Последний рубеж. Том 2 (СИ) - Фарг Вадим - Страница 39

В своём логове, окружённая десятками мониторов, Саша дирижировала этим цифровым оркестром. Её пальцы летали по клавиатуре, взламывая городские сети, перехватывая трансляции сектантов, запуская в эфир контраргументы.

— Они пускают ролик о «греховности» твоих салонов, босс, — доложила она по связи, её голос был спокоен, но в нём чувствовался азарт. — Я перехватываю сигнал и ставлю в ответ интервью с Мико. Прямо сейчас.

И на экранах, где только что мелькали кадры с полуобнажёнными девушками, снятые скрытой камерой, появилась Мико. Она сидела в уютном кресле, в элегантном платье, и спокойно, с достоинством рассказывала свою историю. О рабстве у Аганько. О страхе, боли и унижении. А потом — о Море. О том, как он дал ей не просто свободу, а выбор. Паспорт. Деньги на первое время. И работу — не в притоне, а в легальном, процветающем салоне, где она теперь менеджер, а не вещь.

— Мор не святой, — говорила Мико, глядя прямо в камеру, и в её глазах не было ни тени страха. — Но он дал нам то, чего не мог дать никто другой. Он дал нам будущее. А что даёт вам ваш Пастырь? Пустые обещания и пустые глаза.

Эффект был ошеломляющим. В социальных сетях, которые Саша наводнила этим интервью, разразилась буря. Люди спорили, ругались, но главное — сомневались.

Тем временем на улицах разворачивалась другая битва. Лёша, следуя моему приказу, организовал «спонтанные» акции поддержки. Группы рабочих с заводов, бывшие бойцы с арены, даже простые торговцы с рынка выходили на улицы с плакатами: «Мор дал нам работу!», «Пастырь, убирайся!», «Змееград за порядок, а не за секты!». Они не были агрессивны, но их было много, и они были искренни. Это был разительный контраст с зомбированными фанатиками Пастыря, которые бродили по городу, бормоча свои мантры.

Пастырь ответил. По городу поползли новые слухи, подкреплённые сфабрикованными видео и аудиозаписями. Мор — коррупционер, связанный с Тарниковым. Мор — убийца, на чьих руках кровь невинных. Мор — демон, который использует горожан для своих тёмных ритуалов. Змееград раскололся. Соседи перестали доверять друг другу, друзья становились врагами. Город гудел, как растревоженный улей.

В это же время в своих роскошных особняках проснулась и аристократия.

Княгиня Савельева, элегантно откинувшись в кресле, вела разговор по защищённой линии с одним из влиятельных бояр Новознацка.

— Дорогой мой, — мурлыкала она, разглядывая свой маникюр, — вы не находите странным, что род Воронцовых, известный своей скаредностью, вдруг начал так щедро финансировать какого-то безродного проповедника? Мои источники говорят, что их финансовые дела в последнее время… весьма запутаны. Возможно, им стоит напомнить о старых долгах перед Императорской казной?

На другом конце города, в своём поместье, боярин Смирнов собрал совет директоров своих предприятий.

— Господа, — его голос был твёрд и прагматичен, — хаос, который сеет этот Пастырь, бьёт по нашему производству. Люди уходят с работы, производительность падает. Мор, при всех его… особенностях, обеспечивает стабильность. А стабильность — это прибыль. Поэтому мы поддержим его. Всеми доступными ресурсами.

Даже боярыня Морозова, скрепя сердце, внесла свою лепту. Она не могла публично поддержать «простолюдина» Филатова (ведь все помнят, что заморыш Филатов тесно связан с главой преступного мира), но, когда адепты Пастыря попытались устроить «духовное пробуждение» у ворот элитной школы, где училась её дочь, она одним звонком вызвала городскую стражу, которая разогнала сектантов «за нарушение общественного порядка». Она понимала: успех Мора — это и её спокойствие.

Я наблюдал за всем этим из своего кабинета. Я чувствовал пульс города, его страх, его надежду, его ненависть. Это была новая война, где победу приносили не клинки и магия, а слова и вера. И я был готов играть до конца.

В этот момент на мой девайс пришло сообщение от Егора. Короткое, всего два слова: «Нашёл. Архив». А следом — файл. Видеозапись. Старая, зернистая, снятая в каком-то подвале. На ней — помятый и старый, но всё ещё не уверенный в себе Пастырь, и рядом с ним… Воронцов. Они обсуждали план. План по «духовному очищению» Империи. И Змееград был лишь одним из шагов.

Я усмехнулся. Кажется, у меня появился козырь. И я знал, как им сыграть.

* * *

Днём я, в полном облачении Мора, ехал на своём байке к окраине города. Солнце, тусклое и безжизненное, едва пробивалось сквозь плотный слой смога, но даже его редкие лучи не могли разогнать мрак, что царил в этом районе. Здесь, в старом, заброшенном здании бывшей фабрики, я устроил свой «реабилитационный центр». Ироничное название для места, где ломали волю.

Мои люди молча расступились, когда я вошёл. Внутри пахло сыростью, пылью и безысходностью. В большом, пустом цеху, на стульях, сидели они. Те самые бандиты, что ещё совсем недавно чувствовали себя хозяевами жизни, а сегодня были лишь тенями самих себя. Их глаза были пусты, тела дрожали от любого шороха.

К этому моменту я уже знал о них всё. Прошёлся по их воспоминаниям, как по открытой книге, пока они висели на мосту. Конченые отморозки. Без семей, без детей, без будущего. Идеальные пешки, которых не жаль пустить в расход. Пастырь и его наниматели хорошо продумали этот момент. Но они не учли одного: я не собирался с ними церемониться.

Я не стал тратить время на разговоры. Подошёл к первому, его взгляд был прикован к полу. Я положил руку ему на голову. Мой Покров, теперь уже не просто щит, а острый ментальный скальпель, легко проник в его сознание. Я не стирал память. Я её переписывал.

В его голове, словно выжженная на пергаменте руна, отпечаталась одна-единственная мысль: «Мор — мой хозяин. Его воля — моя воля. Я подчиняюсь». А поверх этого, как тонкий слой лака, я восстановил его «общие» воспоминания, стирая лишь последние часы унижения на мосту и здесь, в этом подвале. Он должен был выглядеть правдоподобно. Сломленным, но не зомбированным.

Я повторил это с остальными. Один за другим они дёргались, их глаза на мгновение вспыхивали зелёным, а затем снова становились пустыми. Теперь они были моими марионетками.

Конечно, я понимал, что Пастырь их не простит. Он не примет обратно проваливших задание неудачников. Скорее всего, он постарается от них избавиться. Тихо, быстро, без свидетелей. И именно на это я и рассчитывал.

На моих кончиках пальцев, сквозь чёрную нанитную ткань, проступили крошечные, почти невидимые устройства — миниатюрные камеры и динамики, размером с пылинку. Подойдя к каждому, я лёгким движением пальцев, с помощью нанитов, прикрепил их к воротникам их курток.

— Возвращайтесь к своему Пастырю, — мой голос прозвучал глухо и бесстрастно. — Скажите, что Мор вас отпустил. Что он проявил милосердие.

Они, как один, поднялись. В их движениях не было больше страха, только слепое повиновение. Они молча развернулись и пошли к выходу, словно запрограммированные автоматы.

Я смотрел им вслед. Мой план был прост. Когда Пастырь решит избавиться от этих пешек, мои камеры запишут всё. Каждое слово. Каждое движение. И это станет новым, куда более мощным компроматом на него.

— А мы… — усмехнулся я, поворачиваясь к своим людям, что вышли из тени. — Мы просто посмотрим кино.

* * *

Ночь была моим союзником. Тьма скрывала меня, а рёв мотора моего байка сливался с индустриальным гулом окраин. Я ехал к одной из точек, о которой узнал из сломленного сознания бандитов. Старый складской комплекс, давно заброшенный, но, как оказалось, не пустующий. Здесь, по их словам, была одна из баз Пастыря, где обитали его наёмники и хранились «пожертвования».

Охрана была. Вооружённая до зубов, в бронежилетах, с автоматическими винтовками. Они патрулировали периметр, уверенные в своей безопасности. Глупцы.

Я оставил байк в паре кварталов, приблизившись к складу пешком, словно тень. Они меня даже не заметили. Первый упал с перерезанным горлом, не издав ни звука. Второй рухнул с пробитым виском, когда я метнул в него сгусток острого, словно сталь, покрова. Остальные двое, что были внутри, у ворот, даже не поняли, что произошло. Я вошёл, словно призрак, и сломал им шеи голыми руками. Быстро. Тихо. Эффективно.