Десница великого мастера - Гамсахурдиа Константин Семенович - Страница 43

Большая зала была открыта. По углам мерцали светильники. У самого порога сидела служанка Хатута. Чулок со спицами лежал у нее на коленях. Арсакидзе поздоровался, но ответа не последовало. Он заглянул служанке в лицо — она крепко спала.

Войдя в залу, юноша кашлянул. Никто не отозвался.

Рогатые оленьи головы, трехзвенные панцири, стрелы и луки висели по стенам. Осторожно прошел он мимо закрытых сундуков. Задняя дверь была чуть приоткрыта. Он остановился у самого порога и осторожно заглянул в малую залу.

Семь хевисбери сидели вокруг стола, на котором лежали груды пховских япухов. Арсакидзе узнал всех пховцев: Мурочи Калундаури, Мамука Баланчаури, Мартия Багатаури, Зезваи Мисураули, Бердия Бебу-раули, Ушиша Гудушаури и Шиола Апханаури.

Во главе стола сидела Гурандухт.

Косматые хевисбери сидели в железных шлемах. Пламя светильников отражалось в их черных латах. Опустив головы, слушали они Шорену.

— Я женщина, но я буду мстить царю за отца. Без меня не начинайте восстания. Я приеду в Кветари в день святого Георгия из Цкароствали. Надену на себя латы и шлем отца, опояшусь его мечом, сяду на его ратного коня и поведу войско с синим знаменем вперед. И тогда мы увидим, на что способны пховские рыцари и женщины. Наше счастье, что Георгий не разрушил в Кветари главной крепости. Вы должны как можно скорее построить боевые башни. Ошибка моего отца была в том, что Он допустил в Пхови войско Звиада, пригласил царя в замок и не ослепил его до прихода Звиада Мы не должны повторять этой ошибки. Войско Звиада мы встретим в Гудамакари.

Встал старейший Мурочи Калундаури:

— В тот раз нам изменили Мамамзе и Тохаисдзе. Они должны были разбить войско Звиада в Гудамакари.

Услышанное взволновало Арсакидзе. Он понял, в какое опасное для нее и для родины дело втягивали Шорену эти фанатики. Он смело открыл дверь и вошел в залу. Хевисбери повскакали с мест. Арсакидзе почувствовал запах овчины, смешанный с запахом масла. Мурочи Калундаури ласково приветствовал Арсакидзе. Константин приложился к его правому плечу. Расспрашивали Арсакидзе о здоровье, не женился ли он, чем занимается в Мцхете. Гурандухт смутилась, но встретила гостя приветливо. По ее приказанию прислужница подала свежие япу-хи и пховские хинкали. Потом хозяйка встала и вышла в большую залу. Арсакидзе слышал, как она бранила служанку Хатуту:

— Для чего же тебя посадили у порога, если ты не сумела сообщить нам вовремя о приходе гостя? Разговор с хевисбери пробудил в Арсакидзе воспоминания о Пхови, о счастливых вечерах, проведенных в замке Колонкелидзе.

Шорена подсела к юноше.

— О твоей болезни мы узнали только вчера, Ута. Вардисахар уверяла нас, что католикос послал тебя в Кларджети. Вчера я хотела зайти к тебе, но неожиданно к нам приехали гости.

К Арсакидзе придвинулся Мартия Багатаури.

— Твою мать я видел на прошлой неделе на храмовом празднике. Она привела жертвенную убоину цвер-скому ангелу и отслужила панихиду по твоему отцу. Просила передать тебе поклон и поцелуй. День и ночь она молится за тебя ангелу очага, каротскому воину Копале и ципальскому вождю воинства. Мать умоляет тебя отпроситься у этого безбожного царя Георгия и проведать ее хотя бы ненадолго.

После ужина три служанки со светильниками проводили хевисбери спать. Мурочи Калундаури не хотел так рано уходить: все равно ломота в старых костях не даст ему уснуть. Он подсел к Гурандухт, и они стали шептаться.

Шорена болтала с Арсакидзе. То и дело повторяла его лазское имя, ласкалась к нему. Когда узнала причину болезни, стала упрекать его:

— Какой же ты мужчина, Ута, если надорвался от тяжести, которую могут поднять четверо мужчин? А я-то думала, что ты лев и что один можешь померяться силами с целым войском врагов.

Совсем близко наклоняла она свое лицо к лицу юноши. Арсакидзе волновало ее сладостное дыхание, обвевавшее его щеки.

Скоро Гурандухт и две служанки увели из малой залы хевисбери Калундаури. Шорена положила руки на плечи Арсакидзе и приникла совсем близко к его уху.

— А знаешь, Ута, Вардисахар собирается ехать в Пхови на праздник святого Георгия. Она берет с собой и нашу служанку Пиримзису. Хотят убежать ночью, — сказала Шорена и испытующе взглянула на Арсакидзе.

XXXV

Царица Мариам готовилась к отъезду в Византией. В день сошествия святого духа она поехала в Абхазию. Обручение Гиршела с Шореной состоялось за неделю до этого, но Гурандухт свадьбу почему-то откладывала, ссылаясь на то, что она ждет приданое Шорены из Кве-тари и приезда своего брата — эристава Дачи. Георгий уже видел приданое Шорены, но полагал, что это не все и что в Пхови спрятаны еще немалые бо гатства. Царь не особенно жалел о том, что свадьбу Гиршела отложили до конца осени.

Ему не хотелось, чтобы эта свадьба состоялась до отъезда царицы Мариам в Константинополь. В его сердце все еще теплилась надежда, хотя казалось, что все уже потеряно.

Осень была не за горами. А потом? Потом пропасть, о которой он даже боялся думать. Он стал тосковать, чаще курить опиум, пить больше вина, развлекаться охотой и пирами. Он начал мечтать о войне— войне с сарацинами или с греками, чтобы погибнуть обоим: ему вместе с Гиршелом. Так топит Арагва во время половодья двух буйволов, впряженных в одно ярмо.

Георгий тщательно следил за Гиршелом, особенно по вечерам. Он должен был знать, как и где проводит время его двоюродный брат. Утешало его только то, что Шорена была равнодушна к своему жениху. К Георгию она относилась более внимательно. Вот почему царь так часто назначал приемы, пиры и охоту. Да и Гурандухт не оставляла обрученных наедине, и это тоже утешало влюбленного царя.

В начале июля Гиршела вызвали в Квелисцихе по делам эриставства. Но не прошло и двух недель, как он вернулся в Мцхету.

И как раз в тот вечер, когда владетель Квелисцихе снова пожаловал к царю, Звиад-спасалар без вызова явился во дворец.

Георгий сидел один в большой палате, когда услышал тяжелые шаги Звиада. Вместе со Звиадом вошел мсахуртухуцеси, начальник дворцовых слуг. Царь предложил им сесть. Взволнованный Звиад доложил царю:

— Лазутчики сообщили неприятные новости из Пхови. Хевисбери восстанавливают боевые башни. Колонкелидзе ведет себя так, как будто он не только ослеп, но и оглох. Он поссорился с изменившим ему зриставом Мамамзе, и если даже пховцы снова восстанут, Мамамзе и Тохаисдзе не поддержат эристава. От Колонкелидзе отступились дидойцы, дзурдзуки и галгайцы. Летом они напали на него и угнали скот.

Еще одна новость. В конце осени дочь Мамамзе, Ката, выходит замуж за начальника крепости Тохаисдзе.

Георгий хорошо знал Талагву Колонкелидзе: его жена и дочь — заложницы царя, но он не отступит ни перед чем ради кровной мести.

Когда Звиад закончил доклад, царь пристально посмотрел на него и спросил:

— А дальше?

— А дальше, если на то будет твое соизволение, я полагаю, что мы должны немедленно послать в Пхови войска, захватить Колонкелидзе и отрубить ему голову, пока он не успел помириться с Мамамзе и дидойцами. Не так ли?

Царь молча поник головой.

Звиад принял это за знак согласия и продолжал еще настойчивее:

— Вожаков восстания нужно сейчас же схватить и обезглавить! Не так ли, царь-батоно? Мурочи Калундаури, Мамука Баланчаури, Мартия Багатаури, Зезваи Ми-сураули, Бердия Бебураули, Ушиша Гудушаури и Ши-ола Апханаури!…

Пока спасалар перечислял хевисбери, Георгий сидел, не поднимая головы, и молчал. Тогда Звиад понял, что молчание царя еще не означает его согласия. Георгия поразило и возмутило это известие.

«Война?…» Он стал бы воевать, но не с внутренними, а с внешними врагами. Внутренних войн царь не хотел.

Кроме того, он знал, что Шорена — смелая и своенравная девушка, и, если пойдут войной на ее слепого отца, неизвестно еще, на что она может решиться. Свадьба Гиршела тогда, конечно, не состоится, и Шорену придется снова заточить в Гартискарскую крепость. Бдительность Звиада всегда казалась царю преувеличенной. И доносы лазутчиков не всегда оправдывались. Георгий поднял голову. Он удалил спасалара, сказав, что завтра даст ему ответ. Про себя же он решил: поехать самому в Пхови без войска, без свиты, в качестве простого охотника. Решил сам все посмотреть и проверить, чтобы зря не проливать невинной крови.