Главная роль 8 (СИ) - Смолин Павел - Страница 23

Рассказ помог, и я был Марго за него благодарен.

— И все-таки ты поступил крайне возмутительно! — в сотый уже наверное раз со дня падения на Вену листовок высказала недовольство Мария Федоровна.

На самом деле тоже пытается мне помочь ментально разгрузиться — мама меня любит и старается поддерживать — вплоть до визитов в кабинет с кофейным подносом, чтобы взбодрить спящего часа два-три в сутки меня.

Некогда спать — война идет.

— Весьма остроумно на мой взгляд, — поддержала меня Марго.

— Георгий Александрович умеет сотрясать мир как никто другой! — салютнул мне бокалом с вином Николай. — Знаете, — повернулся к дамам и перешел на доверительный тон. — Свет только и обсуждает «бумажную бомбардировку». История давно не знала подобных дерзких, остроумных и унизительных для врага вызовов на честный бой.

— «Иду на Вы», — проявила Оля знание отечественной истории.

— «Иду на Вы» — именно это и повторяют по всей Империи! — покивал Юсупов. — Сейчас, когда наша армия с недели на неделю выйдет к стенам Царьграда, древние летописи словно оживают, и с их страниц на нас с гордостью смотрят прародители Великой Руси!

Нет, это не лесть, а реальное положение вещей. За исключением посвященной летописям части, конечно.

— Ах, эта война, — со скучающим видом вздохнула Ксения. — Все словно сговорились говорить лишь о ней одной.

Комплексует и раздражена — Дания выбрала ничегонеделание, несмотря на все мои и ее разговоры с Кристианом о перспективах.

— Если бы в тебе осталась хоть капля любви к России, ты бы так себя не вела, — упрекнула старшую сестру Ольга.

— Любви к чему? — высокомерно фыркнула Ксюша. — К чудовищной погоде и страсти к варварской демонстрации богатства?

Оля посмурнела — камень прилетел в нужный огород.

— Просто ты завидуешь моей блестящей свадьбе, королева-нищенка, — вернула «подачу» с большими процентами.

— Милые дамы, — влез я. — Прошу вас извиниться перед друг дружкой и помириться — меньше всего мне сейчас нужны семейные ссоры.

— Девочки, не ругайтесь, — поддержала меня Дагмара.

— Прости, — буркнула Ольга.

— Принимаю твои извинения, — неприятно ухмыльнулась Ксюша. — А за собой я вины не чувствую, — поднялась из-за стола. — Но, коль вы считаете иначе, я отправлюсь замаливать свои грехи, — направилась к выходу из столовой. — На Валаам! — громко бросила нам напоследок и изволила лично хлопнуть за собою дверью погромче.

Слуг-то зачем так пугать?

Интерлюдия

Бросив в стерилизатор окровавленные инструменты, Колька — так его звали в почти забытом деревенском прошлом — шагнул к умывальнику и бросил покрывшиеся той же субстанцией одноразовые перчатки в мусорное ведро с надписью «Мед. Отходы биол. Опасн.».

— Николай Иванович, всё, — не сразу понял старательно оттирающий усталые руки доктор слова заглянувшей в палатку медсестры.

Восемнадцать часов на ногах, в душной «операционной палатке», по уши в крови, человеческой плоти, застрявшем в ней железе и — порой — отпиленных хирургической пилой костях, с которых беспощадный «бог войны» содрал почти все мясо.

— Спасибо, Марфа, — нашел в себе силы поблагодарить Николай Иванович и проследил взглядом в зеркало над умывальником путь своего последнего в это дежурство пациента.

Повезло — четыре осколка «поймал» тридцатидвухлетний уроженец Тамбовской губернии, и все удалось извлечь так, что после демобилизации можно будет впечатлять дам шрамами и тихонько, про себя, остаток дней благодарить Бога — один из осколков убил бы солдата, если бы на пути не встал походный молитвенник в нагрудном кармане. Невелика книжица, а гляди ж — уберегла!

Закончив мыть руки, доктор при помощи Марфы снял передник, халат, шапочку, маску и остался в почти гражданской одежде.

— Спасибо, — снова поблагодарил медсестру и вышел из палатки, чувствуя, как подкашиваются ноги, доселе крепко державшие его на земле.

Вдохнув тревожно пахнущий кострами, запахами кухонь, перепаханной ногами, колесами и копытами землей, и — совсем немного — болезнями и медицинскими препаратами, доктор вынул из кармана портсигар и закурил. Первая за долгое время папироса ударила в голову, и Николай Иванович решил, что ею дышать ему приятнее и направился по обочине широкой, разбитой колеями дороги медицинского сектора полевого лагеря.

Фронт в непосредственной близи от города Перемышля — всего в десяти километрах, под ногами уже — земля Австро-Венгрии, а значит будущая родная, однако здесь, в лагере, кроме очень далеких, растерявших мощь звуков взрывов, было спокойно: австрияки забились в норы, подвалы крепостей и траншеи и не могли высунуть оттуда носа.

«Абсолютное превосходство в воздухе» — так знакомые офицеры характеризовали происходящее. Дирижабли и бомбардировщики беспрепятственно сновали по небу от линии фронта до аэродромов и причальных вышек, где получали топливо, техобслуживание, новую порцию смертоносной начинки, при необходимости — смену пилотов, и благодаря этому первая неделя кампании прошла для Русской армии архиудачно. Без артиллерии, которой на ближайших, самых крепких линиях обороны почти не осталось, австрияки не могут потревожить покой полевого лагеря.

«Восемь», — всплыло в голове прошедшего перед палаткой «морга» Николая Ивановича количество тех, кому было невозможно сегодня помочь.

Именно «невозможно» — будь хоть малейший шанс, доктор бы «вытащил» каждого, но…

Тряхнув головой, Николай Иванович выбросил ненужное из головы. Просто устал. Сейчас он вернется к себе в личную палатку, где адъютант уже приготовил бадью с горячей водой, хорошенько вымоется и проспит свои законные десять часов — такой график смен он с коллегами установил на условно-мирные дни, когда из-за отсутствия больших наступлений на вражеские позиции санитарные потери, прости-Господи, невелики.

Усталость обернулась хандрой, и выпускник некогда открытого Георгием Романовым медицинского университета прибег к верному средству борьбы с ней, вспомнив студенческие годы. Особенно — первый, когда он из деревни попал в настоящий дворец. Сколько часов они с другими первокурсниками бродили по дышащим самой Историей коридорам с открытыми от удивления ртами? С каким уважением, вниманием и прилежанием слушали преподавателей и старательно конспектировали каждое их словечко, крепко-накрепко запомнив слова Его Императорского тогда еще Высочества Георгия:

— Вы, господа (господа!), не просто будущие доктора. Здесь, в этих древних стенах, вас научат новейшим способам лечения людей. Вы станете теми, кому предстоит строить светлое будущее отечественной медицины!

Ну а потом, когда первая робость спала, вчерашние мальчишки принялись выбираться в Петербург, и уроки стали сменяться заслуженным отдыхом и буйными пирушками в дешевых кабаках.

Увы, построить научной карьеры после выпуска или даже попросту поработать в поликлинике (так теперь называют больницы) или в частном порядке Николай Иванович не успел — пришла война. Нет, докторов, слава Богу, в Империи нынче хватает, и без Коли бы справились, но старшему брату-Пашке попала вожжа под хвост, и тот завербовался в войска. Усидеть на месте Николай Иванович не смог и отправился следом, и неважно, что направили его на совсем другой фронт — старший брат ныне «воюет турка», а средний не забывает за него молиться и выполнять служебный долг так, как и положено выпускнику престижнейшего медицинского университета Российской Империи.

— … Вошли в Бельгию, дабы использовать ее территорию для обхода основных оборонительных рубежей Франции. Нейтралитет Бельгии, гарантировавшийся Лондонским договором 1839-го года таким образом оказался плохой защитой. Ежели вас интересует мое мнение, господа, то бельгийцам следовало согласиться пропустить немецкие войска по своей территории без боя. По сравнению с Германией ее военный потенциал даже при поддержке австрияков и лягушатников совершенно никчемен, и я готов поспорить на годовое жалование, что не далее чем к исходу августа Брюссель будет взят!