Барин из провинции (СИ) - Иванов Дмитрий - Страница 48

Заезжаем во двор. Карета выкатывается на гравий, и я, полный мрачной решимости, выбираюсь наружу. Тут же подбегает кто-то из слуг, и меня провожают к парадному входу. На крыльце довольно миловидная девушка принимает цилиндр и протягивает руку к коробке с тортом, но я лишь хмуро качаю головой.

Оглядываюсь — никого, кроме гардеробщицы и того же слуги.

— Куда мне? — спрашиваю я, направляясь в сторону парадного зала — туда, откуда слышались переливы рояля. Или фортепиано… чёрт их разберёт, я в этих делах не знаток.

— Вам на второй этаж. Хозяин сегодня приехал, вас видеть хочет. Строго-настрого приказал первым делом к нему в кабинет вести.

— Хозяин? Папа Амалии?

— Да, статский советник, его высокородие Лев Васильевич.

Да знаю я, как к статскому советнику обращаться! А вот имени-отчества не знал, вернее, знал только имя, ведь Амалия по отчеству Львовна.

— Внезапно вернулся? На Кавказе же бы… — удивленно спрашиваю.

— Ждали вчера, а приехал сегодня, — обронил слуга, не оглядываясь на меня.

Стоп. Это как понимать? Значит, день его возвращения был известен заранее? А мне между тем говорили — без него-де ничего решить нельзя, и мол, вернётся папаша не раньше сентября. А получается… вот он тут уже!

Кабинет статского советника, а это пятый ранг в табели о рангах, больше походил на логово бывалого вояки. Карты на стенах, сабли, пистолеты, глобус, всякая военная дребедень. Под стать ему был и сам Лев Васильевич — коренастый, с короткой шеей и мощным затылком. И морда такая… кирпича просит. Смотрит на меня сурово, я бы даже сказал неприязненно.

Собираю всю волю в кулак и представляюсь. Чувствую, как внутри Лешка, гад, отчаянно трусит. Но ничего — я и с губерами бывало общался в своё время.

— Значит, ты и есть тот повеса, что моей дочери голову вскружил? — наехал он с ходу. — Кто будешь по званию? Служил ли?

Я едва не ляпнул по старой памяти:

— Старший сержант 77-й гвардейской зенитно-ракетной бригады! Сами не летаем — и другим не даём!

Глава 29

Глава 29

Смотрю на возможного тестя и понимаю — мирного разговора у нас не выйдет. А раз так — зачем церемониться?

Вид у меня, надо признать, совсем не смиренный — эдакая смесь самоуверенности и нахальства. Прохожу в комнату, сажусь без спроса в кресло у стола и закидываю ногу на ногу, будто у себя в имении. Вот только торт в руках портит картину. Куда ж его? На пол поставить, что ли? Ладно, оставлю на коленях — вдруг пригодится… В морду, к примеру, кинуть.

— Сударь, вы, стало быть, и есть батюшка Амалии? Это я, по-вашему, ей голову вскружил? Ну что ж… Дело молодое, сами понимаете. Простите, не ожидал вас тут увидеть — меня уверяли, что вы не скоро в Москву воротитесь.

— Что за вздор⁈ — вскипел он. — Три недели как письмо от меня они получили! Не морочь мне голову! Кто позволил сесть⁈

— Вы не предложили, и я решил сам. А кто мне, дворянину, может запретить? Или вы, ваше высокородие, намерены меня обидеть? Так я, ежели что… вызов подам, — медленно произнес я, глядя статскому советнику прямо в глаза.

— Дуэли, смею напомнить, под строгим запретом по высочайшему повелению! Встать немедля! — рявкнул он, багровея.

Лев, а в этот момент он вполне соответствовал своему имени, набычился, поднялся со своего кресла и, опершись обеими руками о стол, зыркнул на меня так, будто прикидывал — а не перепрыгнуть ли через стол и растерзать наглеца? Лев, может, и смог бы, но этот грузный и уже в возрасте дядя точно нет. Так что пока чувствую себя в относительной безопасности. Тем более у меня в руках торт. А он, как известно, может быть не только лакомством, но и аргументом.

Продолжаю сверлить мужика взглядом и гнуть свою линию:

— Предлагаю вам принести извинения за хамство! Немедленно!

— Да я тебя… в бараний рог… мальчишка! Ты хоть знаешь с кем говоришь⁈

Эта фраза совпала с появлением в кабинете Амалии — видно, кто-то уже доложил барышне о моём прибытии.

— Алексей, я вас жду с самого утра! — с укором произнесла она, а потом резко повернулась к отцу: — Папенька! Потрудитесь разговаривать с гостем в более подобающем тоне!

Амалия моментально перестроилась и вместо заготовленных фраз наехала на отца, который сразу стал похож на ободранного кота и конфузливо опустился обратно на свой трон.

— Я поговорить хотел, выяснить серьезность намерений, — забормотал Лев Васильевич, позорно теряя остатки грозности.

Э… А доча, оказывается, папенькой командует. И если Амалия и вправду в положении — то батюшка, похоже, ни сном ни духом. Иначе хрен бы он так быстро успокоился.

— Идёмте к столу! Маменька волнуется и всех к обеду зовёт! — топнула ножкой Амалия, закусив хорошенькую губку.

А выглядит девица, чёрт побери, отменно! Разглядываю её, будто впервые вижу. И на миг забываю даже про своё недавнее намерение разорвать сию непорочную, к моему сожалению, связь.

Юна — лет девятнадцать, ну двадцать два от силы… Хотя, признаться, я так и не узнал точно, сколько ей. Лицо — свежее, будто только что с прогулки на утреннем воздухе. Кожа белая, гладкая, словно тонкий фарфор. Волосы — густые, прибраны в высокую причёску в духе ампир: гладко зачёсаны по вискам, сзади собраны в пучок, лишь пара локонов кокетливо обрамляет лицо. Мне такие причёски по душе — не то что пудреные башни и уродливые парики, как у моей… хм… «дамы сердца». Тьфу, даже сравнивать их — кощунственно.

В косу барышни вплетена розовая ленточка — в тон платью. А платье! Тончайший нежно-розовый шёлк с перламутровым отливом. Крой подчёркивает и тонкую талию, и соблазнительный изгиб бедра, и всё, что, по-хорошему, должно быть скрыто. Лиф узкий, но с приличным вырезом. Рукава — с небольшими буфами. При каждом шаге ткань платья будто играет, приоткрывая остроносые туфельки из розового атласа, с крошечными бантиками.

Ничего не скажешь, одета девица со вкусом — ни аляповатости, ни излишеств. Всё в тон. Довершает образ простенькая, но изящная золотая цепочка с миниатюрным медальоном на шее.

Чёрт возьми… может, и впрямь жениться?.. А рога? А возможное дитя, которое не от меня?

Давлю в себе разыгравшиеся гормоны и, уже включив разум взрослого, пожившего человека, который повидал в жизни и не таких красавиц, произношу степенно:

— Я, собственно, проститься зашёл — уезжаю в деревню… Урожай, знаете ли, собирать пора, а за мужичьем, сами понимаете, глаз да глаз нужен… Вот, тортик вам принёс. Надеюсь, свидимся. К коронации вернусь непременно, пропустить такое событие не могу. А как вернусь, так с визитом первым делом — к вам! Вы уж извините… дела-с…

В комнате повисла неловкая пауза. Видно, никто тут не ждал такого поворота. Папаня, впрочем, вскоре оживился — ус, вижу, задёргался, глазки хитро заблестели. У Амалий глазки тоже блеснули, но не хитростью, а слезой. Выдавила из себя, или в самом деле расстроена — не важно. Главное — слова:

— Как же так?.. Вы ведь обещали просить моей руки! Я уж и маменьку уговорила, и папеньку…

— Чего⁈ Да папенька твой меня, дворянина, за прислугу держит! Ты ж слышала, как он со мной говорил! — вскипел я.

Тут я уже сдержаться не мог, ибо Амалия, плутовка эдакая, нечаянно проговорилась, что уговорила отца заранее. Сучка крашеная! Хотя почему крашенная? Это наверняка её естественный цвет волос… Красивый, зараза!

— Недоразумение вышло… — бормочет папаша, но его уже никто не слушает.

— Я… я отдала вам всю себя! Чувства, надежды, мечты! А вы? Поиграли и забыли? Как вы могли⁈ Я считала вас человеком тонким, душевным… а вы! — Тут голос девушки сорвался. — Ой… душно мне…

А дальше в ход пошла тяжёлая артиллерия: Амалия ловко ослабила лиф платья, и передо мной предстали куда более откровенные очертания её прелестей, чем принято демонстрировать в приличном обществе. Две упругие, полные девичьи груди — аргумент более чем весомый.

«Они наверняка стоят… Интересно, соски в разные стороны смотрят или нет? Чёрт! Семнадцать умножить на девять, минус сорок… Сорок тысяч обезьян в жопу сунули банан… Не то! Ваза в углу неправильной формы, не цилиндр. Тот, кто лепил, законы геометрии явно не знает… Законы? Третий закон Ньютона? Любое действие вызывает равное противодействие», — пронеслась стайка мыслей в голове, но в итоге правильно решение нашлось. Так-с. Буду на её ложь отвечать равной — притворюсь дурнем. План с якобы влюбленностью в Софию меняем.