Сайфер: Владыка Падших (ЛП) - Френч Джон - Страница 6

Тёмные Ангелы обрушиваются на них, будто гром среди ясного неба. Двери слетают с петель. Ещё поворачивающиеся к ним стражи умирают под рёв взрывов. Смотрители и старшие надзиратели прячутся в укрытие. Кто-то пытается бежать.

Затем через выбитые двери заходит Мордекай. Ему не по душе предстоящая обязанность, однако поэтому библиарий лишь стремится поскорее со всем закончить. Вокруг его головы с треском раскручивается призрачный свет. Бегущие слуги застывают, нервы и мускулы больше им не повинуются. Теперь слышна тишина, удары сердца и сдерживаемое дыхание. Мордекай идёт мимо скованных его волей людей, чувствуя, как под шлемом от напряжения вокруг глаз расходится лёд.

– Они послали сигнал тревоги, – докладывает Нариил, отвернувшись от треснувшего экрана когитатора. – Если его кто-то услышал, у нас мало времени.

Мордекай не отвечает. Его сознание прыгает из разума в разум, впиваясь, ища. Быстро, не деликатно. Из глаз некоторых слуг уже сочится кровь.

– Этот, – кивает он, останавливаясь перед человеком в серо-сине-золотом облачении префекта-примуса.

На свой незамысловатый лад, префект – важное лицо. Об этом свидетельствуют татуировки вместо волос: лучащиеся солнца, серповидные луны, чернильные звёзды. У него есть семья, с которой он не видится, дочь, что унаследует его должность, когда примус состарится. Когда он покинул свою квартиру десять часов назад, то забыл взять из чаши у кровати молитвенные монеты[14]. А теперь он глядит, не в силах пошевелиться или хотя бы закрыть глаза, на опускающегося на колени перед ним великана. На синем как кобальт лице исполина пылают красные глаза.

– Прости меня, – говорит Мордекай, и прикладывает пальцы ко лбу человека. Само прикосновение мягкое, лишь керамит холодит кожу. А затем он вонзает свой разум в сознание префекта. Без церемоний. По воздуху расходятся разряды тока и запах горелого мяса. Самосознание и прошлое человека сгорают, Тёмный Ангел разрывает всё, не относящееся к нужной ему информации.

– Ауспик засёк движение в этом районе, – окликает его сержант. – Брат, пора идти.

Мордекай не двигается. Префект-примус ещё жив. Едва.

– Спасибо, – говорит ему библиарий и поднимается на ноги. Труп падает на пол, те немногие тайны, которые человек знал, сам того не понимая, теперь ведомы Мордекаю. – Ему было известно достаточно. Главные ворота в Темницы находятся к северу, где-то в четырёх километрах от нас. Вероятно, там чрезвычайно мощные системы безопасности, но их можно вывести из строя. Наиболее уязвимая для проникновения точка – проходящий вблизи от верхних уровней туннель для циркуляции воздуха. Мы сможем пробиться внутрь при помощи плавильных зарядов, когда вызовем сбой в энергосистеме.

– А остальные?

Нариилу нет нужды показывать рукой на всё ещё удерживаемых психическими оковами слуг. Мордекай знает, о чём спрашивает его брат, и что ответ может быть лишь один. Знает библиарий и то, что сержанту необходимо услышать слова, сказанные старшим по званию. Таково бремя бытия Тёмных Ангелов и того, что их заставляют делать хранимые ими тайны.

– Они нас видели, – говорит Мордекай, – И должны умереть.

Гремят раскаты выстрелов. Взлетают облака пыли и оседают на растекающиеся лужи крови. Один из Тёмных Ангелов замахивается и бросает в контейнеры с пергаментом испепеляющую гранату. Миг спустя к потолку устремляется ревущее пламя.

Мордекай покидает здание. В разуме его медленно тает образ молитвенных монет, навеки забытых в чаше.

Четвёртая глава

Ведьма приходит в караульную палату нежданной и непрошеной гостьей. Она – высокая, темнокожая и пурпурноглазая. С плеч её спадает чёрный плащ, все пальцы украшены кольцами, и вокруг её тела непрестанно вращаются девять обсидиановых сфер. Всюду, куда бы она ни шла, пахнет благовониями и стужей. Имя её – Анция, и в мешочке на её поясе лежат костяшки мертвецов.

Немногие способны незамеченными подобраться к кустодию. Когда-то, давным-давно, воительницы из Безмолвного Сестринства были способны на такое, но их узы со стражами давно разорваны. И теперь этим могут похвастаться лишь авгуры из Ордо Псайкана Ауксилия Кустодес. Они – Прорицатели Рока, гадающие о будущем и предсказывающие последствия прошлого. Пока Кустодии оберегают Императора и Дворец, авгуры ищут угрозы и тому, и другому. Они отслеживают сны, всматриваются в грядущее и извлекают из сознаний истины. И они могущественны. Очень могущественны.

Видишь, даже здесь, среди стражей самого Трона, не скрыться от варпа. Возможно, однажды псайкеры и погубят человечество, но сейчас они – единственная надежда на спасение тех, кто боится их и презирает. Признаться, я понимаю, каково им. Похоже, что лицемерие – одна из немногих ценностей всех времён и народов.

– Надвигается угроза, – говорит стражу Анция без лишних слов, приветствий и титулов.

Взгляд Хеккаррона покидает страницы лежащего перед ним манускрипта. Старого, возможно даже более старого, чем сам Империум. Лежащего на покрытом изморозью каркасе. Другие бесценные книги и реликвии забытого прошлого разложены вдоль стен. Понимаешь, кустодии на самом деле не стражи и не солдаты. Они – воины, дипломаты и убийцы, а также много чего прочего. Они – Когти Императора, вознесённые во всех смыслах, люди, чьи тела и разумы так отточены, что их больше нельзя назвать частью рода человеческого.

– Нерождённые воют, бросаясь на внешние стены, – говорит Хеккаррон, – а во Дворце горят пожары. Сами звёзды замараны кровью. Возвращаются легенды, но силы иссякают. Угрозы, уважаемый авгур, ныне растут как трава и падают с небес с дождём.

– Вижу, что ты тоже видишь сны об опустошении[15], – поднимает она бровь, склонив голову набок.

– Мы не видим снов.

– Все видят, хранитель, пусть даже и наяву.

Хеккаррон смотрит на неё и пристально, и с сомнением, взглядом, будто пожимающим плечами.

– Расскажи мне о предвиденной угрозе, а затем объясни, почему пришла именно ко мне.

Анция наполовину отворачивается от него, смотрит на книгу, лежащую на каменном столе у стены. Хранитель сдерживает инстинктивное раздражение. Прорицатели – странные люди, чьи мысли плывут среди нерождённых будущих, в царстве, где сливаются отголоски человеческих чувств и логики. Поэтому подход авгуров к решению определённых ситуаций никак не назовёшь прямолинейным. Разве известие о первостепенной угрозе сейчас, когда все кустодии сражаются за стенами Дворца или вне его пределов не требовало бы срочных действий, мгновенной реакции? Но вместо простого изложения фактов Анция протягивает руку, переворачивает страницу своими длинными изящными пальцами.

– Засекреченные воспоминания Гога Вандира. Копия сделана во время Искупительного крестового похода умирающим писцом на Терре, – Анция вздыхает, закрыв глаза, и водит пальцами по пергаменту. – И писец уже знал, что умирает, когда украшал рукопись рисунками. Я чувствую его страх в пергаменте, в чернилах…

Прорицательница поднимает руку и оглядывается по сторонам. Орбиты вращающихся вокруг неё сфер меняются, пока взгляд блуждает по комнате, мимо ниш с книгами и свитками, над древним сломанным оружием в шкафах и по кафедрам, рядом с которыми парят на дисках горящие свечи.

– Ты живёшь среди жутких сокровищ, хранитель Хеккаррон. Черепов, ухмыляющихся нам из прошлого.

– Так о чём ты пришла предупредить нас, Анция? – спокойно спрашивает её кустодий. Он – создание, в совершенстве овладевшее искусством терпения, подобное тигру, ждущему в тени у водопоя.

Ведьма закрывает глаза. Когда она выдыхает, изо рта выходит хладный белый пар.

– Я вижу точку преломления. Единственный выбор, хранитель, решение, которое определит то, в каком направлении потечёт река будущего. Здесь и сейчас в этом Дворце находится тот, кто станет погибелью всего, что мы поклялись защищать, – она медлит, вздрагивая, – или же предвестником надежды.