Черный обходчик (СИ) - Криптонов Василий - Страница 40

— Дома тебя держит не обходчик, а страх перед обходчиком. Предположим, самого чёрного обходчика мы сумеем без твоей помощи нейтрализовать — всего лишь предположим! Но твой-то страх от этого никуда не денется. Ты и помрёшь — будешь сидеть на месте и трястись, до тебя ни один проводник не достучится.

Николай отвернулся вновь, прижался лбом к стеклу.

— В наши дружные ряды вступить не хочешь? — я понимал, что вопрос дежурный.

И получил дежурный ответ:

— Не хочу.

— Почему?

— Зачем?

— Ну, есть мнение, что тогда обходчик от тебя отстанет. Можешь сам стать обходчиком. Хотя… — Я представил, как Николай, с его-то отвагой, будет отбивать души у пожирателей, и отмёл эту идею. — Хотя лучше проводником, конечно.

— Нет.

— Ну, объясни хоть как-то.

— Не думал, что такое нужно объяснять. Ваша работа — это больше, чем работа. Ей нужно отдавать всего себя. А я себя там не вижу. Меня не заводит эта помощь заблудшим душам. Как по мне, лучше быть первым из шакалов, чем последним из волков.

— Тебя заводит целыми днями втыкать в мониторы и бояться выйти на улицу?

— Слушай. Ну тебе что, девяносто лет? «Втыкать в мониторы»… У меня куча друзей в разных частях света. У меня интересная работа. Я, блин, за день могу, не выходя из дома, пережить больше, чем ты за месяц. Ну, ладно, окей, не ты — какой-нибудь обычный мужик… Короче. Меня всё устраивает! Кроме этой твари.

— У тебя есть дар…

— А я об этом даре не просил! — крикнул Николай.

К счастью, беседовали мы в призрачном мире, иначе бабушка с дедушкой бы заволновались. А войдя в комнату и обнаружив, что их дражайший внучек проводит ночь в компании какого-то парня, заволновались бы ещё сильнее. Страшные вещи Москва с людьми делает…

— Конечно, не просил. О дарах не просят. Но если тебе что-то такое перепало, то, наверное, в этом есть некий высший смысл. Для чего-то это было нужно. Так распорядился кто-то, кто знает больше тебя.

— Ну, это для вашего поколения, может, и нормальный ход мысли, — усмехнулся Николай. — Типа, наверху всегда кто-то есть, кто лучше знает, он умнее, надо делать, как он говорит… А я так не считаю. Иерархия ничего не значит. Это фикция. В жизни нужно определиться, чего ты хочешь, и добиваться этого. Если мечтаешь о «Бентли», а тебе судьба даёт «Роллс-ройс», значит, ты продаёшь этот «Роллс-ройс» и покупаешь «Бентли», а не убеждаешь себя, что именно этого ты и хотел. Надо управлять своей жизнью. А не ждать письма из Хогвартса.

Я заставил себя мысленно досчитать до десяти, чтобы не сорваться и не наорать на этого… На этого. Потом встал.

— Ладно, принято.

— Ты уходишь⁈

— Ну, да.

— Куда?

— В смысле, «куда»? Возвращаюсь в Хогвартс.

— А я?

— А ты, Дадли, остаёшься. Потому что на улице страшное.

— Но ты ведь мне поможешь?

— Не знаю, — честно сказал я. — Формально ситуация не в нашей юрисдикции. По-человечески, конечно, надо помочь. Как — непонятно. Будем думать. Спешить-то некуда.

— В каком смысле, некуда⁈

— Ну, ты только что мне сказал, что без бэ всю жизнь в четырёх стенах за компом проведёшь. Улица для тебя — так, опция. Перетопчешься как-нибудь, пока мы план разработаем.

Если у Николая-младшего и были какие-то возражения, то он их благоразумно проглотил. Холодно протянул руку. Я ещё холоднее её пожал и свалил.

— Нет, ну твою ж мать! — возмущался я, шагая по улице рядом с пожирателем. — Какая фифа, вы поглядите! Судьбой он своей управляет! Доуправлялся, что шагу ступить за порог не может. А туда же — сверхчеловек, мать его. «Роллс-ройс» его не устраивает. Письма из Хогвартса ему не нужны!

Я вдруг замер и, повернув голову, посмотрел в морду пожирателя.

— Блин. Я что, реально такой старый?

— Нет, — сказал пожиратель. — Тебя бесит, что кто-то думает не как ты. Это мне близко и понятно.

— Ну, блеск. Теперь я близок и понятен пожирателю. Докатился! Карьерная лестница была длинна и крута, только вела почему-то вниз.

В реальном мире лил дождь, который уже переходил в какое-то локальное наводнение. Поэтому я двигался в призрачном. Пожиратель плыл рядом со мной, благоразумно не комментируя мои эмоциональные высказывания. Я же, выпустив пар, переключился на конструктив.

— Расскажи о себе.

— Что? — удивился пожиратель.

— Ну, это первый этап в вознесении. Познакомиться, установить контакт.

— Ты уже меня возносишь?

— Пристреливаюсь. Раз уж ты один фиг рядом болтаешься, а идти ещё минут десять — чего зря время терять. Не о футболе же трындеть с тобой.

Пожиратель завис. Не на месте — нет, лететь рядом он продолжал. Но явно не знал, о чём рассказать.

— Зовут тебя как? — попытался я помочь.

— Б… Борей.

— Чем занимался, Боря?

— Не помню…

— Это как так?

— Я не помню, чем занимался. Я вообще практически не помню свою жизнь. Только… какие-то общие места. Помню, что жил в этом городе, но даже названия не знаю…

— Смоленск.

— Смоленск… Странно. Да, название кажется знакомым.

— Ещё что-то помнишь? Постарайся, напрягись.

— Когда я начинаю напрягаться, я вспоминаю что-то из твоей жизни. Ведь я был в твоей памяти. Я не уверен даже, что те крохи, которые остались в моей памяти, действительно мои, а не твои.

— Бред какой-то…

— А если бы у тебя появились чужие воспоминания, как бы ты отличил их от настоящих?

Вот тут он меня подловил. Потому что я понятия не имел, как. Память — это что-то такое, на что привыкаешь опираться. Убрать её — и что останется? Кто я? Зачем я? Почему вокруг меня вот это вот всё?

— Хорошо, — сказал я. — Давай так. Самое яркое воспоминание. А я уже отфильтрую, твоё оно или моё.

— Самое яркое — лицо женщины, — без запинки ответил пожиратель Боря. — Она смотрит на меня с улыбкой. Это зима. Я стою на коленках, пытаясь залезть под санки. Притворяюсь, что ремонтирую машину.

— Мимо, это моё. Одно из немногих воспоминаний из самого раннего детства, которые почему-то постоянно всплывают. И при этом как будто со стороны себя видишь, да?

— Да, — подтвердил пожиратель. — Я бы не обратил внимания. Но я действительно вижу себя… тебя как будто со стороны.

— Угу, такой вот странный баг, не знаю, почему. Давай дальше.

— Дальше… Совсем уже обрывки. Кирпичная стена дома.

— И что с ней?

— Что-то. Её как будто вырезали из фильма, который для меня очень много значит. Я узнал кадр, но забыл фильм. Но этот кадр переворачивает мне всё нутро.

— Ох… Н-да, тяжко. Остальные воспоминания ещё слабее?

Пожиратель виновато промолчал.

— Ладно, окей. Кирпичная стена. Это жилой дом?

— Да.

— Ты видишь окна?

— Наверное, но я их не помню. Я помню, что они должны были быть.

— Балконы?

— Были и балконы… — Уверенности в голосе пожирателя слышалось всё меньше.

— Ты жил в этом доме?

— Не знаю.

— Там жил твой друг? Враг? Твоя возлюбленная?

— Я не знаю. Я просто смотрел на эту стену и в этот момент чувствовал что-то важное. Не знаю, что. Или, быть может, это ты смотрел на стену.

Мы добрались до отеля. Я раскрыл над собой зонтик, приготовился к нырку в мокрый и противный реал.

— Ладно. Для первого раза достаточно. Давай это переварим.

— Да…

Пожиратель выглядел каким-то особенно понурым этой ночью. Мне не хотелось его бросать одного под дождём. Хотя прекрасно понимал, что дождя он даже не замечает, но всё равно. Жалко было эту нескладную образину, которой вдруг расхотелось быть нескладной образиной.

— Спокойной ночи, — сказал я.

— Я не хочу покоя…

— Ну значит, светлого вознесения.

— Спасибо. До завтра, Тимур.

— До завтра, Борис.

Пожиратель улетел. Проводив его взглядом, я переместился в человеческий мир, и на зонтик обрушился прям физически ощутимый вес. Лило уже что-то невероятное. Наверняка пришла эсэмэска о красном уровне погодной опасности, или типа того.