Главная роль 8 (СИ) - Смолин Павел - Страница 41

Считая — и совершенно неправильно! — меня таким же, кайзер последнее время начал проявлять неприятную активность, задавая по закрытым каналам много странных вопросов французам и национальным элитам на руинах Австро-Венгрии. Лезет, собака усатая, даже к моим «Балканским тиграм».

Его усилия не пропадают впустую — да, почти все «карлики» после задушевной беседы с эмиссарами кайзера тут же звонили мне для пересказа и демонстрации нежелания становиться травой на пути дерущихся слонов, но здесь мы приходим ко второму сильному мотиватору: самомнению.

Пять лет сытой, спокойной жизни — достаточный срок, чтобы воспоминания о оказавшейся такой короткой войне поблекли, а времена детства/молодости начали видеться в ностальгически-розовой дымке. «При Франце Иосифе, внучек, у меня стоял!», «Какую страну просрали» и прочие стереотипные вздохи на территории национальных анклавов стали повсеместными. Война, как ни крути, ими была проиграна, и пусть жизнь от этого парадоксально стала только лучше, реваншизм все равно проникал в головы бывших врагов.

И если уж в народе такое стало повальным явлением, чего уж говорить о той части элит, влияние и возможности которых были утрачены или ослаблены по итогам войны? Что говорить об офицерстве, которое никуда не делось, а стало основой симпатичных, очень компактных и неопасных национальных армий. «Власть нас предала и не дала довоевать».

Для проигравших стран — и особенно тех, чьими капиталами оплачивается благоденствие остальной Европы — такое понятно, закономерно и простительно. А вот для стран-победителей… Да это чуть ли не впервые в истории! Немцы, балканцы, итальяшки и «жменя» других союзничков отчего-то мучаются приступами реваншизма и самомнения ничуть не хуже. Не иначе как с жиру бесятся, но лейтмотив тамошних настроений сразу после ухода первичного ликования от победы сместился в сторону «Русские получили много, а мы — мало». Особенно в этом плане мучаются балканские элитарии: вроде воевали, а территории получили очень скромные.

А я что, когда-то что-то обещал сверх договоров? Я что, силой заставлял подписывать бумажки? Я что, требовал «сливать» сотни тысяч болгар да сербов об османские пулеметы в суицидальных атаках? Да вы, мать вашу, в окопах да полевых лагерях всю кампанию просидели, выполняя по большей части охранные функции в тыловых районах и поддерживая порядок в занятых населенных пунктах.

Поведение «ущемленных» идиотов меня расстраивает, но совсем не пугает: даже если соседушкам неведомым образом удастся лет за пять сократить технологический разрыв между армиями и для нас все пойдет очень плохо, нам есть на что рассчитывать: за нашими плечами целый Восток, который в том числе и благодаря нашей пропаганде помнит, во что для него вылилась колонизация Западом и будут изо всех сил нам помогать. Выбора у них нет — это в моей реальности экономическая мощь позволяла им балансировать между интересами других сверхдержав, а здесь пан или пропал.

Военный потенциал большей части тамошних стран скромен — Китай так и вовсе только-только по историческим меркам встал на путь индустриализации и формирования относительно современной армии. Но сил Японии — а они за мной хоть в Ад пойдут — нынче хватит на очень многое.

Последние годы, предвидя скорую фазу охлаждения в международных отношениях, я работал как проклятый, комбинируя грозные и подчеркнуто-миролюбивые сигналы. Важным на этом пути стал 1908 год, точнее — его июнь. Тунгусский метеорит в этой реальности был выдан нами за испытание «царь-бомбы», и показатели сейсмографов по всей планете заставили будущих врагов крепко задуматься. Ну а я с интервалом в полгодика инициировал слеты, саммиты и съезды, чтобы посмотреть в глаза теряющим дружелюбный настрой бывшим союзничкам да подписать немного символических бумажек о дружбе, взаимодействии и прочем таком.

Имеется у нас всех и специальный орган для разбора международных проблем и претензий — Организация Объединенных Наций со штаб-квартирой в городе Вене была основана нами с Вильгельмом в качестве символического подарка Францу Иосифу: дед является пожизненным номинальным председателем Совета Безопасности, и в этой роли, надо признать, весьма органичен — подобно гостеприимному батюшке наставляет он норовящих поконфликтовать членов организации на путь истинный.

С «карликами» это работает отлично — они любят громко гонять воздух, но на реальную эскалацию не готовы — а вот при столкновении интересов больших игроков ООН начинает безбожно «буксовать», как и вообще любой над-национальный орган в истории.

«Дай!», «дай!», «дай!» — примерно такими последние годы стали наши международные отношения с соседями по карте. Как-то многовато у русских всего, надо делиться — а дайте нам вот такой пакет технологий, дайте нам инвестиции, дайте кредит, помогите с инфраструктурными проектами, дайте еще более щадящие условия по пользованию Проливами… Нет конца аппетитам галдящих высокородных чаек, и, как ни странно, лучше всего сейчас меня понимает старикан Франц Иосиф — нам с ним больше нечего делить, и мы научились чисто по-человечески общаться.

«Многовекторный» кузен наглеет не по дням, а по часам — мутит воду на сиамско-камбоджийском направлении, пытается выторговать для своих подданных условия в Китае и Индии получше, немножко «прогревает» в общественном сознании идею аннексии некоторых «карликов», выражает сомнения в состоятельности сложившейся по итогам войны системы безопасности в Европе, а самое неприятное — он устраивает провокации в Африке, зарясь на нашу зону влияния.

Оставлять это все без ответа — все равно, что дать Вилли карт-бланш на дальнейшие пакости, поэтому «ответка» следует на каждый враждебный жест — вплоть до «совершенно случайных» взрывов на африканских складах армейского добра.

Спираль эскалации медленно, но верно закручивается, и я порой задумываюсь о какой-нибудь очень превентивной мере. Например — авианалет на индокитайскую стоянку немецких кораблей с последующей операцией по ликвидации и флота атлантического — все равно до этого дойдет, так почему бы не ударить первым, да так, чтобы противник погрузился во вразумляющий нокаут?

Глупо и наивно, но я до сих пор надеюсь «решить миром». Америка зреет, наливается соками, превращается из обслуживающего олигархат образования в нормальное государство с расширенной ролью федерального центра, а мы с кайзером все-таки соседи и родня. Разве вот эти вот торгаши с другой половины земного шара ему ближе, чем собственный зять?

Сильный внешний враг поможет нам продержаться в союзниках еще немного, а дальше «или ишак сдохнет, или падишах» — то есть может случиться что-то способное перевернуть саму историю, вырвав человечество из бесконечно повторяющихся циклов мира и войны.

Надежда умрет лишь с первыми выстрелами будущей войны, а до тех пор я буду пытаться бить союзничков по рукам за попытки чинить пакости, призывать к миру и готовиться к потенциально последней большой войне в истории — будь я хоть трижды добросердечный любитель дипломатии и наивный радетель за мир во всем мире, нельзя забывать об истинных союзниках России — армии, флоте и авиации.

Загадочно, блин — как было непонятно с Тунгусским метеоритом, так непонятно и осталось, несмотря на выдвинутые буквально через несколько часов после инцидента научно-исследовательские группы и заранее расположенное в зоне поражения научное оборудование в изрядном количестве. Я-то надеялся, что оперативность реакции и подготовка позволят мне узнать ответ на одну из главных загадок начала века, но доклады ученых эту надежду развеяли: «установить природу случившегося не представляется возможным в свете отсутствия фрагментов объекта». Самая рабочая гипотеза — метеорит состоял изо льда и благополучно растаял — подтверждается найденными в пробах почвы непривычными для той местности примесями. Продолжаем копать в прямом и переносном смыслах, но — секретно, потому что легенду про «Царь-бомбу» рушить нельзя.

Легендой ей быть недолго — дорога к собственно ядерной бомбе давно началась. Вчера, третьего сентября 1911 года, я имел удовольствие присутствовать на запуске прототипа реактора — «боевой» атом идет рука об руку с «мирным», и значимость атомной энергетики для народного хозяйства сложно переоценить.