По прозвищу Святой. Книга вторая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 44

— Чёртова погода, — говорил один. — Чёртова погода и чёртова плащ-палатка. Она уже промокла насквозь, и вместе с ней промок я. Долго нам ещё здесь сидеть, Франц?

— Кончай ворчать, Петер, — отвечал Франц. — До смены два часа, и ты это прекрасно знаешь.

— Эх, сейчас бы кофейку горячего, — продолжал нудеть Петер. — А ещё лучше — сначала глоток шнапса, а потом кофейку. О, нет, не шнапса. Коньяка. А, Франц? Глоточек коньяка, потом кофе, потом снова коньяка. Мечта!

— Ага, — сказал Франц. — А вокруг мирное лето, Францёзише-штрассе [1] и девушки в лёгких платьях. Заткнись, Петер, не мути душу.

Решение пришло быстро.

Максим бесшумно метнулся из-за дерева, и через мгновение острый, как бритва, нож вспорол глотку Петеру.

Солдат забулькал, захлёбываясь кровью, а Максим уже сидел на спине Франца, приставив окровавленный нож к его горлу.

— Тихо, — сказал он по-немецки. — Одно лишнее движение или звук, и отправишься вслед за своим товарищем. Если, понял, кивни.

Глава двадцать первая

В глазах Франца ледяным панцирем Антарктиды застыл страх. Максим этого не видел, но знал.

Он чуть ослабил давление ножа на шею.

Солдат кивнул и судорожно сглотнул, Максим почувствовал, как дёрнулся его кадык.

— Имя, звание, подразделение? — спросил Максим. — Говори шёпотом.

— Франц Берверт, старший стрелок, третий взвод, первая рота, первый батальон, двести седьмой пехотный полк, девяносто седьмая лёгкая пехотная дивизия, — быстрым шёпотом отрапортовал солдат.

— Кто командир дивизии?

— Максимилиан Фреттер-Пико, генерал-майор артиллерии.

— Молодец, хороший мальчик. Где позиции батальона?

— Там, — показал выше по течению солдат. — Метров триста отсюда.

— А там кто? Ниже по течению?

— Там позиции восемьдесят первого артиллерийского полка.

— Далеко?

— Н-не знаю точно, — пробормотал старший стрелок. — Я там не был. Думаю, не меньше трёхсот метров. Может быть, полкилометра. Мы только прибыли, то есть, я хочу сказать, дивизия только занимает позиции, готовимся к наступлению через эту реку. Как её… трудное русское название…

— Ворскла, — сказал Максим. — Если хочешь жить и будешь себя хорошо вести, возможно, узнаешь, что это значит.

— Я… я буду, камрад.

— Волк тамбовский тебе камрад. Обращайся ко мне «господин офицер».

— Слушаюсь, господин офицер.

— Когда, говоришь, вас должны сменить?

— Через два часа, господин офицер. То есть, уже меньше. Через час пятьдесят минут.

— Хорошо. Плавать умеешь?

Вода была холодной, осенней, но далеко плыть не пришлось — каких-то двадцать метров. Франца Максим разоружил, а сам плыл, держа автомат и пистолет в кобуре над водой, гребя одной рукой. Одежду и сапоги, перетянув их ремнём, пристроил на голове. Он не боялся, что немец сделает попытку сбежать. Во-первых, плавал тот плохо, по-собачьи. А во-вторых, принадлежал к типу людей, привыкших подчиняться тем, кто явно сильнее их.

Максим был явно сильнее.

Вот Франц и подчинился.

На реке было тихо. До поры до времени ни правый, занятый немцами берег, ни наш левый не подавали признаков жизни. Но Максим знал, что в любую секунду оба берега могут взорваться, поливая друг друга смертельным огнём.

Впрочем, ночью немцы вряд ли начнут атаку. Вот рано утром — да. Значит, нужно успеть до утра.

Максим коснулся ногами илистого дна, выбрался на берег, вслед за пленным немцем.

Толкнул его в спину, шепнул:

— Ложись.

Немец послушно лёг на живот.

Максим лёг рядом, быстро оделся, обулся, прислушался.

Тихо. Только речная вода шумит, да где-то вдали потрескивают автоматные очереди.

А, нет, что-то есть.

Едва различимый шёпот впереди:

— Слышал?

— Нет.

— Вода плеснула.

— Так река же.

— Дурак, вода в реке журчит. А плещет, когда волна от чего-то идёт. Или от кого-то.

— Рыба. Например, сом.

— Ага. Или таймень.

— Не знаю такого.

— Понятно, что не знаешь. Они за Уралом водятся. Ладно, тихо, смотри в оба. И слушай.

Шёпот стих.

Максим приподнялся на локтях, приставил ладони рупором ко рту и негромко позвал:

— Эй, славяне! Не стреляйте, тут свои.

— Кто — свои? — послышалось в ответ.

— Сорок вторая стрелковая дивизия, разведка, младший лейтенант Николай Свят. У меня «язык».

Пауза. Максим ждал.

— Ползи сюда, разведка, — наконец, разрешил голос, который упоминал тайменя.

Они проползли метров десять, и Максим разглядел две каски впереди над бруствером.

— «Языка» примите, — шепнул он. — Я за ним.

Через десять минут Максим вместе с пленным стоял в блиндаже перед незнакомым капитаном.

Капитан сидел за грубо сколоченным столом, на котором горела керосиновая лампа, сделанная из гильзы сорокапятимиллиметрового снаряда. Здесь же, на столе, лежал командирский планшет, стояла алюминиевая кружка с чаем. На гвозде, вбитом в опорный столб, висела шашка в ножных и казачья кубанка.

«Кавалеристы?» — мелькнула мысль.

— Кто такие? — поднял на Максима красные от недосыпа глаза капитан. Было ему на вид лет тридцать с небольшим.

Максим представился.

— Сорок вторая? — переспросил капитан. — Они же на переформировании в Ахтырке. Недавно только из окружения вышли.

— Я, возможно, последний, кто оставался, — сказал Максим.

— Кто комдив? — осведомился капитан.

— Генерал-майор Васильев Илья Васильевич.

— Верно. Документы какие-то имеются у тебя, лейтенант?

— Так точно, — Максим выложил перед капитаном своё временное удостоверение лётчика и записку от Михеева.

— Лётчик? — снова удивился капитан. — А как ты оказался в сорок второй?

— Сбили, — коротко ответил Максим.

— Проверим.

— Проверяйте. Только сначала вот эту записку прочитайте.

Капитан взял записку, прочёл, присвистнул.

— Не может быть. По нашим данным и Потапов, и Михеев погибли во время прорыва из окружения двадцатого сентября. Вместе с командующим фронтом Кирпоносом.

— У вас неверные данные. Командарм Потапов и начальник Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта Михеев живы и сейчас находятся на правом берегу Ворсклы в месте, известном только мне. Однако товарищ Потапов тяжело ранен, ему нужна срочная медицинская помощь.

— Вот чёрт, — ругнулся капитан. — Далеко от берега?

— Меньше километра. Там есть очень удобный и малоприметный овражек. Предложение такое, товарищ капитан…

Обратно Ворсклу Максим переплыл в сопровождении пятерых бойцов батальона капитана Малышева из третьей кавалерийской дивизии, на чьи позиции он вышел и притащил «языка».

К слову «язык» оказался весьма полезным. Для старшего стрелка он был неплохо осведомлён, и после нескольких вопросов и ответов (Максим поработал переводчиком) его отправили в штаб дивизии.

Бойцы Малышева были неплохо подготовлены — направый берег переправились тихо, свалив оружие, снаряжение и одежду в небольшую надувную резиновую лодку, которой разжились у сапёров.

Как настоящий боевой командир, капитан Малышев не стал тянуть время и обращаться к вышестоящему начальству, чтобы снять с себя ответственность. Просто выделил пятерых бойцов, лодку и сказал:

— Действуй, лейтенант. Сколько тебе нужно времени обернуться туда-назад?

— Считаем, — прикинул Максим. — Пятнадцать минут на форсирование реки. Ещё двадцать-двадцать пять — добраться до места. Значит, всего сорок. Да столько же назад. Отставить столько же. У нас будет раненый командарм на носилках. Прибавим десять минут от места до берега. Итого: семьдесят минут. Через семьдесят минут мы должны быть на том берегу.

— Добавим пять минут, — решил капитан. — Через час и пятнадцать минут начинаю огневую поддержку. Постарайтесь успеть.

Они сверили часы, и Максим с пятерыми бойцами и лодкой растворился в темноте.

Лодку замаскировали в прибрежных кустах и двинулись к оврагу. Времени до смены немецкого дозора было в обрез, но Максим надеялся успеть.