Последний рубеж. Том 2 (СИ) - Фарг Вадим - Страница 41

Я двигался в тени аркады, что окаймляла площадь. Мой Покров, теперь плотный и почти осязаемый, скрывал меня от посторонних глаз. Я был призраком в этом царстве зомби.

«Все на позициях», — доложил Лёша по ментальной связи.

«Воронцовы рядом с помостом. Охрана — маги второй-третьей ступени. Ничего серьёзного», — добавил Егор.

«Любимый, я с тобой», — прозвучал в голове голос Люды, тёплый и успокаивающий. Она была моим якорем в этом море безумия.

Пастырь поднял руки, и толпа, как один, вздохнула. Диадема на его голове вспыхнула ослепительным светом. Ритуал подходил к своей кульминации.

— Сейчас, — скомандовал я.

В тот же миг все экраны в городе, транслировавшие благостный лик проповедника, погасли. А через секунду на них появилось другое изображение. Зернистое, снятое в тёмном переулке. Пятеро бандитов. И один из служек Пастыря, отдающий приказ. Выстрелы. Тела, падающие на грязный асфальт.

Толпа дрогнула. Единый организм на мгновение потерял ритм. В их пустых глазах промелькнуло недоумение.

— Что это⁈ — взревел Пастырь, его лицо исказилось от ярости. — Ложь! Происки демона!

Но было поздно. Саша уже запустила следующий ролик. Разговор с Воронцовым. План по «очищению» Империи.

На окраинах площади начался хаос. Группы Лёши и Линды, используя дымовые шашки и звуковые гранаты, создавали панику, отвлекая внимание адептов, которые пытались удержать толпу.

А я вышел из тени.

Один шаг, второй. Я шёл прямо к помосту, и толпа, словно море перед истинным святым, расступалась передо мной. Они боялись. Даже в своём зомбированном состоянии они чувствовали силу, что исходила от меня. Силу, которая была им чужда.

— Пастырь! — мой голос, усиленный маской, пронёсся над площадью, заглушая его проповедь. — Твоё шоу окончено.

Он обернулся. Его глаза, до этого сияющие «божественным» светом, теперь горели ненавистью.

— Мор! — прошипел он. — Ты пришёл за своей смертью!

Он вскинул руки, и вся ментальная мощь, усиленная артефактом и верой тысяч, обрушилась на меня.

Мир вокруг исчез. Я снова был в Преисподней. Но теперь она была другой. Более реальной. Более жестокой. Передо мной стояли мои родители, их лица были искажены от боли, и они обвиняли меня в своей смерти. Рядом — Каори и Магда, их тела были сотканы из теней и слёз, и они шептали о предательстве. Я видел всех, кого убил, всех, кого не смог спасти. Их призрачные руки тянулись ко мне, их голоса впивались в мозг, разрывая его на части.

«Ты — Зло, Илья. Ты — разрушитель. Ты — чудовище».

Голос Пастыря гремел в моей голове, он пытался заставить меня поверить в это. Пытался разбудить мою тёмную сущность, чтобы она сожрала меня изнутри.

И она проснулась.

Тьма хлынула из меня, но я не сопротивлялся. Я вспомнил слова Люды. Вспомнил видение матери. Я не стал её подавлять. Я её принял.

«Я рядом, Илья. Не отпущу».

Голос Люды, словно спасательный круг, пробился сквозь рёв демонов. Я ухватился за него.

Тьма перестала быть хаосом. Она обрела форму. За моей спиной выросли два огромных, сотканных из ночной мглы крыла. Мой Покров из чёрно-зелёного стал антрацитовым, и по нему пробегали изумрудные молнии. Я чувствовал не голод и ярость. Я чувствовал силу. Контролируемую. Свою.

— Моя очередь, Пастырь, — прошептал я, и мой голос прозвучал в его сознании, как погребальный колокол.

Иллюзии, что он создал, рассыпались в прах. Теперь он видел мой мир.

Я показал ему настоящую Преисподнюю. Не ту, что в его книжках, а ту, где я был. Где страх был осязаем, а боль — бесконечна. Я заставил его почувствовать холод одиночества, отчаяние брошенной души.

А потом я показал ему его самого. Не благостного проповедника, а жалкого, слабого мага, который продал свою душу за крупицу власти. Я показал ему лица тех, кого он обманул, чьи жизни он сломал. Я заставил его пережить их боль, их страдания, их разочарование.

Пастырь закричал. Не от боли. От ужаса. Он упал на колени, закрывая лицо руками, пытаясь спрятаться от истины, которую я вливал в его мозг. Артефакт на его голове треснул, а затем разлетелся на тысячи осколков.

Массовое внушение рухнуло.

Люди на площади замерли, а затем, один за другим, начали приходить в себя. Их лица исказились от недоумения, от стыда, от страха. Они оглядывались по сторонам, не понимая, как здесь оказались.

В этот момент на площадь въехали бронированные фургоны городской стражи. Княгиня Савельева сдержала слово. Её люди, в полной боевой готовности, начали оцеплять территорию, «для контроля над массовыми беспорядками».

Я стоял над сломленным, рыдающим Пастырем. Война за души была окончена. И я в ней победил.

* * *

Пастырь лежал на холодном камне площади, сломленный и жалкий. Его пурпурный плащ, ещё недавно символ власти, теперь казался дешёвой театральной тряпкой, испачканной в пыли. Толпа, медленно приходя в себя, оглядывалась по сторонам с выражением глубочайшего недоумения. Люди моргали, тёрли глаза, словно пробуждаясь от долгого, липкого сна. Шёпот, сначала робкий, а затем всё более громкий, пронёсся по площади. Это был шёпот стыда, растерянности и зарождающегося гнева.

Я стоял над Пастырем, и моя тень, усиленная антрацитовым покровом, падала на него, словно саван. Я не собирался произносить речей. Слова были его оружием, не моим. Моё оружие — истина. Голая, безжалостная, неоспоримая.

Я поднял руку, и мой Покров вспыхнул, но не агрессивным огнём, а ровным, холодным светом. Тысячи тонких, почти невидимых нитей ментальной энергии протянулись от меня к каждому человеку на площади. Они не причиняли боли. Они лишь… открывали.

В сознании каждого горожанина, словно на внутреннем экране, вспыхнули образы.

Они увидели Пастыря. Не сияющего пророка, а жалкого, слабого мага, чьё лицо искажено от зависти и страха. Они услышали его мысли — не о спасении душ, а о жажде власти, о желании подчинить себе город, который его отверг.

А затем я показал им видео. То самое, что прислал Егор. Разговор с Воронцовым. Сделка. План по превращению Змееграда в плацдарм для захвата власти во всём княжестве. Они увидели циничные улыбки, услышали презрительные слова о «стаде», которое нужно направить.

Истина, влитая прямо в мозг, была подобна яду для иллюзий.

Толпа взревела. Но это был уже не рёв фанатиков. Это был рёв обманутых, униженных людей. Гнев, до этого направленный на мифического «демона» Мора, теперь нашёл свою истинную цель. Десятки рук потянулись к помосту, где всё ещё лежал Пастырь.

— Предатель! — кричала женщина, ещё недавно готовая отдать за него жизнь.

— Он использовал нас! — вторил ей старик, сжимая кулаки.

Культ Пастыря распадался на глазах, превращаясь в разъярённую толпу, готовую разорвать своего вчерашнего идола на куски.

На балконе одного из зданий, где расположились Воронцовы, началась суматоха. Я видел, как глава рода, его лицо было белым от ужаса, пытался бежать. Но было поздно. Его охрана, маги второй и третьей ступени, видя мою силу и ярость толпы, колебалась. Их преданность имела свою цену, и они не были готовы умирать за проигравшего.

В этот момент городская стража, до сих пор лишь оцеплявшая площадь, начала действовать. Солдаты в тяжёлой броне, не обращая внимания на толпу, двинулись прямо к помосту. Они взяли под руки обмякшего, обезумевшего от ужаса Пастыря и его ближайших сподвижников. Другой отряд направился к зданию, где находились Воронцовы. Княгиня Савельева действовала быстро и эффективно.

Я стоял в центре всего этого хаоса, но меня он не касался. Я был его эпицентром, его причиной, но оставался над ним. Аристократы, наблюдавшие за происходящим из своих лож, молчали. Смирновы, Морозовы — все они видели не просто победу над очередным врагом. Они видели демонстрацию силы. Силы, с которой отныне придётся считаться. Я не был больше простолюдином, выскочкой. Я был Мором. Силой, способной изменить ход истории в этом городе.