улице темень. Время близится к ночи. Я вместе с коллегами лечу на вертолете навстречу неизвестности.

Перед вылетом пришлось подписать контракт, в котором говорится, что после окончания работы никто не должен знать, где мы находились и какими исследованиями занимались. Также никто не должен знать, что мы отправляемся в трехнедельную командировку. Впрочем, это и так ясно – ведь лаборатория-то секретная. И, как я поняла на собеседовании, нам предстоит разработать что-то очень важное для нашей страны. А чтобы родственники не волновались, нужно придумать какую-нибудь легенду. Например, внезапно уехала в гости к тете или подруге. Но легенду я придумать не смогла, во-первых, потому что нет у меня ни подруги, к которой можно было бы поехать, ни тем более тети. Я ограничилась эсэмэской, которую перед вылетом отправила Кольке. И вот теперь я мчусь навстречу неизвестности.

Все это, конечно, здо́рово, только вот не успел вертолет подняться, как у меня опять заболела правая пятка. Да что ты будешь делать! «Переключись на другое!» – приказываю я себе и пытаюсь вспомнить, как выглядят мои попутчики, ведь в салоне темно.

Помимо пилота, нас трое: я, Лариса, женщина средних лет с красным лицом, толстая, килограммов, наверное, сто двадцать, и наш куратор, Яков Борисович, длинный и согнутый, похожий на вопросительный знак. Волосенки у него жиденькие, непонятного цвета, сзади схвачены резинкой в хвост. На глазах – темные очки. Голос у него… Я бы назвала его глухим, если это выражение применимо к голосу. Да и весь он какой-то невыразительный и даже сложно сказать, сколько ему лет: двадцать или сорок. А может, и вовсе пятьдесят?

Помогло: пятка успокаивается, и теперь я могу просто наслаждаться полетом. Наслаждаюсь… Наслаждаюсь… Наслаждаюсь… Кажется, вертолет идет на снижение – там, внизу, крошечное светлое пятно, которое с каждым мгновением становится все больше.

Глухой толчок колес о землю – и полет окончен.

Мы спрыгиваем на асфальт и оказываемся в центре этого пятна.

Через правую пятку будто опять пробегает электрический ток. Из-за этого я почти не слышу, что говорит Яков Борисович, но понимаю, что надо идти за ним в здание, которое находится совсем рядом с вертолетной площадкой. На третьем этаже в нескольких окнах горит свет.

За стодвадцатикилограммовой Ларисой я вхожу в внутрь здания и двигаюсь вслед за ней по длинному, почти темному коридору. Я уже соскучилась по Козуле и представляю, какое появится недоумение на его лице, когда он прочтет мою эсэмэску. Точнее, когда прочел, потому что времени с тех пор, как я ее отправила, прошло довольно много. Из-за мыслей о Козуле я не замечаю, как мы остались с Яковом Борисовичем вдвоем.

Вдруг он резко останавливается, так, что я чуть не врезаюсь в него сзади, открывает почти не заметную при слабом освещении дверь и пропускает меня вперед. От неожиданно яркого света я зажмуриваюсь.

– Твои апартаменты, – говорит Яков Борисович. – В них ты будешь находиться все время. Выходить нельзя, да у тебя и не получится, дверь я запру.

Я пытаюсь узнать, почему нельзя выходить, но Яков Борисович перебивает:

– Извини, некогда, время пошло. Там памятка, разберешься, – и исчезает за дверью.

Я остаюсь одна, осматриваюсь.

Глаза уже привыкли к яркому свету, и я читаю памятку, которая висит на стене в небольшой прихожей. Оказывается, я заперта здесь на целых три недели, пищу мне будут доставлять прямо сюда. И… просовывать на подносе под дверь. Жирным шрифтом выделен пункт о том, что любое нарушение правил чревато немедленным разрывом контракта и самостоятельным выездом из лаборатории. Впрочем, этот пункт уже был прописан в контракте. По привычке сую руку в карман джинсов, чтобы позвонить Козуле – карман пуст. Точно, ведь у нас еще перед полетом отобрали телефоны.

Но и это, как и все остальное, можно легко пережить, когда впереди маячит гонорар с шестью нулями. И мне уже не терпится узнать, что же собой представляют апартаменты, в которых мне придется находиться совершенно одной. Целых три недели.

Глава 3

С чего начать? Открываю дверь, на которой написано «Оранжерея», и оказываюсь в довольно большом помещении размером, наверное, с наш школьный спортзал. В огромных кадках, на расстоянии примерно метра друг от друга высажены небольшие деревца с сильно вытянутыми листьями высотой чуть ниже меня. Какого они вида – не могу определить, хотя по всем предметам в колледже я была круглой отличницей. Впрочем, что тут удивительного, это же экспериментально-секретная лаборатория. А потому вполне естественно, что оранжерея вовсе не похожа на обычную.

Для интереса считаю, сколько всего растений. Совсем немного – всего-то 10.

Пока свои обязанности я знаю приблизительно, Яков Борисович сказал, что будет каждый день с утра давать задания по локальной сети.

Стрелка часов приближается к полуночи, пора ложиться спать. Но так хочется пройтись по всем комнатам.

За дверью с табличкой «Лаборатория», как и положено, находится раздевалка с аккуратно сложенной спецодеждой: бахилами, халатом, тапочками и шапочкой. Дверь из раздевалки ведет в саму лабораторию, в которую можно входить только переодевшись. К своим обязанностям я должна приступить с завтрашнего утра, но я не выдерживаю, быстро переодеваюсь и вхожу туда, где мне придется провести большую часть времени. Вот это аппаратура так аппаратура! Нам в колледже такое показывали только на картинках!

Подхожу к каждому устройству. Ничего себе: анализатор жизнеспособности клеток, автоматический счетчик клеток, лиофильная сушилка модели FD, камера климатическая MLR–351H, ферментер, автоматизированный интерференционный микроскоп, инфракрасный анализатор «ИнфраЛЮМ® ФТ–10». На лежащих рядом с аппаратами листках бумаги краткая инструкция по их применению.

Читаю первое, что бросается в глаза: «Стационарный лабораторный прибор, который… Большинство типов проб анализируются без подготовки».

Разумеется, подробные инструкции – это здорово. Только помогут ли они в работе человеку без практических навыков? Человеку, который будет работать со всем этим великолепием впервые?

На глаза наворачиваются слезы. Я понимаю, что до моего позора остается всего-то одна ночь. Но я ошиблась. До моего позора оставалось всего несколько минут.

Часть 3

Здесь и сейчас

Москва

Глава 1

– Так вот, я и говорю – оттуда не возвращаются! А я все-таки…

– Что? – Вениамин вскинул голову и увидел сидящего напротив него худого мужчину лет сорока. – Что вы сказали?

– Да я уже, наверное, с полчаса посвящаю вас в эту историю, мне казалось, вы с таким интересом ее слушаете…

– Простите, задумался. А теперь подробнее: откуда не возвращаются?

На лицо мужчины, упала тень, пальцы нервно затеребили лежащую на столе бумажную салфетку.

– Если б мне кто-то рассказал об этом, не поверил бы. Но это правда, правда! Причем…

До появления собеседника, младший научный сотрудник лаборатории компьютерных технологий Вениамин уже часа три сидел за столиком в ресторане своего отца. Перед ним стояла всего лишь бутылка минералки, к которой он так и не притронулся. Зал наполнялся посетителями, к Вениамину уже несколько раз подбегал официант, предлагая еще что-нибудь принести, а он никого не видел и ничего не слышал. Он думал о том, что год назад его жизнь неожиданно сделала такой крутой поворот, от которого он до сих пор не пришел в себя. И придет ли?